Консерватизм и будущее
Сегодняшний мир действительно парадоксален в том смысле, что «прогрессивные» левые задали мировой дискуссии такие рамки обсуждения проблем, из которых они сами не могут выбраться. И не хотят, так как эти рамки были созданы ради защиты от тоталитаризма и других «ужасов» идеологий. Остатки же здоровых сил сегодня видят, насколько данные рамки разрушительны, но оформить полноценное политическое движение эти силы не могут, потому что серьезного желания выбраться и у них не наблюдается, уж тем более нет концепции будущего, ради которого можно было бы разбить эти рамки.
Так, на Западе возникает парадокс, который мы видим сегодня. Национальные силы не могут выступать за суверенитет и национальную политику, так как сами уже забыли, что это вообще такое. А постмодернистские левые, несмотря на их минимальную электоральную поддержку, все равно сильно влияют на политику, особенно в плане «гендеризации» общества.
На днях я ознакомился с публикациями одного интересного консервативного профессора психологии из Канады Джордана Петерсона (Jordan Peterson). Он попал в поле моего внимания потому, что в конце позапрошлого 2016 года и начале прошлого активно действовал на поле битвы с гендеризацией и правами меньшинств. Причем он это делал не как обычно делают это консервативные силы, например, в той же Германии, которые просто низводят дискуссию до паталогизации другой стороны (принцип, свойственный работе нацистов). Он начал обсуждать проблему именно с точки зрения идеалов. Консервативных идеалов. То есть он де-факто перевел дискуссию на другой уровень, что вызвало большой общественный резонанс. И мощную критику, которая ему, в конце концов, все-таки сумела заткнуть рот, несмотря на все его апелляции к священному праву свободы слова.
Всё началось с того, что в Канаде был предложен законопроект C-16, который запрещал использовать традиционные гендерные местоимения (он, она) для трансгендеров. Вместо этого предполагалось использовать искусственные местоимения (ze, zir, zis, и так далее, их количество не сосчитать). Постмодернистская логика здесь достаточно проста — из-за несоответствия местоимений с восприятием своего собственного пола трансгендеры чувствуют себя отстраненными от общества и совершают суициды. Соответственно, нужно запретить использование обычных «он, она» и заменить их на «бог-знает-как-их-перевести-местоимения». Конечно, для Германии это полный дурдом, так как трансгендеров вообще крайне мало, и только маленькая часть этих трансгендеров настаивала на том, чтобы к ним обращались с искусственными местоимениями. Но, увы, таковы реалии западного общества, реалии, которые, кстати, вместе с левыми строили и консервативные силы.
Да, именно правые вместе с постмодернистскими левыми строили сегодняшнее общество. Ведь в Америке, особенно в США, Консервативная партия всегда была одной из главных. Но правые были лояльны к левым, так как главное для них было победить Советский Союз. И в условиях этой толерантности они допустили создание такой системы, которая теперь посягает на все идеалы, — такие, как, например, свобода слова.
Именно к этому идеалу апеллировал Петерсон в своей борьбе против законопроекта C-16. Он считал и считает, что нельзя запретить человеку использовать то местоимение, которое он хочет, только лишь из-за того, что другой может совершить суицид из-за этого. Если использование «неправильного» местоимения приведет к суициду человека, то этому человеку нужно помочь. И мало того, все государство США и его величие было построено вокруг священного права на свободу слова. А этот закон, таково мнение Петерсона, противоречит этому праву. Он также объяснил, что «поиск истины» нуждается в свободе слова, иначе нельзя строить диалог.
И тут мне лично стало ясно, насколько консервативные силы неспособны бороться за свои идеалы. Насколько они политически бесперспективны. И насколько даже такие высокопоставленные и популярные консервативные интеллектуалы, как Петерсон (у него полмиллиона подписчиков на YouTube, где он «постит» различные психоаналитические лекции и лекции о важности религиозных символов, необходимости гуманизма, и т. д.), не способны противостоять этой антигуманистической, по сути, политической борьбе. Потому что давно нет истины в том политическом мире, где они существуют. Потому что Консервативная партия совместно с демократами уничтожила понятие истины ради победы в холодной войне и ради выгоды. Но признать это они не в состоянии.
Если есть всеобщая истина, тогда должно быть и движение к ней. А если есть движение к ней, есть и история, и исторические силы. А если всё это есть, то почему велась война против Советского Союза? Почему после развала СССР было сказано во всеуслышание о конце Истории и Человека? Ведь поиск истины может осуществляться только при существовании нескольких сторон и диалога с ними на равных?
Самым печальным является тот факт, что консервативные силы неспособны полноценно вести оборону своих идеалов просто потому, что не принимают во внимание факт введения войны. Тот же Петерсон и вместе с ним практически все здоровые консервативные силы не способны (надеюсь, что только на данный момент) признать этот факт. Почему? Потому что они боятся назвать постмодернистскую идеологию своим именем. То есть они действительно боятся сказать, что постмодернистская идеология является антигуманистической. Почему боятся? Потому что единственной политической идеологией, выступающей действительно за гуманизм, с XIX века был марксизм. А консервативные силы в США ненавидят марксистов из-за успеха их культурной политики.
Но в Европе, как мне кажется, надежда еще есть. Во-первых, есть новые интеллектуалы, которые осторожно, но четко и усердно обозначают рамки новой войны. А, во-вторых, потому что культурные исторические корни в Европе намного сильнее, нежели в США. И соответственно, здесь почва более благоприятная для обсуждения антигуманитической сути левых постмодернистов.
Главным локомотивом в этом плане остается Россия. До действительного признания Россией на государственном уровне своего исторического достоинства в Европе будет трудно кардинально решать какие-то фундаментальные вопросы. Можно лишь готовить почву, создавать связи и работать над собственным потенциалом в ожидании нужного момента. А будущее, безусловно, — именно за левоконсервативным альянсом, который предоставит четкую картину будущего без постмодернистско-антигуманистических рассуждений и очищенную от ужасной простоты коммунизма.
