Лидия Книпович. Агент газеты «Искра» и глава Петербургского комитета
16 декабря 2021 года в Санкт-Петербургском городском суде будет рассматриваться коллективный иск жителей города, требующих признать незаконной ликвидацию с карты города имени революционного деятеля Лидии Михайловны Книпович, соратницы Ленина, которая занималась просветительской деятельностью среди рабочих и все свои силы отдала революции. Улица Книпович была переименована в Смоляную улицу 26 апреля 2021 года постановлением правительства Санкт-Петербурга.
Читайте также: Жители Петербурга ждут, что суд вернет имя Лидии Книпович на карту города
Лидия Книпович (1856–1920)
Большевики знали Лидию Михайловну Книпович под псевдонимом «Дяденька». Ленин дал ей это конспиративное имя, поскольку она была старше многих своих соратников и имела большой опыт в конспирации. «Весь свой талант, энергию отдала она партии. Без таких людей, как Лидия, наша партия никогда не могла бы победить, стать тем, чем она есть», — так охарактеризовала Лидию Книпович Надежда Константиновна Крупская. По ее словам, Лидия беззаветно отдавалась работе, не жалея сил и здоровья.
Лидия Михайловна Книпович родилась 15 декабря (по старому стилю) 1856 года в семье военного врача в Финляндии. Она получила домашнее образование, посещала лекции в Гельсингфорском университете, а в 1880 году после смерти матери взяла на себя заботы о младших брате и сестре. Как писал ее младший брат, известный российский и советский гидробиолог Николай Книпович, в качестве народной учительницы Лидия проявила выдающиеся педагогические способности и пользовалась большим влиянием в школьных кругах и большой любовью детей.
Лидия не понаслышке знала, как тяжел крестьянский труд: какое-то время в юности она жила в деревне, куда ее отправили на свежий воздух поправить здоровье. В конце 70-х годов XIX века Лидия Книпович впервые соприкоснулась с подпольным революционным миром, вступив в кружок народовольцев, и это время научило ее конспирации. Она была настолько осмотрительной, что, когда ее с товарищами арестовали, полицейские не смогли предъявить Книпович никаких улик, обыск в доме ничего не показал. В результате Лидия два года была под надзором полиции, хотя остальных членов кружка выслали из Гельсингфорса.
После того, как в 1887 году отец Лидии умер, она переехала в Петербург, к брату Николаю. Именно в Петербурге после общения с рабочими в Смоленской вечерне-воскресной школе, где она преподавала, Лидия Книпович поменяла свои народовольческие взгляды. Здесь же, в школе для рабочих, она познакомилась с Надеждой Константиновной Крупской, а потом через нее и с Владимиром Ильичом Лениным.
«Ученики, не стесняясь, спорили с ней, выкладывали все свои задушевные мысли. Лидия умела прямо ответить на все вопросы, умела, исходя из их интересов, подводить их к большим принципиальным вопросам. Придешь к Лидии в класс, и сразу чувствуется какая-то особая атмосфера, какая-то спетость. И ученики окружали Лидию большой заботой. Был в ее группе пожилой рабочий, раз ей сочинение написал в защиту царя и церкви православной, и этот же рабочий предупреждал ее: „Вы с тем черным поосторожнее, он все в охранку шляется“», — так описывает Крупская отношения рабочих с Лидией Книпович.
Именно живое общение с рабочими повлияло на отход Лидии от народовольческих идей. Она увидела, что в рабочем движении заключается сила, способная изменить Россию. А беседы с Лениным помогли понять, что смена царей не приведет народ к свободе. Так Лидия включилась в социал-демократическое движение. Вплоть до ареста в 1896 году она преподавала в школе для рабочих и, используя свои связи с народовольцами, организовывала печать в их типографии листовок, статей Ленина и другой нелегальной литературы для распространения среди рабочих.
Первый раз Лидию Книпович выслали в апреле 1898 года за участие в делах «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», «Лахтинской типографии» и связь с «Группой новых народовольцев». Ссылка проходила в Астрахани. Книпович и здесь продолжала работать на избранном пути, отстаивая в общении со ссыльными социал-демократические взгляды.
Она нелегальным путем получала от Крупской статьи Ленина, обеспечивала их печать в подпольной типографии и распространение тиража не только в Астрахани, но и в других городах. Будучи блестящим конспиратором, Книпович вела конспиративную работу среди рабочих пристани, судоремонтных мастерских, складов Нобеля, рыбных промыслов. И при этом в глазах жандармов она смогла создать образ женщины, ведущей открытую жизнь.
Осенью 1900 года Лидия Книпович по просьбе Ленина тайно приехала в Уфу, где в это время, отбывая конец ссылки, жила Крупская вместе со своей матерью. Крупская подробно рассказала о ленинском плане создать партию и организовать общерусскую нелегальную политическую газету «Искра», которая должна объединить множество кружков и группок социал-демократов по всей России.
Речь шла не только о том, чтобы создать прочное идейное объединение: требовалось наладить надежные связи между всеми центрами движения. Идея о печатном органе, связывающем русских социал-демократов, возникла во время ссылки в Шушенском, и сразу после ее окончания Ленин начал создавать эту «русскую социалистическую почту». Он объезжал города, уславливался об адресах, шифрах и корреспонденциях в газету.
Лидия с готовностью приняла предложение Крупской стать почтарем в Астрахани. Они договорились о характере работы, переписке. Когда в 1901 году Книпович получила из-за границы от Крупской тоненький лист с передовой статьей первого номера газеты «Искра», радости не было предела. Статья Ленина называлась «Насущные задачи нашего движения». Книпович собрала близких товарищей, и они стали обсуждать, как наладить сбор денег для «Искры», перепечатку и распространение газеты, посылку в газету местных материалов. Решили, что нужно организовывать крупную нелегальную типографию в России.
Срок ссылки одного из близких товарищей Книпович, Льва Ефимовича Гальперина, к этому времени уже подходил к концу. Лидия предложила ему поехать в Баку для организации типографии. Она объяснила это тем, что Баку — большой многоязычный город, там легко вести нелегальную работу и есть надежные социал-демократы. Гальперин получил от Лидии явку к бакинцам, они договорились о переписке и шифрах.
Уже скоро Гальперин прислал весточку, что установил связи с бакинцами, и идея типографии им нравится. Транспортировку тиража предлагалось осуществлять через Персию на лошадях. Этот путь потом так и стал именоваться: «путь лошадей», — а сам Гальперин получил партийный псевдоним «Главная лошадь», или просто «Лошадь». Иногда его ласково называли «Конягой». Писал Гальперин также о возможности осуществлять транспортировку через Черное море.
3 апреля 1901 года Надежда Крупская стала секретарем редакции газеты «Искра». Она вела титаническую работу по конспиративной переписке с нелегальной Россией. Все письма просматривал Ленин и редактировал их. В том числе, велась переписка с Лидией Книпович. Зашифрованные письма вклеивались в переплет присылаемых книг.
Иногда писал и сам Ленин. Он спрашивал об организации типографии, беспокоился: «…сладит ли с этим тайная типография? Не убьет ли она с чрезмерно большим риском тьму денег и людей?», «Не лучше ли направить эти деньги и силы на транспорт, без коего все равно России не обойтись…», «Каким образом думаете Вы поставить «Искру» в России? В тайной типографии или в легальной?»
Книпович размышляла над ответами. Ей было ясно, что в легальной типографии можно напечатать листовку-другую, но наладить печатание газеты, да еще большим тиражом, не получится. Для этого нужна хорошо оборудованная и конспиративная типография. Но для того, чтобы подробно ответить на все вопросы Ленина, необходимо было с товарищами из Баку сообща принять решения. И Лидия тайно от полиции выехала туда. Она встретилась с Львом Гальпериным, Леонидом Красиным, Ладо Кецховели, Авелем Енукидзе. В Астрахани ее отлучка прошла незамеченной.
В письмах из редакции «Искры» речь шла о сборах «на пособие Нине» (так окрестили будущую типографию), об адресах для корреспонденции, об организации транспорта и многом другом. Например, извещая Лидию, что «Искре» требуется много денег на организацию транспорта, Крупская рекомендует: «по городам устроить комитеты для ежемесячных сборов на перевозку, а в тех местах, где этого не будет, брать при доставке плату». В другом письме Надежда просит «выбрать место и лицо, куда направлять сборы на перевозку и откуда это бы лицо и отправляло по адресу».
При помощи редакции «Искры» были установлены связи с волжскими городами, центральным промышленным и юго-западным районами России. И когда «Нина» стала печатать «Искру», Книпович вместе с Анной Михайловной Руниной рассылали газету в Саратов, Самару и другие города. В январе 1902 года в Самаре социал-демократы, разделявшие идею о необходимости создать единую партию, избрали Центральный Комитет из 16 человек. Одним из них была Лидия Книпович. С общего согласия именно ей поручили заведовать бакинской типографией и транспортными путями через Кавказ.
«На нее можно было положиться, как на каменную стену. Она вкладывала в работу всю свою душу, ненавидела болтовню, фразу, она не была ни оратором, ни писательницей, зато была незаменимым организатором. Надо ли было организовать распространение нелегальной литературы, поставить работу в районе, организовать явку — никто не делал это так умело, как товарищ Лидия», — писала Крупская.
После окончания ссылки в 1902 году Лидия ездила по разным городам: Полтава, Харьков, Киев, Екатеринослав, Петербург, Тула, Москва, Тверь, Самара… Везде она вела борьбу за объединение социал-демократов вокруг «Искры», оставаясь при этом ответственной за деятельность «Нины». А с типографией всё обстояло очень непросто. В какое-то время полицейские напали на след, и «Нина» даже приостанавливала работу.
Когда Лидия не могла сама решать какие-либо вопросы, она держала связь с типографией через Анну Бунину, живущую в Астрахани. Роль «Нины» в подготовке социал-демократических организаций России ко II съезду РСДРП была очень большой. В типографии печатались все необходимые материалы Организационного комитета, а потом распространялись по России.
Лидия Книпович участвовала во II съезде РСДРП делегатом от «Северного союза» под кличкой «Дедов». В принятой участниками съезда ленинском варианте программы была четко сформулирована необходимость диктатуры пролетариата, и социал-демократы разделились на большевиков, поддерживавших Ленина, и меньшевиков.
После съезда началась борьба за выполнение решений съезда. Лидия, ставшая ярой большевичкой, ездила по российским городам, рассказывая о съезде и его решениях. Затем Книпович направилась в Киев, где находился Центральный Комитет. Вместе с Марией Ульяновой и Зинаидой Кржижановской она стала работать в Техническом бюро ЦК РСДРП. Бюро занималось встречей приезжающих товарищей, вело архив ЦК, переписку с Лениным.
Острая политическая борьба большевиков и меньшевиков продолжалась, и 1904 год Книпович опять провела в разъездах по городам, отстаивая ленинские взгляды. Затем, по совету Ленина, она поехала в Одессу, где требовалось срочно принимать меры из-за того, что в местном комитете обосновались меньшевики. Книпович и в Одессе общалась с рабочими напрямую, разъясняла им политическую обстановку, ленинскую точку зрения на роль рабочих в революционном движении. Именно после ее выступления перед работниками каменоломен рабочие написали письмо Ленину, заявив о полной поддержке.
Из-за разногласий в Одесском комитете работать было трудно, но Книпович настойчиво проводила ленинскую линию, в том числе линию борьбы за немедленный созыв III съезда, чтобы вывести партию из тупика, вызванного противостоянием меньшевиков и большевиков. Именно Одесский комитет по предложению Книпович дал мандат на III съезд Ленину, и Владимир Ильич был избран председателем бюро президиума съезда.
Летом 1905 года в Одессу на смену Лидии Книпович приехал из Петербурга Сергей Гусев (настоящее имя Яков Драбкин), а Лидия выехала в Петербург, где работала в Петербургском комитете в горячее время Первой русской революции. Она проводила большую организационную работу, заботилась о снабжении рабочих литературой и докладчиками.
В декабре 1905 года по просьбе Ленина Книпович отправилась в Финляндию для подготовки Таммерфорсской конференции. Она знала хорошо финский и шведский языки, и ей хватило трех дней, чтобы всё подготовить — договориться с руководителями рабочего объединения и рабочего университета о зале, найти жилье с питанием для делегатов. Она даже посетила местного полицмейстера и попросила содействовать благополучному проведению собрания представителей… «русского общества трезвости». Полицмейстер обещал поддержку и безопасность.
Конференция приняла ленинские проекты резолюций по аграрному вопросу, о реорганизации партии на демократических началах. Большинство высказалось за восстановление единства партии, слияние практических центров и созыв объединительного съезда. Предполагалось объединение большевиков и меньшевиков.
Нелегальная работа и постоянное нервное напряжение сказались на здоровье Лидии Михайловны. Усиливались проблемы со щитовидной железой, нарастала глухота. Врачи говорили о необходимости соблюдать режим, непременном покое и систематическом лечении. Но оставаться более двух-трех дней в постели Лидия себе позволить не могла.
«После нее не осталось никаких литературных произведений, за ней не числится никаких „ярких“ дел, выступлений на процессах и т. п., а об ее громадной, важной, неустанной, самоотверженной работе знали только те, кто имел с ней непосредственно дело; даже самым близким людям не рассказывала она о своей работе: так того требовали условия тогдашней конспирации. И только перед теми, кто работал с ней, при имени „Дяденька“ встает образ горячего, сильного, убежденного человека, „твердокаменной“ большевички, человека, отдавшего себя всего, без остатка, партийной работе и в то же время как-то по-особенному близкого товарища», — писала Крупская.
Еще в молодости, во времена увлечения народовольчеством, Книпович поняла необходимость конспирации и считала это дело столь же естественным, как необходимость дышать, есть и пить. Необыкновенная находчивость ее выручала не раз. Она могла переодеться и ускользнуть от наблюдателя, сыграть роль мещанки или горничной. Однажды, чтобы избежать слежки, при выходе из вагона поезда притворилась больной, и ее практически на руках вывели попутчики и усадили в конку.
Иногда Книпович приходилось играть саму себя — дочь действительного статского советника. Именно в таком образе беззаботно отдыхающей женщины она провела почти весь апрель 1906 года в Стокгольме, когда готовила партийный съезд. Она подыскивала жилье и столовую, готовила инструкции для делегатов, которые должны были вести себя и выглядеть как европейские рабочие. На Стокгольмском съезде произошло формальное объединение большевиков и меньшевиков. Книпович, подчиняясь партийной дисциплине, сотрудничала с «бывшими» меньшевиками в объединенном Петербургском комитете РСДРП, но открыто заявляла при всех, что не питает к ним любви, и старалась перетягивать тех, кто сомневался, на сторону Ленина.
Готовность в любой момент сыграть необходимую роль и способность мгновенно действовать в критические минуты помогли Книпович избежать ареста 23 июля 1906 года, когда полиция задержала практически весь Петербургский комитет. Жандармы неожиданно явились на заседание, и Книпович, услышав звуки в прихожей, бросилась на кухню, сунула в трубу самовара пакет с документами, насыпала туда уголь. А сама повязала висевший на стуле темный головной платок по самые глаза, схватила спицы и села вязать. Когда жандармский ротмистр ворвался на кухню с обыском, она притворилась ничего не понимающей глуховатой старухой, и он ее прогнал.
В Петербургский комитет ввели новых людей. Но с конца лета 1906 года условия деятельности партии стали не просто сложными, а и чрезвычайно опасными. Царское правительство надеялось утопить революцию в крови, беспрерывно приходили сообщения о казнях по решениям военно-полевых судов, об убийствах заключенных в тюрьмах, о расправах черносотенцев. Проваливались явки, конспиративные квартиры. Членов Петербургского комитета арестовывали не раз, иногда комитетчики даже не успевали присмотреться друг к другу, как попадали за решетку.
Проваливались, казалось бы, надежные каналы связи. В этих условиях Книпович смогла установить частные каналы связи с заграницей через представителей некоторых шведских фирм. Например, она организовала встречу одного из партийцев, Николая Великанова, с Густавом Гедбергом, поставщиком королевского двора, представителем крупнейшего в Швеции переплетного заведения. Юноша был взят на работу помощником и стал одним из звеньев для доставки корреспонденции из-за границы.
Тяжелые и регулярные провалы в организации продолжались. Выяснилось, что в Петербургском комитете действовал агент охранки под кличкой Ворона. Под подозрение товарищей попала Люся — Юлия Серова, жена осужденного царским судом большевика, депутата Думы В. М. Серова. Книпович входила в комиссию, которая проверяла эти подозрения. Комиссия не успела доказать вину Серовой, это удалось сделать много позже, после 1917 года. А тогда, в 1911 году, Ворона опередила, и Лидию Книпович, которая требовала до конца проверки отстранить Серову от дел, арестовала охранка.
«Уполномоченная от ЦК партии, ведет переписку с ЦК и большевистской группой. Хранит деньги, присылаемые от ЦК партии для профессиональных работников партии. Крайне активный работник партии. Исполняет все крайне конспиративные поручения. Явки ЦК партии, переписка с заграницей. Центральное лицо распавшегося большевистского центра», — так была охарактеризована охранкой Лидия Михайловна Книпович, партийная кличка «Дяденька», в наблюдении — «Железная».
Книпович была готова к возможности ареста, и ее конспирация оказалась выше усилий жандармов. Она отвергала все предъявленные обвинения, а доказать ее роль в партии следователи не смогли. В результате глава Петербургского комитета была отправлена не в Сибирь, а всего на два года в административную ссылку под гласный надзор полиции в город Гадяч Полтавской губернии. Однако здесь было невозможно заниматься революционной деятельностью. В городке с маленьким населением всё было на виду.
Лидия Михайловна с нетерпением ждала конца ссылки, но в конце срока у нее обострилась базедова болезнь: дрожали руки, подскакивал пульс, мучили приступы удушья, развилась общая слабость. И неотвратимо надвигалась глухота. Ленин настойчиво советовал Лидии ехать в Берн для лечения. Но болезнь приняла такие острые формы, что ехать далеко стало невозможно. И Книпович по окончанию ссылки решила год подлечиться в Крыму, в Симферополе, пока не станет получше.
Лучше не становилось. Лидию мучили одышка и всё возрастающая слабость, а главное, глухота. Климат Симферополя, летнюю жару она переносила тяжело. Но, несмотря на это, Книпович стремилась быть в курсе того, что происходит в стране. Она много общалась с рабочими, а в июне 1917 года поехала в Петроград, будучи не в силах оставаться дома, когда совершается революция.
«Мы мало виделись с ней, но раз мы целую ночь просидели насквозь и проговорили о делах. Меня поразило, как Лидия, живя в Крыму, будучи оторвана от непосредственной работы, хорошо разбиралась в положении дел, какой правильной линии держалась, как по-большевистски подходила она ко всем вопросам», — писала Крупская о встрече с Лидией в 1917 году.
Книпович вернулась в Крым, поскольку знала, что болезнь прогрессирует, и слух ей уже не вернуть. Она не видела, как в таком состоянии может помочь революции, но до конца своих дней думала о социалистическом будущем России, не теряла связи с рабочими организациями. Лидия Михайловна следила за развитием революции, радовалась Великому Октябрю, приветствовала Красную Армию, которая начала освобождать Крым в 1919 году. А когда белогвардейцы опять захватили Симферополь, с нетерпением ждала освобождения. Несмотря на одышку и слабость, она ходила в библиотеку, пытаясь по газетам отследить положение на фронтах.
Книпович не дождалась возвращения красных. В январе 1920 года она простудилась и слегла с воспалением легких. Болезнь обострилась в связи с плохим питанием, холодом в квартире, отсутствием лекарств, и Лидии Михайловны не стало. Белогвардейская оккупация не помешала рабочим Симферополя отдать последний долг верной соратнице Ленина. Профсоюз металлистов выделил на организацию похорон деньги, выпустил специальную листовку памяти Книпович. На похороны Лидии Михайловны собрались представители рабочих организаций и ее близкие друзья. Над кладбищем звучала песня «Вы жертвою пали в борьбе роковой…».
Лидия Михайловна Книпович оставила о себе светлую память. Она строго относилась к товарищам по работе, критиковала за промахи. Но, по словам Крупской, каждый, кто имел дело с Лидией, чувствовал: раз ты примкнул к партии, ты не одинок, тебя поддержат в трудную минуту.
Крупская писала: «Замечательно Лидия относилась к людям: внимательно, заботливо. Не один товарищ скрывался у нее, не один приезжал к ней передохнуть, и она окружала их таким вниманием, такой теплотой и заботливостью, что люди потом этого никак не могли забыть. Умела она всегда найти для человека нужную ему ласку, делала всё, что могла, шла на великий риск».
Книпович работала во многих городах, куда посылала партия, внесла неоценимый вклад в развитие социал-демократического движения. Но больше всего ее деятельность была связана с Петербургом. Именно здесь она поняла роль пролетариата в будущем России и перешла на социал-демократические позиции, что определило в дальнейшем ее судьбу. Всю свою жизнь и здоровье Лидия Михайловна Книпович отдала на то, чтобы приблизить день Великой Октябрьской социалистической революции.
