Какое будущее готовят миру создатели криптовалют?
В статье М. Костенчука в № 451 газеты был рассмотрен подробно вопрос о том, что криптовалюта является не только средством расчета, но и своего рода идеей ― идеей свободы и «новой демократии» в экономике. Где находятся корни этой идеологии? В отчете Федеральной резервной системы США говорится: «Интерес к биткоинам во многом вызван идеями Фридриха Хайека (Ф. Хайек, 1976, „Частные деньги“) о том, что деньги должны перестать быть государственной монополией, а их производство должно быть оставлено на усмотрение конкурентоспособного частного сектора».
Напомним, что Хайек являлся членом общества «Мон Пелерин», созданного в 1947 году при либертарианском центре Фонд экономического образования (Foundation for Economic Education — FEE). В общество, помимо него, входили такие гуру либертарианства и антикоммунизма, как Карл Поппер, Людвиг фон Мизес и другие. Организация стала мощным идеологическим центром, развернувшим пропаганду экономической политики свободного рынка («конек» Хайека) и политических ценностей «открытого общества» («конек» Поппера).
Главным «злом», которому FEE объявил беспощадную войну, стал коллективизм. По Хайеку и Попперу, именно коллективизм является важнейшим признаком тоталитаризма. Подробнее эту и связанные с ней организации рассмотрела эксперт «Экспериментального творческого центра» (Центр Кургиняна) Анна Кудинова в цикле статей «Поппер и другие» (в номерах газеты 123–124, 128,131–135, 149, 150, 152, 155).
Итак, на основе каких идей лауреата Нобелевской премии и члена антисоветского общества «Мон Пелерин» фон Хайека строят свою идеологию сторонники внедрения криптовалют?
Прежде всего, нужно уточнить, что, хотя сам Хайек в «Частных деньгах» говорит о своей работе как о чем-то «новом», идею ограничения государственной роли в экономике он последовательно отстаивал в течение десятилетий. Так, в статье «Резервная валюта с товарным обеспечением», вышедшей еще в 1943 году в Economic Journal, Хайек выдвигает мысль о том, что стоит привязать эмитируемые государством деньги к некоторому набору из 20 товаров самого широкого спроса (например, зерну или нефти). Таким образом, тон в экономике задавало бы не государство, а крупные производители. Однако тогда Хайек выдвигал это предложение лишь с мотивировкой удержания в узде инфляции.
В «Частных деньгах» Хайек уже менее осторожен и гораздо более откровенен. Мы находим там всё те же мысли, которые позже заявлял и Джон Макафи.
Хайек справедливо утверждает, что предоставление государству исключительного права на эмиссию — явление историческое, оно сложилось по мере развития государственного суверенитета, на заре Нового времени, тогда как раньше чеканка денег была доступна и частным организациям:
«На заре Нового времени Жан Боден разработал концепцию суверенитета, он рассматривал право на чеканку монет как один из самых важных и существенных ее элементов».
Затем государство понемногу монополизировало это право, и монархи стали чеканить все больше денег для собственных нужд, постепенно снижая в них содержание ценных металлов. В итоге к XX столетию мир привык, что государство может и должно быть единственным эмитентом, а деньги постоянно и неуклонно обесцениваются.
Народ же был вынужден постоянно оплачивать из своего кармана нерасторопность властей, ввергающих общество во всё новые кризисы, которые оно из раза в раз заваливало ничем не обеспеченными бумажками. Несомненно, эта ситуация существует и сегодня.
Для разрешения этой проблемы Хайек выдвигает инициативу передать право эмиссии с государственного уровня на частный. Но если, как он сам говорит, государственная монополия на деньги является ключевым элементом суверенитета, то что на практике означает ее отмена? Утрату суверенитета, разве не так?
Вместо одной государственной валюты (рубля, например, или доллара) в стране должны ходить валюты, выпускаемые коммерческими банками, а валютный рынок должен регулироваться не властями, а принципами «свободной торговли».
Граждане и бизнес должны будут прийти к использованию тех или иных частных валют методом «невидимой руки рынка» (читай — методом «научного тыка»).
«При плавающих обменных курсах деньги худшего качества будут цениться ниже, и люди будут стараться избавиться от них как можно быстрее, в особенности если существует угроза дальнейшего падения их ценности», — пишет фон Хайек.
А как быть с теми, кто понадеялся на валюту частного банка, который в итоге прогорел? А никак — «не вписались в рынок». Хайек эту проблему обходит стороной, его интересуют лишь представители бизнеса, которые будут владеть всей сложной и ключевой информацией (читать ежедневные бюллетени с колебаниями всех курсов всех валют, сверяться с активами банков — смогут ли они погасить свои банкноты, если их начнут разменивать на другие и т. п.).
«Процесс отбора, — заявляет далее Хайек, — будет продолжаться до тех пор, пока люди не придут к наилучшему виду денег среди выпускаемых разными агентами».
Стоп. То есть в предлагаемой учителем либертарианцев и адептов «церкви биткоина» Хайеком схеме сначала государство десуверенизируется путем отказа от единой валюты и допуска на рынок любых частных валют любых банков. Затем происходит стихийный процесс отбора лучшей валюты с многочисленными разорениями людей, банков, предприятий, пока в итоге этого процесса все не придут «к наилучшему виду денег среди выпускаемых разными агентами».
То есть ситуация с большим числом разных видов денег не продлится долго, и в итоге люди должны предпочесть один из видов, который (внимание!) будет обслуживать всю экономическую систему страны. То есть победивший в конкурентной борьбе банк заменит собой государство, взяв на себя функцию единственного эмитента!
Но пойдем дальше. Частный банк может быть с иностранным участием? Может, конечно. А может ли частным банком владеть государственный банк (или иной орган) страны-врага? Конечно, может! А в условиях невмешательства государства, декларируемого Хайеком, — и подавно! Не говоря о том, что частным банком управляют люди, которым можно пригрозить, их можно подкупить, завербовать и т. д.
Очевидно, что такая система создает громадный риск, что рано или поздно в силу работы «невидимых рук рынка» произойдет централизация банковской сферы, нити которой будут сходиться в руках частных транснациональных финансовых групп. Кроме того, если подобная система возникает, то не в «чистом поле», а в экономике, где уже действуют участники с разными стартовыми условиями, и мелким банкам придется конкурировать с международными гигантами. А по факту эти международные гиганты будут брать под свой контроль экономики чужих стран.
Думаем, читатели уже догадались о следующем звене этой цепи: экономическая десуверенизация стран предшествует неизбежному включению в глобальное государство.
Теперь вернемся к биткоину, удерживая в памяти предлагаемую Хайеком схему, и станет очевидно, что речь идет о том же самом — о вытеснении государства из экономики и концентрации всех денежных потоков в частных руках.
Ведь по сути не меняется ничего: те же акторы с разными начальными возможностями, то же использование человеческого незнания, та же рыночная стихия. Согласитесь, странно ожидать, что все без исключения люди начнут ежедневно следить за колебаниями курсов всех видов валют, — да и сам Хайек этого не ожидает: в других своих работах он много внимания уделяет вопросу слабой информированности участников рынка как ключевого фактора принятия неверных решений.
Последователи Хайека могут возразить, что нет никакой разницы, кто направляет экономику государства — крупный частный актор или оторванные от народа ЦБ с минфином. Однако так может быть лишь до той поры, пока этот актор не является, например, прямым филиалом крупного банка страны-противника, например, США. И тогда все разговоры о суверенитете как государственной идеологии, и без того вызывающие легкое недоумение, станут попросту комичны.
Нельзя не отметить, что недавно Китай на государственном уровне запретил использование криптовалют для расчетов. И хотя, по оценкам некоторых экспертов, делается это лишь с целью продвижения своего «цифрового юаня», сути дела это не меняет, — Китай ценит свой суверенитет, и, судя по всему, угрозу осознает.
Таким образом, либертарианцы, продвигающие идею криптовалюты как средства обретения свободы от диктата государства, играют на руку построению еще более централизованной, но в то же время менее прозрачной финансовой системы, которой владеет частный капитал. Одновременно с этим такая финансовая система будет освобождена от всех правовых ограничений, которые неизбежно несет на себе государство.
Сам Хайек вообще не полагает свою работу сугубо экономической, утверждая в предисловии к ее второму изданию, что «главная задача экономиста-теоретика или политического философа — влиять на общественное мнение таким образом, чтобы сделать политически возможным то, что сегодня кажется политически невозможным». Проще говоря, речь идет не о серьезной экономической аналитике, а всего лишь о политическом манифесте, автора которого не интересует ни реальная экономика, ни реальная политика как «искусство возможного». Его задача как экономиста-теоретика и политического философа — увидеть в будущем невозможное, которое он хотел бы сделать возможным.
Таким образом, Хайек в теории оформил некий проект будущего, тогда, в 70-е годы, действительно бывший невозможным. Зато сегодня у его последователей появился реальный шанс, чтобы воплотить его в жизнь. Но здесь важно не поддаваться иллюзиям о том, что явление криптовалют ― нечто чужеродное существующему миропорядку. Напротив, криптовалюта является органическим продолжением цифровизации и глобализации как экономики, так и всей жизни. Цифра меняет существующие формы отношений общества и государства, она по природе глобальна и «не знает» национальных границ.
И хотя сейчас на Западе всё чаще говорят о том, что государства неизбежно начнут контролировать криптовалюты (хотя и при наличии таких прецедентов как, например, Сальвадор, где биткоин уже принят в качестве валюты), вряд ли эти попытки контроля будут успешными. Особенно при условии пассивного, а порой и радостного принятия суверенными странами глобализации экономики и цифровизации жизни, как это происходит сейчас.
Этот вызов в настоящий момент представляется непреодолимым ― уж слишком громаден и всеобъемлющ процесс. Однако именно поэтому необходимо бросить все силы на поиск альтернативного пути развития человека, его места в изменившемся мире. Будет ли человек пассивно созерцать и встраиваться в идущий процесс, или же возьмет на себя активную историческую роль?
