Писатель-фантаст: сегодняшняя политика антиутопична
Антиутопичной и «ухронической» назвал нынешнюю политику итальянский писатель-фантаст Роберто Квалья 5 ноября на заседании международного клуба «София» в Москве, сообщает корреспондент ИА Красная Весна.
Отвечая на вопрос журналиста о том, есть ли у современной научной фантастики шанс вернуть себе способность предвидеть будущее, после того как человечество, по выражению философа Жана Бодрийяра, «покинула благодать трансцендентности», писатель высказал мнение, что проблема образа будущего еще сложнее и начинается с описания настоящего.
«Научная фантастика не может верно описать настоящее, поскольку мы живем в очень странное время — мы живем, по существу, одновременно в обществе Оруэлла и Хаксли, и можно сказать, что мы живем в мире Филипа Дика (современный американский писатель-фантаст — прим. ИА Красная Весна). Разнообразные слои мифов и мистификаций не позволяют нам понять, что происходит вокруг на самом деле. Именно это мы можем наблюдать и в политике. Сегодня можно говорить об антиутопичной политике, я называю ее ухронической (термин французского философа XIX века Шарля Ренувье — прим. ИА Красная Весна) — политика мира, которого не существует», — отметил писатель.
По словам Квальи, научные фантасты тоже живут в несуществующем, вымышленном мире, так как большинство из них не понимают действительность. «Они не экстраполируют в будущее существующий современный мир, который они не понимают. Вместо этого они экстраполируют в будущее вымышленный современный мир, сами этого не осознавая. Поэтому каждый описанный ими сценарий изначально содержит ошибку».
Писатель считает это интеллектуальным кризисом научной фантастики: «Они живут в некотором догматическом сне. Поэтому их видение будущего — параллельная вселенная, которой никогда не суждено сбыться. Это главная проблема научной фантастики сегодня, и это, по моему мнению, ужасно». Квалья считает, что научная фантастика свелась к фэнтэзи — изначально куда более узкому жанру, — а немногие содержательные произведения не могут дойти до широкой публики по коньюнктурным причинам.
Напомним, что участники проходящего 5 ноября в Москве клуба «София» — интеллектуалы, представляющие европейские и российские левые движения — обсуждают сложившуюся политическую ситуацию в России и Европе, а также вызванные капитализмом экономические, социальные и экзистенциальные проблемы в поисках новой левой альтернативы.
На специфическую погруженность нашей действительности в правду, а, вернее, в ложь текущего момента при полном отсутствии адекватного образа будущего обращали внимание многие мыслители наших дней. Боязнь будущего и даже директивный запрет на предвидение ныне царят во всех сферах жизни, где стратегическая новизна раньше играла ключевую роль.
Быть может, ярче всех эту тоску по будущему выразил известный современный философ Жан Бодрийяр. Несмотря на свой постмодернистский имидж, этот французский интеллектуал вполне искренне сетовал на то, что современный Запад оставила «благодать трансцендентности». Другими словами, западное общество больше не может, по мнению философа, представить себе никакой принципиально иной действительности, кроме ныне существующего мира или его фэнтезийных суррогатов. Тревогу Бодрийяра разделяют многие мыслители и публицисты левой ориентации, озабоченные поиском альтернатив существующему миропорядку.
В основе их тревоги лежит боязнь упустить из вида будущее, а вслед за ним и реальность как таковую. Так, диктатура момента в искусстве сводит на нет возможность «заглянуть за горизонт», без которой нельзя себе представить зрелое историческое сознание. Чтобы развитие человечества не прерывалось, производство стратегической новизны должно опережать производство вещей, а искусство — быть способным к расчистке «путей бытию». «Наука — о том, что есть, а искусство — о том, что будет», — так формулировал Аристотель различие между понятийным и образным освоением реальности. Маркс бы добавил к этому, что ученые призваны объяснять реальность, в то время как задача художников — предуготовлять ее изменение, перекидывая мостик от того, что есть, к тому, что будет. Конечно, это разделение условно, да и саму науку нельзя себе представить без эвристической интуиции, как и творчество — без вдохновения. В этой связи симптоматично, что устремленности в будущее пытаются лишить и науку, сузив ее цели и задачи до сугубо прикладных и прагматических.
Наиболее рельефно эта боязнь будущего видна на примере научной фантастики, которая почти сто лет шла в авангарде художественного предвидения, но в какой-то момент отказалась от своей прогрессивной миссии. Если фантасты прошлого разворачивали перед глазами читателя иначе устроенный и качественно преобразованный мир, то нынешние их последователи предлагают на суд публики в лучшем случае улучшенные и дополненные копии наличной действительности, к тому же превратно понятой изначально.
Те же из писателей жанра, кто по старинке пытается дать волю своей фантазии, конструируют абстрактные миры, которым «никогда не суждено сбыться». Чего стоят всевозможные «альтернативные Вселенные» и «параллельные миры», увлекательную экскурсию по которым сейчас могут провести в любом кинотеатре. Тот, кто не хочет жить по принципу «Carpe diem», в надежде покупает билет, но, вопреки своим ожиданиям, не попадает в будущее, а зависает в безвременье — том самом «ухроническом» мире, о котором говорит Роберто Квалья.
Подобные тенденции вызывают тем большую тревогу, что мы все чаще сталкиваемся с насильственной виртуализацией, равно как и с запретом на мечту о чем-то большем. Стратегическая установка на сиюминутность, с одной стороны, и виртуализацию, с другой, не столько бытует сама по себе, сколько навязывается в директивном порядке. Чего стоят одни только попытки создать некий псевдонаучный жаргон, подозрительно похожий на оруэлловский «новояз». На таком «новоязе», по замыслу создателей, можно лишь констатировать данность, но нельзя адресоваться ни к прошлому, ни к будущему.
Подобными лингвистическими экспериментами занимались многие философы, начиная от Людвига Витгенштейна и заканчивая членами Венского кружка, в частности, Рудольфом Карнапом. Несмотря на то, что такой язык, к счастью, не прижился ни в научной среде, ни за ее пределами, война за образ будущего по-прежнему в самом разгаре. Поэтому реальность, понятая как единство прошлого, настоящего и будущего, сегодня нуждается в защите прогрессивных художников и мыслителей как никогда. В противном случае она будет окончательно сметена своим «ухроническим» или, как говорил всё тот же Жан Бодрийяр, «гиперреальным» суррогатом.
