Как идет импортозамещение ПО в крупном российском бизнесе. Интервью
Прошло больше года после того, как ряд ИТ-компаний из недружественных стран объявили об уходе с российского рынка, о прекращении продаж и поддержки своих решений в России. Для частных лиц и малого бизнеса это принесло скорее неудобство, чем серьезную проблему. Но в отношении крупного бизнеса и системообразующих предприятий вопрос импортозамещения стоит весьма остро, поскольку иностранное программное обеспечение (ПО) глубоко интегрировано в производственные процессы, и даже при наличии отечественного аналога переход на него — это задача нескольких лет.
Как действует крупный бизнес в данных условиях? Как живет с софтом без поддержки? Какие ИТ-специалисты стали востребованы в связи с ситуацией, и какие ниши стали открыты для российских разработчиков? На эти вопросы корреспонденту ИА Красная Весна ответили представители компании СКБ Контур: заместитель генерального директора Михаил Добровольский и член совета директоров, директор по развитию Илья Бублик.
ИА Красная Весна: Как идет процесс импортозамещения в российском бизнесе, особенно в крупном? То есть, что делает крупный бизнес, как и куда он мигрирует, какие вызовы у него возникают?
Илья Бублик: Самый большой вызов именно для крупного бизнеса — это глубокое проникновение IТ-решений в бизнес-процесс. Поэтому по щелчку пальцев мгновенного и тотального импортозамещения произойти просто не может. Есть какие-то IT-решения, которые в меньшей степени проникают в производственные процессы. Как пример — сервис видеосвязи Контур.Толк. Он хоть и требует интеграции, но не настолько глубоко «прошивает» всю компанию, как решения для проектирования, ERP-системы и прочее. Поэтому подобные решения замещаются в первую очередь.
Вместе с тем компании сильно обеспокоены возможностью отключения софта. Для них это стоппер, потому что на ПО завязано все производство, без него работа немыслима. По нашей оценке, в течение прошлого года предприятия формулировали постановку задания для импортозамещения.
А в этом году уже пошли реальные проекты, первые пилоты. И по нынешней конференции это очень видно. Заявлены проекты с годами окончания 2025-2026.
ИА Красная Весна: Как компании живут с софтом ушедших из РФ вендоров без поддержки? Как они действуют? Рассчитывают ли, что пронесет, или все-таки пытаются постепенно заместить такой софт? Строят ли параллельно свою инфраструктуру?
Михаил Добровольский: Тут картина многокомпонентная. Все предприятия можно классифицировать по подходам и сценариям работы в этой ситуации. Первая категория — назовем ее условно маргинальная — это те, кто рассчитывают, что авось пронесет: работает как-то, худо-бедно — и бог с ним, глядишь, и будет работать. Но это точно не свойственно крупному бизнесу и скорее не свойственно среднему. А для малого это скорее норма, поскольку завязка на решения вендоров, которые ушли, не такая глубокая и серьезная, и отказ от них не так критичен для бизнеса.
Вторая категория предприятий — это те, кто либо сами, либо при помощи партнеров набили руку в части сервисной поддержки. За годы цифровизации в России у нас накоплен и освоен необходимый опыт. Непосредственно с обновлением софта ситуация сложнее, поскольку возможность сделать это программным образом закрыта. И здесь компании ищут решения.
Ключевые риски здесь даже не столько в потере функциональности, сколько в информационной безопасности. В необновляемом решении уязвимость обязательно найдется, поскольку сейчас вероятность эксплуатации этих уязвимостей по понятным причинам на порядок увеличилась.
Сегодня на сессии мы с коллегами обсуждали вопросы импортозамещения. Считаю правильным, что на государственном уровне в первую очередь контролируется замещение самых критически важных решений
ИА Красная Весна: Какие ИТ-специалисты востребованы сейчас и будут востребованы в ближайшие три-пять лет?
Илья Бублик: У нас востребованы примерно все. Сейчас рынок таков, что мы напрямую работаем со всеми вузами, которые готовят специалистов. И уже к концу первого курса все студенты куда-то пристроены, то есть наблюдается нехватка кадров по всем направлениям.
Если всё же выделять, то самые дефицитные и дорогие специальности — те, которые связаны с работой с данными: data-science, искусственный интеллект. А также защита данных: кибербез в текущей геополитической ситуации — критически важное направление. Робототехника тоже довольно востребована, это особенно заметно по стоимости специалистов на рынке.
ИА Красная Весна: Если говорить шире чем про ИТ-направление — какие специалисты востребованы сейчас?
Илья Бублик: Довольно дефицитные специалисты — это технический менеджмент: люди на стыке бизнеса и технологий. Те, кто умеет на базе технологий запускать продукты, запускать бизнес-проекты. В вузах таких специалистов начинают готовить только сейчас, до этого они вырастали только внутри компаний. Наибольшую ценность приобретает умение ставить задачи и понимать потребности клиентов. Ребята с такими компетенциями безумно востребованы сейчас и еще сильнее будут востребованы в будущем.
Михаил Добровольский: Мы основательно подходим к решению проблемы кадрового дефицита. В своем родном регионе, в Свердловской области, мы занимаемся долгосрочными образовательными проектами. Например, бакалавриат ФИИТ — «Фундаментальная информатика и информационные технологии» — очень востребован у олимпиадников. Это направление, которые мы реализуем совместно с Уральским федеральным университетом, студенты получают базовые знания в сфере IT. На ФИИТе учатся около 350 студентов на четырех курсах. Сейчас будет первый выпуск — 40 человек. Дальше — больше.
Кроме этого, начиная со школы мы вкладываемся в поддержку талантливых ребят. За счет этого наши олимпиадники перестали уезжать в московские вузы.
ИА Красная Весна: Сейчас освобождаются ниши в разных сегментах программного обеспечения. Как будет происходить процесс замещения: крупные игроки увидят потенциал и займут эти сегменты, или наоборот, небольшие нишевые игроки свои решения смогут раскрутить?
Михаил Добровольский: Существует класс решений, для которых есть рынок. Например, решения для видео-конференц-связи (ВКС). Zoom ушел — и все рванули в эту сферу без намеков со стороны государства. И, надо сказать, весьма успешно.
Илья Бублик: Отмечу, что залог успеха в части замещения решений — достаточно большой объем рынка. Тот же пример с ВКС: такими решениями пользуется каждая компания, поэтому с точки зрения выручки это интересный сегмент.
Михаил Добровольский: Другой класс решений — те, для которых нет рынка, и при этом они не критичны для бизнеса. Например, Miro скорее всего никак не будет замещаться. Она станет пустой клеткой на поляне разных ИТ-решений.
Следующий класс — это тяжелые, но критически важные системы, без которых не функционирует скелет, мышцы, кровеносная система государства с точки зрения безопасности и вообще жизнедеятельности экономики. Тут государство активно стимулирует бизнес и предприятия к переходу на отечественное ПО, а вендоров — на создание такого ПО. И тут используются различные инструменты: государственно-частное партнерство, государственное финансирование и специализированные венчурные фонды.
ИА Красная Весна: Какие решения пользуются наибольшим спросом в связи с необходимостью импортозамещения? Сегодня Михаил Мишустин говорил, что по некоторым продуктам спрос вырос в 10 — 12 раз, но он не уточнил, в каких сферах.
Илья Бублик: Действительно, крайне вырос спрос в сегменте софта для физических лиц. Это офис, операционные системы, какие-то другие программы повсеместного использования.
Также очень сильно вырос спрос на ERP-системы. Потому что тот же SAP уходит с российского рынка. Хотя очень постепенно, очень корректно, но вектор движения понятный. А эти решения критичны для бизнеса, потому что из-за их остановки встанет все предприятие. И проблема с этими решениями в том, что их нельзя заменить мгновенно. Это огромный проект на три — пять лет.
ИА Красная Весна: Как изменилась стратегия компании в условиях геополитической нестабильности?
Михаил Добровольский: Я бы обозначил несколько трендов. Во-первых, усилилось требование к гибкости стратегии. Если раньше стратегия на пять лет просто «закатывалась в бетон», то после ковида эта парадигма изменилась. Текущие изменения в мире еще больше усилили запрос на гибкость стратегии.
Во-вторых, я бы, конечно, обозначил высокую значимость кибербезопасности — она драматически возросла, к ней возникло совсем другое внимание по сравнению с временами 3-5 летней давности. Этот аспект влечет за собой необходимость построения инфраструктуры с соответствующими растущими затратами. Это также дефицит специалистов-киберпрактиков, которых реально мало.
В-третьих, конечно, импортозамещение и отношение к нему. Раньше этот вопрос стоял в повестке, но реально им мало занимались, сейчас же он вошел в стратегический тренд. Компаниям важно понимать, как они будут жить в новых условиях.
И, наверное, последнее, что бы я точно обозначил — это возросшее внимание к международной сфере. Сейчас перекраивается весь мир, идут тектонические сдвиги.
На фоне запрета пользования западными решениями укрепляются контакты и связи между дружественными странами. Государственные структуры активно способствуют поиску новых рынков, точек коммуникации. И это тоже отражается в стратегических разворотах компаний.
Илья Бублик: Дополню: один из ключевых новых трендов — возросшая роль государства, потому что в условиях тектонических сдвигов кто-то должен направлять активность бизнеса, что, собственно, и происходит. Компании учитывают это в своей стратегии.
И еще один тренд — это риск-менеджмент. Сейчас требуется новый уровень такого рода компетенций. В текущей парадигме приходится пересматривать подходы к этим направлениям.
ИА Красная Весна: Спасибо большое за очень содержательный и глубокий разговор.
