Политик-либерал вздыхает о возвращении блудной России на «нормальный» путь
С возвращением России на «нормальный исторический путь» увязал годовщину начала Первой мировой войны политик Сергей Станкевич 1 августа в эфире радиостанции «Вести.fm».
Гость студии напомнил слушателям, что 1 августа в России отмечается День памяти жертв Первой мировой войны. Станкевич посетовал, что эта памятная дата проходит незамеченной для большинства наших соотечественников. Именно с ней, считает политик, связано восстановление «нормального хода российской истории» и «естественной исторической памяти». Когда и куда именно наша страна уклонилась со столбовой дороги истории, политик не уточнил.
Отметим, что День памяти жертв Первой мировой войны приходится на 1 августа и отмечается в России начиная с 2013 года. Именно в этот день в 1914 году Германия объявила войну России. За четыре дня до этого, 28 июля 1914 года, то же самое сделала Австро-Венгрия в отношении Сербии. Поводом для объявления войны послужило убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда сербским националистом Гаврилой Принципом ровно за месяц до этого.
1 августа 2018 года прошли мероприятия с участием представителей власти, приуроченные специально к этой годовщине. Так, председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин и министр культуры РФ, председатель Российского военно-исторического общества (РВИО) Владимир Мединский публично возложили венки к обелиску «Павшим в Мировой войне 1914–1918 годов» в мемориально-парковом комплексе у метро «Сокол».
Отметим также, что западническая традиция, согласно которой Россия невовремя свернула со всемирно-исторического пути, берет начало с П. Я. Чаадаева. В «Философических письмах» (1828–1830) он сокрушался, что русская история, в отличие от европейской, «ни с чем не связана, ничего не объясняет, ничего не доказывает». Раннему Чаадаеву приписывают и более радикальное утверждение: «У России нет истории, есть одна география».
В своих поздних произведениях философ переосмыслил свою позицию и обратил историческую «девственность» России ей на пользу. Так, в «Апологии сумасшедшего» (1837) он причислил русских к тем «юным народам», что «еще отыскивают роль, которую они призваны исполнить на мировой сцене». Однако большинство западников наследуют исключительно раннему Чаадаеву, акцентируясь на утверждении, будто бы русская история несамодостаточна.
Станкевич, когда он говорит о восстановлении «нормального хода российской истории», наверняка имеет в виду 70 лет советского «безвременья», хотя и не заявляет об этом прямо. В этом не дают усомниться ни его антисоветские убеждения, ни близость к пресловутой ельцинской «семье» с конца 1980-х гг.
Нетрудно также догадаться, что Россия, по мнению политика, свернула «не туда» именно по итогам Первой мировой войны, отказавшись сражаться в этой абсурдной бойне «до победного конца». Это станет ясно каждому, кто ознакомится со взглядами Станкевича на судьбы Российской империи. В частности, он неоднократно расписывался в своих симпатиях П. Н. Милюкову и другим конституционным демократам — главным милитаристам времен Февральской революции.
Нищета такой позиции состоит в том, что Первая мировая война не возвещала никакой исторической новизны, и даже победа в ней не сулила сущностных прерогатив триумфатору. Напротив, тот кровавый абсурд предвещал конец всей западной, а не одной только русской истории. И лишь большевики смогли отыскать образ того «светлого будущего», к которому 100 лет назад устремилась обновленная Россия под красным флагом.
