Он умирал, сжимая компас верный…
5 марта 1914 года, на восемнадцатый день похода к Северному полюсу, среди льдов возле острова Рудольфа скончался русский гидрограф, полярный исследователь, старший лейтенант Георгий Яковлевич Седов.
В советскую эпоху его имя входило в число наиболее почитаемых русских моряков и исследователей. Однако сегодня порою приходится слышать и сомнения в значении похода Седова, и упреки в «канонизации по классовому признаку», и обвинения в «авантюризме» и «дилетантстве».
Так в чем же на самом деле заключается главная заслуга этого человека? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте посмотрим, что было в «полярном активе» Российской Империи в первом десятилетии прошлого века.
На самом деле, старт был очень удачным и многообещающим — ведь 19 февраля 1899 года российский флаг был поднят на первом в мире ледоколе арктического класса «Ермак». Разработкой технических требований к этому проекту руководил легендарный адмирал С. О. Макаров, который считается отцом самой идеи достижения полюса на корабле, не вмерзающем во льды, как «Фрам» Нансена, а взламывающем их.
Первое, по сути, испытательное плавание летом того же года выявило ряд проблем с прочностью корпуса, которые, однако, были вполне решаемы. И уже летом следующего, 1900 года, с боем преодолев сопротивление чиновников, которые возникшие проблемы восприняли как свидетельство несостоятельности проекта в целом, Макаров лично возглавил арктическую экспедицию. Маршрут был проложен в обход Новой Земли до устья Енисея. Однако и на этот раз «Ермаку» не повезло — он оказался затертым мощными льдами и был вынужден лечь в дрейф, который продолжался почти месяц. Понимая, что время упущено, Макаров меняет планы и ограничивается исследованием Земли Франца-Иосифа. Безусловно, даже такой результат был выдающимся. Но после возвращения ледокола министерство финансов своим распоряжением предписало: «1) ограничить деятельность ледокола „Ермак“ проводкой судов Балтийского моря и 2) передать ледокол в ведение Комитета по портовым делам с освобождением вице-адмирала Макарова от лежащих на нем обязанностей по отношению к опытным плаваниям во льдах…».
Вполне вероятно, что энергичный адмирал добился бы продолжения работ. Но началась Русско-Японская война, с которой ему вернуться было уже не суждено — командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал С. О. Макаров погиб вместе с флагманским броненосцем «Петропавловск», который 31 марта 1904 года близ Порт-Артура подорвался на японской мине.
Другим знаковым мероприятием того времени, безусловно, стала снаряженная Императорской Академией наук Русская полярная экспедиция 1900–1902 годов под руководством геолога и полярного исследователя Э. В. Толля. Следует отметить, что точно так же, как постройка «Ермака» не состоялась бы, не заинтересуйся этим проектом Д. И. Менделеев и С. Ю. Витте, экспедиция Толля своим осуществлением практически исключительно обязана покровительству великого князя Константина Константиновича, который в то время занимал пост президента Императорской Академии наук. Именно благодаря ему Толль получил щедрое финансирование, даже намного большее, чем ожидал, именно под его личным вымпелом и с его высочайшего дозволения шхуна «Заря» вышла в Арктику.
Толль спешил. И причина была вполне понятна. К началу XX века в Арктике практически каждый год работали иностранные экспедиции, прежде всего — американские. Большое внимание уделяла полярным исследованиям и Норвегия. А ведь в ту эпоху еще считалось, что в Арктике может находиться множество неизвестных земель! Таким образом, отставание России грозило обернуться тем, что у ее северных берегов появятся территории, принадлежащие другим странам. «Я уверен, что если мы не возьмемся за это дело, то не пройдет и двух-трех лет, как отнято будет у нас последнее поле действий на севере от сибирского берега до Земли Санникова», — говорил Толль в одном из своих выступлений, убеждая академиков в необходимости широких исследований Ледовитого океана. Но была и еще одна причина, о которой старались не говорить широко. В 1879-81 гг. в ходе трагически завершившейся экспедиции на «Жанетте» американский исследователь Дж. Делонг обнаружил на острове Беннета свидетельства существования залежей бурого угля. И было весьма вероятно, что угольные пласты могут затрагивать весь архипелаг Новосибирских островов, а возможно, и континентальный берег. Это обстоятельство в эпоху парового флота было весьма критичным — тот, кто ставил под контроль разработку этих месторождений, получал, по сути, карт-бланш на освоение Северного Морского пути.
Однако эта экспедиция для Толля оказалась последней. Он пропал без вести во время санно-шлюпочного похода на тот самый остров Беннета, вернее — уже в ходе возвращения.
Таким образом, империя лишилась обоих энтузиастов полярной экспансии, наиболее энергичных и активных. В последующие годы в Арктике работали экспедиции Пири, Кука, Циглера, Амундсена, Брюса, других исследователей. Но вплоть до 1910 года, когда неутешительные итоги Русско-Японской войны и понимание того, что новая и гораздо более крупная война уже не за горами, заставили снова обратить внимание на Северный Морской путь и организовать Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач», сколько-нибудь масштабных русских проектов в Арктике не осуществлялось.
Что уж говорить о другом полюсе? В массовом сознании со словом «Антарктида» ассоциируются, прежде всего, имена Руаля Амундсена и Роберта Скотта. Однако интересующийся темой человек знает, что рубеж 19-го и 20-го столетий вошел в историю под названием «Героический век антарктических исследований». Исследованиями Антарктики занималась Бельгия, Великобритания, Германия, Швеция, Франция и даже такие страны, как Япония и Австралия! Вот только после открытия Антарктиды русскими мореплавателями Ф. Беллинсгаузеном и М. Лазаревым Россия на шестом континенте уже практически не появлялась.
Конечно, такие походы — дело очень затратное. Но следует вспомнить, что весь XIX век и вплоть до Цусимы русский флот присутствовал в океанах достаточно серьезно, более того — если учитывать технический уровень эпохи, то схожего уровня присутствия, пожалуй, удалось снова достичь только с появлением атомных подводных лодок. Почему же мы оказались в стороне от антарктической игры? И почему достижениями в Арктике в тот период мы обязаны не только энтузиазму таких подвижников, как Макаров и Толль, но и их поразительной способности убеждать и преодолевать сопротивление государственной машины?
Увы, ответ напрашивается. Этой самой «машине», российской бюрократии и элите к тому времени уже не было дела до каких-то там «кусков льда». Северный Морской путь, как я уже сказал, еще интересовал военных — хотя даже самые яркие и патриотически настроенные из них в ту эпоху даже и мечтать не могли о таком размахе исследований, который был достигнут в советские годы. Гидрографические походы вдоль побережий тоже еще можно было обосновать практической навигацией. Но стремиться куда-то в совсем высокие широты, к полюсам — зачем?
Показателен в этой связи ответ Седову в одном из печатных изданий: «Как Америку, Северный полюс можно открыть только один раз. Так что непонятно, о чем хлопочет Седов, поскольку Пири уже был на полюсе…». Ситуация очень напоминает современное положение дел, сложившееся в космонавтике. Интерес к практическим приложениям, к развертыванию околоземной группировки имеется. Но как только заходит вопрос о полете к Луне, к Марсу, то даже от вполне серьезных работников отрасли порой приходится слышать: «А что там делать? Да и были уже американцы на этой Луне, а ископаемых и у нас в Сибири достаточно!»
Можно много говорить о том, что поход Седова был «самоубийственной авантюрой». Позвольте — а как он мог ею не быть? Тот же самый Роберт Пири, который официально считается первым человеком, ступившим на Северный полюс, достиг заветной цели только с третьей (!) попытки. При этом сама экспедиция 1908-09 года, которая и принесла ему славу первооткрывателя, была уже шестой по счету и, по словам самого исследователя, «завершала его 23-летнюю борьбу за покорение Северного полюса». Была ли у Седова такая возможность? А у кого-нибудь другого из русских полярных исследователей? Вопрос, к сожалению, больше риторический.
Сегодня приходится встречать упоминания, что якобы личность Георгия Седова была «незаслуженно» канонизирована в СССР, поскольку «вряд ли можно считать заслугой пройденные 200 километров из необходимых 2000». Так вот — основная заслуга его, конечно, совсем не в этом. А в том, что он, пожалуй, первым после гибели адмирала Макарова снова заявил о стремлении именно к полюсу, к удаленным от побережья районам. И уже без всякого «пожалуй», первым в России предпринял практическую попытку его достижения. Если принимать во внимание это обстоятельство, то его поход был ничуть не большей «авантюрой», чем полет Соломона Андре, Нильса Стриндберга и Кнута Френкеля. Которые в 1897 году первыми подняли в небо Арктики воздушный шар, намереваясь достичь на нем Северного полюса, и также не вернулись из этого полета. Но, несмотря на явную неосуществимость такого проекта и гибель его участников, шведы до сих пор почитают своих полярных героев.
В поход к полюсу Седов вышел уже тяжело больным. Мог ли бы он отказаться? Изменить планы? Сказать себе — «в следующий раз»? Увы — нет. И о причинах этого в своих воспоминаниях пишет его соратник по той трагической экспедиции, русский и советский ученый, гидрограф и океанолог В. Ю. Визе.
«Седов совершенно отчетливо осознавал, что возвращение его в Россию без серьезной попытки достигнуть полюса будет для него равносильно нравственной смерти. Возврата на Родину нет — там ждут его враги, которые закроют перед ним все двери и навсегда положат конец всем мечтам о большой работе исследователя, моряка, а этой работе Седов посвятил всю свою жизнь.
Возвращение в Россию — это для Седова значило превратиться из храброго и честного моряка в посмешище для «белой кости». Поэтому другого выхода, как идти к полюсу, даже если это равносильно самоубийству, Седов не видел. Сломать эту волю, выбравшую между смертью и позором первую, было нельзя».
Что, собственно, и подтвердилось. Вернувшиеся на родину участники были встречены без какого-либо внимания, зачастую подчеркнуто холодно и неприветливо. Морское министерство отказало престарелому отцу Г.Я Седова в его просьбе о хоть какой-то помощи. Научные результаты похода более-менее серьезной обработки дождались уже только в 1920-е годы — те, которые сохранились. А израненный полярными льдами и ветрами «Святой Фока» так и простоял у дальнего архангельского причала в устье Северной Двины, пока мародеры и весенние ледоходы не довершили его разрушение.
Личность Седова, как и многих других исследователей — столь же яркая, сколь и противоречивая. Потому споры и о нем, и о его походе будут продолжаться еще долго. Но бесспорным остается одно — его судьба стала той самой путеводной звездой, которая уже в последующие годы вдохновила не одно поколение уже советских исследователей и моряков. В том числе и через свое воплощение в литературном герое Великого Романа Великой Страны — Иване Львовиче Татаринове, одним из четырех прототипов которого стал Георгий Яковлевич.
P. S. 17 августа 1977 года атомный ледокол «Арктика» стал первым в истории надводным судном, которому удалось достичь Северного полюса. Тем самым была осуществлена мечта С. О. Макарова. Но в том же походе осуществилась и другая мечта — древко государственного флага СССР, который установили на льду советские полярники, было скреплено с фрагментом древка флага, который нес к Полюсу Георгий Яковлевич Седов.
