Слово о Великой войне: советские писатели-военкоры
В огромном народном массиве, вытянувшем на себе тяжесть Великой Отечественной и созидавшем Победу, ясно просматриваются два очень разных поколения советских людей.
Первое поколение — это люди, призванные в армию уже зрелыми мужчинами 40–45 лет. Детьми или подростками они застали царское время, видели Революцию, Гражданскую войну, некоторые служили в рядах молодой Красной Армии. Возмужав, став крестьянами, рабочими и инженерами, они строили новую страну, прошли через сложное время коллективизации и индустриализации, предвоенной мобилизации общества. К началу войны они были уже сформировавшимися зрелыми личностями, имели опыт тяжких испытаний и труда. Это был один взгляд, одно принятие вызова.
Вторым поколением Великой Отечественной была советская молодежь. Рожденные сразу после Революции или Гражданской, они самим временем были удалены от их вихрей и бурь. Взрослея в 30-е годы, восхищенными детскими душами они вбирали в себя дух строящегося на их глазах социализма, пьянели от фантастических романов, готовились трудиться, жить и любить. Но прямо со школьных скамей эпоха забрала их в окопы и блиндажи, вручив вместо аттестатов винтовки. Это был совсем иной взгляд, иное принятие вызова.
Похожее разделение можно увидеть и в культурном отклике советского общества на вызов войны. Отклик этот очень широк и многогранен, он включает в себя музыку и песню, живопись и скульптуру, поэзию и прозу. В данной статье мы сосредоточимся на военной прозе. Мы не претендуем на исчерпывающий обзор всей советской военной литературы, а рассмотрим лишь несколько самых ярких, с точки зрения автора, феноменов.
Эквивалентом первого, уже зрелого и видавшего жизнь, поколения советских людей, прошедших войну, в литературе являются советские писатели, к началу войны уже состоявшиеся как авторы. Почти поголовно они были призваны в армию военными корреспондентами, имели офицерские звания, несмотря на то, что нередко шли в военкоматы как простые граждане — система быстро выявляла ценные кадры и встраивала их в себя с наибольшей для общего дела пользой.
Военкоры были глазами и ушами фронтов, они часто бывали на передовой во время наступлений, оказывались в окружениях при неудачах, погибали под артобстрелами и бомбежками. Работа их для армии и страны, когда до каждого бойца и рабочего нужно было донести предельную важность происходящего, была крайне значима. Фронтовыми корреспондентами во время войны были Аркадий Гайдар (погиб), Константин Симонов, Александр Фадеев, Михаил Шолохов, Андрей Платонов, Александр Твардовский, Борис Полевой, Александр Бек, Валентин Катаев, Илья Эренбург, Василий Гроссман и многие другие советские литераторы.
Выполняя свои прямые обязанности, во время выездов на фронты эти люди вбирали в себя не только факты и события, которые они должны были освещать, но и нечто большее. Они постигали сам трудноуловимый нерв войны, видели воюющего советского человека — и в них зарождались зерна будущих уже художественных, а не публицистических текстов. Вопреки распространенному мнению о том, что «прозе нужно настояться», многие произведения рождались очень быстро, словно из самого пламени войны. Эти рожденные по горячим следам тексты являют собой уникальное и сверхценное для нас сегодня вместилище жизненной правды и духа того времени. Рассмотрим некоторые из них подробнее.
«Волоколамское шоссе» Александра Бека.
«…среди правд, написанных всеми нами о войне, одной из самых важных и дорогих правд была правда книги Бека «Волоколамское шоссе»… это вообще одна из самых лучших книг о войне в нашей литературе. И хотя её хорошо знают у нас и знают во всем мире, ей, этой книге, ещё не полностью воздано по заслугам». (Константин Симонов)
Автор этой повести Александр Бек (родился в 1902) был удивительным для нас сейчас производственным, пролетарским типом писателя. Он имел военный опыт Гражданской, после пошел в журналистику и литературу, писал об опасных и тяжелых профессиях. С началом войны Бек вступил в Краснопресненскую стрелковую дивизию Московского народного ополчения, но воевать ему не пришлось — в войсках ему нашлось применение как военкору.
В начале 1942 года Бек много времени провел в знаменитой дивизии имени Панфилова, в числе прочих отражавшей немецкий натиск в критические дни битвы за Москву. Материалы бесед с командирами и бойцами стали основой для будущей повести. Там он постигал механику и психологию войны, собирал в единое образ погибшего в ноябре 1941-го генерала Панфилова.
«Волоколамское шоссе» — это во многом уникальное произведение. Оно почти с документальной точностью передает события обороны Москвы осенью 1941 года в масштабе отдельно взятого батальона «панфиловской» 316-й дивизии. Вместе с бойцами и комбатом казахом Бауржаном Момыш-Улы мы проходим через труд формирования подразделения и испытания войны. История, рассказанная читателю устами командира, вмещает в себя и описание нюансов военного дела, и живые характеры рядовых бойцов, и эмоциональный накал сражений, и глубокий образ по-суворовски относящегося к солдатам генерала Панфилова.
Послевоенная судьба произведения нетривиальна. Оно не очень широко известно среди читающей публики, но занесено в обязательные программы военных академий нескольких стран. Своей «настольной книгой» называл «Волоколамское шоссе» человек-символ Эрнесто Че Гевара.
Военные рассказы Андрея Платонова.
«Что же такое человек? — думал он позже с удивлением и удовлетворением. — Всё, что было, что пережито, что мы знали как трудное дело, — было легко, и то было маловажным, то было только началом и даже слабостью человека, — мы тогда еще не испытали всего веса зла на человеческую грудь, мы не чувствовали как следует врага. Лишь теперь я знаю кое-что, как надо драться».
(«Офицер и солдат», Андрей Платонов)
Удивительный, ни на что не похожий литературный мир Платонова во многом не был воспринят современниками. В довоенное время многие его произведения не понимали, разгромно критиковали, не публиковали. Будучи проблемным, но уже состоявшимся писателем, инженером и мыслителем, с началом войны он записывается простым рядовым в армию, но, как и многие другие литераторы, вскоре получает должность военного корреспондента и направляется в редакцию газеты «Красная звезда».
Осмысливая увиденное и переживаемое им на фронте, писатель-философ создает множество небольших рассказов и очерков, среди которых «Броня», «Одухотворенные люди», «Смерти нет!», «Афродита», «Среди народа», «Офицер и солдат». Платонов затрагивает темы духовного смысла идущей войны, античеловеческой сущности фашизма, создает яркие, живые образы советских бойцов и младших командиров, которых он наблюдает на поле боя.
Нам еще предстоит вновь открыть для себя платоновскую довоенную и военную прозу, вобравшую в себя невероятные глубины реальности, сильно опередившую время.
«Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого.
В августе 1943-го военкор «Правды» Борис Полевой встретился в землянке под Орлом с потерявшим ноги, но вновь поднявшимся в небо летчиком Алексеем Маресьевым. Результатом их беседы стали корреспондентские заметки, три года автором не востребованные. В 1946 году писатель сел за повесть, но работа не шла. По словам самого Полевого, все изменившим толчком стало заявление нацистского рейхсминистра авиации Германа Геринга на Нюрнбергском процессе, на котором Полевой присутствовал в качестве журналиста. Вот те слова в пересказе Полевого:
«Геринг: Наша разведка неплохо работала, и мы знали приблизительно численность Красной Армии, количество танков, авиации, знали мощь русских военных заводов. Сопоставляя силы, мы были уверены в победе. Но мы не знали советских русских. Человек Востока всегда был загадкой для Запада. Наполеон совершил ошибку. Мы ее повторили, — и, возведя к небу свои серые оловянные глаза, сказал: — Это не преступление, это — рок.
Рок? Признаюсь, я просто-таки взволновался, выслушав это вынужденное признание. Рок! Мне сразу вспомнился безногий летчик, о котором я еще ничего не писал. Летчик, который так упорно уходит от меня. Вот он, этот «рок», который решил исход войны и бросил вас на скамью подсудимых, Герман Вильгельм Геринг!»
(«В конце концов», Борис Полевой)
Пробужденный этими словами, Полевой на одном дыхании написал повесть за 19 дней, не имея ни плана, ни конспекта, а лишь тетрадь с репортерскими записями трехлетней давности.
Летом 1946 года «Повесть о настоящем человеке» была опубликована в журнале «Октябрь». Книга быстро получила признание в СССР и по всему миру, общий тираж ее к 1954 году составил 2,34 млн экземпляров.
Многие знают основную фабулу «Повести», историю о том, как потерявший ноги летчик благодаря своей силе духа снова вернулся в небо. Но книга не только о нем, она также обо всем советском обществе. Живы и пронзительны образы полкового комиссара Воробьева, вдохновившего героя на борьбу, обгоревшего танкиста Григория Гвоздева, врачей военного госпиталя, в котором началась новая жизнь Мересьева, ушедшей в леса от немцев деревни, жители которой нашли и выходили летчика — всё это сверхценные для нас сегодня портреты эпохи.
К слову, сам Полевой сдержанно оценивал успех своей повести. Известны его слова: «Воевали все. Сколько на свете таких людей, на которых Полевого не нашлось».
Созданный довоенными советскими литераторами, в годы войны работавшими военкорами, пласт художественный литературы трудно переоценить. В написанных по горячим следам произведениях удивительно точно нашел свое отражение дух войны и эпохи, характер советского человека, вставшего на путь смертной борьбы. Не вылезавшие с фронтов военкоры успели это схватить, описать, оживить в слове.
Но кроме военкоров есть и вторая волна советских военных писателей. Она состоит из тех, кто войну познал молодым бойцом и командиром, прошел ее ужас и величие и уже после окончания боев, после Победы, встал на путь литературного ремесла. Это эквивалент второго поколения воевавших советских людей, поколения, попавшего в окопы и за рычаги танков прямо со школьной скамьи или из аудитории вуза. Но об их литературном отклике нужен отдельный разговор.
