«Искра». № 6
«Искра» выполняла сразу несколько задач. Помимо просветительской, она самым серьезным образом работала на организацию рабочего сопротивления. Этому служили в том числе два больших раздела: «Из нашей общественной жизни» и «Хроника рабочего движения». Первый раздел повествовал о широком гражданском сопротивлении, а второй был предназначен специально для освещения сопротивления на заводах и фабриках.
Корреспонденция с предприятий публиковалась с первого номера газеты и, безусловно, должна была придавать рабочим сил в борьбе. Одно дело — видеть только какой-то свой район, свой участок борьбы, другое — понимать, что вокруг борются другие, ощущать себя частью большого движения, учиться у других. В наш век, когда мы можем легко связываться с людьми на других континентах, когда новость может быть доставлена за считанные минуты, когда можно в прямом эфире наблюдать события практически из любой точки земного шара, трудно понять, насколько важно было распространять известия о ведущейся по всей стране борьбе.
«Искра» еще и делала это достаточно оперативно: выходившая ежемесячно газета освещала многие важные события рабочей борьбы за прошедший месяц, оперативно откликаясь на главные происшествия. Так, в пятом и шестом номерах было рассказано о событиях на Обуховском заводе, позже прозванных «Обуховской обороной».
Стачка началась первого мая, когда рабочие, протестующие против нечеловеческих условий труда, не вышли на работу. В результате руководство завода уволило нескольких рабочих. Возник новый протест, к которому присоединилось еще больше рабочих. Заводская администрация в лице полковника Иванова попыталась действовать силой и просчиталась. Для подавления протеста властям пришлось вызывать войска, но даже появление вооруженных солдат не остановило рабочих. Бой, в котором рабочие сопротивлялись, кидая камни в солдат и полицейских, продолжался три часа, причем, как отмечает «Искра», солдаты стреляли преимущественно в воздух, в результате было убито всего двое или трое оборонявшихся (данные разнятся).
«Искра» отозвалась на эти события в 5 номере статьей, написанной Мартовым, в шестом дав подробный репортаж с места событий. Упоминает об этих событиях и Ленин в статье «Ценное признание», опубликованной в шестом номере. Пятый номер вышел в июне, шестой — в июле 1901 года. Но «Искра» не просто широко осветила произошедшие события, но и напрямую влияла на них.
2 мая (19 апреля по старому стилю) из Петербурга отправляют письмо в редакцию «Искры» со следующими словами: «В партийном листке вашего издания на Обуховском заводе срезали девиз „Долой самодержавие!“, и некоторые союзники были против подписи. Майский листок должен был быть распространен в 25 тысячах экземпляров. Попало же к рабочим из-за катастрофы (имеются в виду аресты — прим. ИА Красная Весна) сравнительно немного».
И после Обуховской обороны редакция «Искры» продолжала пристально следить за развитием событий, информируя читателей не только на страницах газеты, но и с помощью других, нерегулярных, публикаций. 15 (2) октября Виктор Ногин сообщает из Петербурга, что собирается прислать обвинительный приговор обуховцам для его опубликования, сетуя, что он может дойти не скоро. Несмотря на то что Ногин был в тот же день арестован, приговор позже был переслан в редакцию и опубликован. 27 (14) апреля 1902 года агент «Искры» Михаил Сильвин написал в адрес редакции: «„Обвинительный акт обуховцев“ (1.000), развезем после мая».
Газета оказывала рабочим не только информационную, но и самую что ни на есть материальную поддержку. Из переписки известно о попытках помочь семьям пострадавших рабочих Обуховского завода. 15 (2) января 1902 года Надежда Крупская пишет Ивану Радченко в Петербург: «Мы имеем деньги для передачи семьям обуховцев. Не возьметесь ли передать их по назначению, отметив в отчете „передано ‚Искрой‘ для семей [обуховцев]“. Если да, то пришлите скорее адрес для денег».
В 1901 году в передовице шестого номера Ленин пишет о растущем сопротивлении рабочих, прогнозируя грядущую свободу от угнетения. Трудно сказать, чего тут было больше — предвидения или прямого влияния, но прогноз Ленина полностью оправдался. Это видно даже по официальным статистическим данным того времени, авторы которых были склонны скорее занижать масштабы протестов.
Опубликованные в конце 1914 года данные по акциям рабочих показывают, что протест, оформлявшийся в первые годы XX века, в 1905 году превратился во взрыв народного недовольства. Постепенный рост числа протестующих рабочих с 1900 по 1903 годы сменяется падением в 1904-м, но это затишье перед бурей. За ним следует революционный взрыв 1905 года, и в 1906-м, несмотря на подавленную первую русскую революцию, число стачек по-прежнему огромно.
Властям удается какое-то время сдерживать протесты. С 1907-го по 1910-й число протестных акций падает, но лишь с тем, чтобы снова вырасти до огромных значений в 1914-м, к началу войны, в итоге переполнившей чашу народного терпения.
Полную электронную версию 6 номера газеты можно скачать по ссылке.
ЦЕННОЕ ПРИЗНАНИЕ
Рабочие волнения в последнее время снова заставили повсюду усиленно говорить о себе. Обеспокоились и правящие сферы, обеспокоились не на шутку: это можно видеть из того, что сочли необходимым «покарать» приостановкой на одну неделю даже такую архиблагонамеренную, всегда угодничающую перед начальством газету, как «Новое Время»1, за его статью в ном. 9051 (от 11 мая) «По поводу рабочих беспорядков». Кара вызвана, конечно, не содержанием статьи, которая преисполнена самых добрых чувств по отношению к правительству, самой искренной заботливости о его интересах. Опасным признано всякое обсуждение этих «волнующих общество» событий, всякое упоминание об их распространении и их важности. Приводимый нами ниже тайный циркуляр (от 11 же мая) о том, чтобы печатать статьи о беспорядках на наших фабриках и заводах и об отношениях рабочих к хозяевам только с разрешения департамента полиции, доказывает лучше всяких рассуждений, насколько само правительство склонно считать рабочие волнения событием государственной важности. И статья «Нов. Вр.» представляет особый интерес именно потому, что в ней намечается целая государственная программа, которая, в сущности, целиком сводится к тому, чтобы потушить недовольство посредством нескольких мелких и частью лживых подачек, снабженных громкой вывеской попечительности, сердечности и т. п. и дающих повод усилить чиновничий надзор.
Но это не новая программа воплощает в себе, можно сказать, «предельную» мудрость современных государственных людей и даже не в одной только России, а и на Западе: в обществе, основанном на частной собственности, на порабощении миллионов неимущих и трудящихся кучке богачей, правительство не может не быть вернейшим другом и союзником эксплоататоров, вернейшим стражем их владычества. А для того, чтобы быть надежным стражем, недостаточно в наше время пушек, штыков и нагаек: надо постараться внушить эксплоатируемым, что правительство стоит выше классов, что оно служит не интересам дворян и буржуазии, а интересам справедливости, что оно печется о защите слабых и бедных против богатых и сильных и т. п. Наполеон III во Франции, Бисмарк и Вильгельм II в Германии положили не мало труда на такое заигрывание с рабочими. Но в Европе, при существовании более или менее свободной печати и народного представительства, избирательной борьбы и сложившихся политических партий, все эти лицемерные проделки разоблачались слишком быстро. В Азии, в том числе и в России, так забиты и невежественны народные массы, так сильны предрассудки, поддерживающие веру в царя-батюшку, что подобные проделки пользуются большим успехом.
И вот одним из весьма характерных признаков того, что и в Россию проникает европейский дух, служит неудача подобной политики в последние 10—20 лет. Пускали в ход эту политику много и много раз, и всегда оказывалось, что через несколько лет после издания какого-либо «попечительного» (будто бы попечительного) закона о рабочих, дело снова приходило в прежнее положение — увеличивалось число недовольных рабочих, росло брожение, усиливались волнения — опять с шумом и треском выдвигается «попечительная» политика, гремят пышные фразы о сердечном попечении к рабочим, издается какой-нибудь закон, в котором на алтын пользы рабочим и на целковый — пустых и лживых слов, — и через несколько лет повторяется старая история. Правительство вертится, как белка в колесе, оно из кожи лезет, чтобы заткнуть то здесь, то там недовольство рабочих какой-нибудь тряпичкой, а недовольство прорывается в другом месте и еще сильней.
В самом деле, припомните самые крупные вехи, знаменующие историю «рабочего законодательства» в России. В конце 70-х годов происходят очень крупные стачки в Петербурге2, социалистами делается попытка воспользоваться случаем для усиления агитации. Александр III включает в свою так назыв. «народную» (а на самом деле дворянско-полицейскую) политику фабричное законодательство. В 1882 году учреждается фабричная инспекция, которая публиковала даже сначала свои отчеты. Правительству, конечно, отчеты не понравились, и оно прекратило печатанье их. Законы о фабричном надзоре оказались именно тряпичкой. Наступает 1884–1885 год.
Кризис в промышленности вызывает громадное движение рабочих и ряд самых бурных стачек в Центральном районе (особенно замечательна Морозовская стачка). Снова выдвигают «попечительную» политику — на этот раз с особенной силой выдвигал ее Катков в «Моск. Вед.». Катков рвет и мечет по поводу того, что морозовских стачечников отдали под суд присяжных, он называет сто один вопрос, поставленный судом на разрешение присяжных, — «сто одним салютационным выстрелом в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса», но он требует в то же время, чтобы «государство» заступилось за рабочих, запретило те безобразные штрафы, которые взорвали, наконец, морозовских ткачей.
Выходит закон 1886 г., усиливающий во много раз фабричный надзор и запрещающий произвольные штрафы в пользу фабриканта. Проходит десять лет, и новый взрыв рабочих волнений. Стачки 1895 г.3 и особенно громадная стачка 1896 г. наводят трепет на правительство (особенно потому, что с рабочими теперь уже систематически идут рука об руку социал-демократы), и оно с невиданной прежде быстротой издает «попечительный» закон (2 июня 1897 г.4 о сокращении рабочего дня; в коммиссии, обсуждавшей этот закон, чиновники министерства внутренних дел, и директор департамента полиции в том числе, во весь голос кричат: необходимо, чтобы фабричные рабочие видели в правительстве постоянного защитника, справедливого и милосердного покровителя (см. брошюру: «Тайные документы, относящиеся к закону 2 июня 1897 г.»).
А попечительный закон, между тем, под сурдинкой всячески урезывается и отменяется циркулярами того же правительства. Наступает новый промышленный кризис: рабочие в сотый раз убеждаются, что никакие «попечения» полицейского правительства не могут дать им серьезного облегчения и свободы самим заботиться о себе, новые волнения и уличные битвы, — новое беспокойство правительства — новые полицейские речи о «государственной попечительности», изрекаемые на этот раз в газете «Новое Время». И не надоест это вам, господа, воду в решете носить?
Нет, правительству никогда, конечно, не надоест повторять свои попытки запугать непримиримых рабочих и подманить к себе какой-либо подачкой тех, кто послабее, поглупее и потрусливее. Но и нам никогда не надоест разоблачать истинный смысл этих попыток, разоблачать тех «государственных» мужей, которые сегодня кричат о попечительности, после того как они вчера приказывали солдатам стрелять в рабочих, — которые вчера заявляли о своей справедливости и покровительстве рабочим, а сегодня хватают и хватают для полицейской расправы без суда лучших людей и из рабочих и из интеллигентов. И поэтому мы считаем нужным остановиться на «государственной программе» «Нового Времени» заранее, прежде чем появился какой-нибудь еще новый «попечительный» закон. Да и те признания, которые делает при этом такой «авторитетный» в области нашей внутренней политики орган, заслуживают внимания.
«Новое время» вынуждено признать, что «прискорбные явления в сфере рабочего вопроса» — не случайность. Конечно, виноваты тут и социалисты (газета избегает этого страшного слова, предпочитая более глухо говорить о «вредных лжеучениях», о «пропаганде противогосударственных и противообщественных идей»), но… но почему же это именно социалисты пользуются успехом в рабочей среде? «Новое Время», конечно, не упускает случая обругать рабочих: они так «неразвиты и невежественны», что охотнее слушают вредную для полицейского благополучия проповедь социалистов. Виноваты, значит, и социалисты и рабочие, — с этими виноватыми жандармы и ведут давным-давно отчаянную войну, наполняя тюрьмы и места ссылки.
Не помогает. Очевидно, есть такие условия в положении фабрично-заводских рабочих, которые «вызывают и поддерживают недовольство своим настоящим положением» и таким образом «благоприятствуют успеху» социализма. «Тяжелый труд фабрично-заводского рабочего в крайне малоблагоприятной житейской обстановке дает ему не более того, чтобы кормиться, пока в силах работать, а при всякой случайности, когда он на более или менее продолжительное время остается без работы, он оказывается в том беспомощном положении, о котором, напр., на-днях сообщалось в газетах про рабочих на бакинских нефтяных промыслах».
Таким образом сторонники правительства должны признать, что успех социализма об’ясняется действительно плохим положением рабочих. Но признается это очень неопределенно и уклончиво, с такими оговорками, которые ясно показывают, что ни самомалейшего намерения затронуть «священную собственность» капиталистов, гнетущую рабочих, не может и быть у подобного рода людей. «К сожалению, — пишет „Нов. Вр.“, — мы слишком мало знаем фактическое положение вещей в сфере рабочего вопроса у нас в России». Да, к сожалению! И мало знаем «мы» именно потому, что позволяем полицейскому правительству держать в рабстве всю печать, затыкать рот всякому честному обличению наших безобразий.
Зато вот «мы» стараемся направить ненависть рабочего человека не на азиатское правительство, а на «инородцев»: «Новое Время» кивает на «инородческие заводские администрации», называет их «грубыми и жадными». Такой выходкой можно поймать на удочку только самых неразвитых и темных рабочих, которые думают, что вся беда идет «от немца» или «от жида», которые не знают, что и немецкие и еврейские рабочие соединяются для борьбы со своими немецкими и еврейскими эксплоататорами. Да даже и не знающие этого рабочие видят из тысячи случаев, что всех «жаднее» и бесцеремоннее русские капиталисты, всех «грубее» русская полиция и русское правительство.
Интересно также сожаление «Нового Времени», что рабочий уж не так темен и не так покорен, как крестьянин. «Новое Время» плачет о том, что рабочий «отрывается от своих деревенских гнезд», что «в фабрично-заводских районах скапливаются сборные массы», что «сельчанин отрывается от села с его скромными (вот в чем суть-то), но самостоятельными общественно-экономическими интересами и отношениями». Как же не плакать в самом деле? «Сельчанин» привязан к своему гнезду и из боязни потерять это гнездо не решается пред’явить требование своему помещику, припугнуть его стачкой и т. п.; сельчанин не знает порядков в других местах, интересуется только своей деревушкой (сторонники правительства про это и говорят: «самостоятельные интересы» сельчанина; знает сверчок свой шесток, не сует носа в политику — что может быть приятнее для начальства?), — а в этой деревушке местная пиявка, помещик или кулак, знает всех наперечет, и все от отцов еще и дедов переняли холопскую науку подчинения, и некому пробудить в них сознание. А на фабрике народ «сборный», к гнезду не привязанный (все равно где работать), виды видавший, смелый, интересующийся всем на свете.
Несмотря на это горестное превращение скромного мужика в сознательного рабочего, наши полицейские мудрецы надеются еще провести рабочую массу посредством «государственной попечительности о благоустройстве быта рабочих». «Новое Время» подкрепляет эту надежду следующим избитым рассуждением: «Гордый и всесильный на Западе, капитализм у нас — пока еще слабый ребенок, могущий ходить только на помочах, и водит его на помочах правительство»… Ну, этой старой песенке о всемогуществе власти поверит разве только скромный крестьянин! Рабочий же слишком часто видит, как капиталисты «водят на помочах» полицейских и духовных, военных и статских чиновников. И вот, — продолжает «Новое Время», — все дело в том, чтобы правительство «настояло» на улучшении быта рабочих, т. е. потребовало бы от фабрикантов этого улучшения.
Видите, как просто: приказать — и дело в шляпе. Но просто это только сказать, а на деле приказания начальства, даже самые «скромные», вроде устройства больниц при фабриках, не исполняются капиталистами по целым десятилетиям. Да и не посмеет правительство ничего серьезного потребовать от капиталистов, не нарушая «священной» частной собственности. Да и не захочет правительство серьезного улучшения быта рабочих, потому что оно само в тысяче случаев является хозяином, обсчитывает и притесняет и рабочих Обуховского завода, и сотен других заводов, и десятки тысяч почтовых, железнодорожных служащих и проч. и проч. «Новое Время» и само чувствует, что в приказания нашего правительства никто не поверит, и оно старается найти себе опору в возвышенных исторических примерах. Это следует сделать, — говорит оно про улучшение быта рабочих, — «подобно тому, как полвека назад правительство взяло в свои руки крестьянский вопрос, руководствуясь мудрым убеждением, что лучше преобразованиями сверху предупредить требование таковых снизу, чем дожидаться последнего».
Вот это действительно ценное признание! Перед освобождением крестьян царь намекал дворянам на народное восстание, говоря: лучше освобождать сверху, чем ждать, когда станут сами освобождать себя снизу. И вот теперь прислужничающая правительству газета признается, что настроение рабочих внушает ей не меньше страха, чем настроение крестьян «перед волей». «Лучше сверху, чем снизу!»
Глубоко заблуждаются газетные лакеи самодержавия, находя «подобие» между тогдашним и теперешним требованием преобразований. Крестьяне требовали отмены крепостного права, ничего не имея против царской власти и веря в царя. Рабочие восстановлены прежде всего и больше всего против правительства, рабочие видят, что их бесправие перед полицейским самодержавием связывает их по рукам и ногам в борьбе с капиталистами, и рабочие требуют поэтому свободы от правительственного самовластия и правительственного бесчинства. Рабочие волнуются тоже «перед волей», — но это будет воля всего народа, вырывающего политическую свободу у деспотизма.
Знаете ли, какой величайшей реформой хотят заткнуть недовольство рабочих и проявить к ним «государственную попечительность»? Если верить довольно упорным слухам, — идет борьба министерства финансов с министерством внутренних дел: последнее требует, чтобы фабричную инспекцию передали в его ведомство, уверяя, что тогда она меньше будет потакать капиталистам и больше заботиться о рабочих, предупреждая этим волнения. Пусть готовятся рабочие к новой царской милости: фабричные инспектора оденут новые мундиры и будут зачислены по другому ведомству (вероятно, с повышением содержания) и притом по тому самому ведомству, которое так давно и так любовно (особенно департамент полиции) печется о рабочих.
[Н. Ленин]
