Возможен ли «руань» — единая валюта России и Китая? Интервью
После 2014 года на Россию со стороны Запада обрушились мощные экономические санкции, а после 2022 года они поставили крест на идее интеграции российской экономики в западоцентричную финансовую систему.
В качестве альтернативы наметилось сближение экономик России с Китаем. В результате банковская система Китая стала гораздо активнее использоваться для совершения финансовых расчетов между контрагентами двух государств, а также для расчетов России с другими странами. Даже прозвучали слова о создании единой валюты.
Однако, как сообщают представители российского бизнеса, китайские банки все чаще стали отказываться от приема денежных средств из нашей страны. Причем под отказ попадают не только платежи из России, но даже платежные документы из других стран, в которых указаны русские имена.
О причинах такого поведения со стороны китайских партнеров, о том, как можно их преодолеть, а также о перспективах создания единой российско-китайской валюты мы побеседовали с кандидатом экономических наук, финансовым аналитиком Михаилом Кимовичем Беляевым.
ИА Красная Весна: Ранее обсуждался вариант перехода на новую единую валюту в паре юань и рубль — руань (проект единой российско-китайской валюты, который был озвучен Пекином еще 10 лет назад — прим. ИА Красная Весна). Как вы относитесь к этой идее?
Михаил Беляев: Дело в том, что ведь валюта — это не просто искусственный выпуск каких-то бумажек, как некоторым рисуется. Создать такую валюту технически ничего не стоит. Надо, чтобы была определенная договоренность.
Во-первых, нужно выбрать банк, причем банк должен иметь международный статус, должно быть формирование капитала на основе валют стран-участников. Во-вторых, нужно договориться о порядке эмиссии, то есть выпуска этой наднациональной валюты.
В-третьих, должна быть биржа (или какой-то другой механизм, но лучше биржевого не придумать), где можно было бы эту наднациональную валюту трансформировать или в рубль, или в юань. Потому что всегда скапливаются какие-то излишки или, наоборот, недостаток валюты для расчета с третьей стороной, и поэтому надо иметь возможность ее пополнить, то есть обменять свою национальную валюту на ту, которая тебе нужна. Или, если у тебя скапливаются излишки, ты их на этой бирже можешь продать для того, чтобы получить свою национальную валюту.
Ведь каждое предприятие у себя на родине ведет расчеты и дела именно в ней. Например, российское предприятие торгует с какой-то страной. Когда оно получает оплату в чужой национальной валюте, то в России она платит зарплату рабочим в рублях, покупает энергоресурсы в рублях, станки покупает в рублях, а не в наднациональной валюте.
В-четвертых, нужно еще договориться, как будет формироваться совет директоров, как будут приниматься решения.
ИА Красная Весна: А можете назвать успешный пример такого сотрудничества?
Михаил Беляев: Ближайший аналог такой валюты — это переводный рубль, который существовал в рамках Совета экономической взаимопомощи (СЭВ — межправительственная экономическая организация, созданная при участии СССР и действовавшая в 1949–1991 годах для расчетов между странами соцлагеря — прим. ИА Красная Весна). Этот рубль, кстати, прекрасно работал и выполнял абсолютно все функции.
Если вспомним, то для эмиссии и для расчетов в этой валюте (ведь главное не столько расчет, сколько эмиссия) использовался Международный банк экономического сотрудничества. Он был основан на таких принципах капиталоформирования, о которых я только что сказал.
В рамках СЭВ больше решался вопрос на партийном уровне. Все были равны, у всех были одинаковые голоса. А если даже возникали какие-то разногласия, они все решались на политическом уровне.
Здесь такого механизма нет, значит, каждая страна даже при формировании банка будет преследовать свои интересы. И создание базы для выпуска общей валюты должно происходить на основе поиска компромисса и договоренности между странами-участниками.
Такое конечно возможно, но это требует длительных переговоров. Для того чтобы перед тем, когда начнутся расчеты между странами, товаропотоки стали взаимно уравновешены. Сколько мы экспортируем, столько же мы должны и импортировать. Между странами, которые учреждают эту валюту, должны быть взаимные товаропотоки, достаточно интенсивные.
Так что, если даже есть разговоры о том, что кто-то собирался создать какой-то гибрид валют, то этому человеку нужно хоть элементарный учебник по валютным отношениям прочитать, не выдумывать какие-то химеры.
ИА Красная Весна: Кстати, в последнее время китайские партнеры зарекомендовали себя с не очень стабильной стороны. Особенно в части большого возврата банковских транзакций со стороны Российской Федерации в адрес иностранных, в том числе и китайских партнеров. С чем связаны эти возвраты?
Михаил Беляев: Китайские банки оказались под вторичными санкциями, они опасаются этих вторичных санкций со стороны американцев, потому что все банки связаны между собой рынком капитала, где доминируют американские банки. Они опасаются санкций со стороны Америки. Потому что им тогда перестанут выдавать кредиты, они подвиснут на этом финансовом рынке.
Дело даже не в том, в какой валюте рассчитываться, не в том, что доллар токсичен сам по себе — даже когда вы рассчитываетесь в юанях, сам банк боится проводить эти расчеты, потому что он опасается вторичных санкций.
ИА Красная Весна: Какой тогда выход из ситуации может быть?
Михаил Беляев: Решение может быть только одно — это создание реально независимого банка, например, банка развития БРИКС, или какого-то нового банка, с независимой филиальной сетью и минимально зависимого от внешнего глобального финансового рынка. Тогда он будет свободен от угрозы вторичных санкций со стороны США.
Я вам пример приведу, что даже у России с Белоруссией мы пытались создать единую валюту, тридцать лет говорили об этом. И даже с Белоруссией мы не можем этого создать. Сейчас уже и не пытаемся, а был период, когда мы прилагали для этого усилия. Оказалось, что это возможно только в одном варианте — наднациональной валюте, которая бы служила только для международных расчетов, а о том, чтобы она опустилась потом на национальный уровень, сейчас даже речи нет.
Этого сделать не удалось, потому что те, кто в этом ничего не понимали, забегали вперед, думали, что валюта должна быть единой именно на национальном уровне. То есть и российской, и белорусской — ходить как евро в странах Евросоюза. На самом деле они думали, по сути, что могут ввести российский рубль на территории Белоруссии, на территории другой экономики, территории с другим ценообразованием, с другим уровнем зарплат.
На таких условиях ввести чужую национальную валюту невозможно, это, так сказать, утопия, потому что валюта — это экономическая категория, это не пустые бумажки, которые они напечатали. Если кому-то кажется, что можно, например, с первого января, допустим, 2025 года упразднить белорусские рубли, а завезти туда несколько эшелонов российских рублей и их там раздать, — это полная дилетантская утопия.
ИА Красная Весна: Вы все время говорите про дилетантизм. Вы считаете, что такие решения связаны с уровнем профессионализма?
Михаил Беляев: Да, там действительно люди в основном с техническим образованием, и они принимают решения. И представление о валюте у них формируется по учебнику для домохозяек, которые они изучали, и то невнимательно, а там специальных глав по валюте нету. А второе — это собственные дилетантские догадки, опять-таки, исходя из своих каких-то дилетантских, технических, механических представлений о том, что такое валюта.
На самом деле, это действительно очень сложный вопрос, и я вам хочу сказать, что сейчас практически не осталось людей старой школы, которые понимают, что такое валюта, которые учились с классическим подходом к ней. Видишь только дилетантские обсуждения, которые даже критиковать очень трудно — для этого придется прочитать целый курс по валютным отношениям, чтобы было понятно, в чем там дело.
Например, Павел Алексеевич Медведев (д. э. н., финансовый омбудсмен Ассоциации банков России (АРБ) — прим. ИА Красная Весна) беседовал недели три назад на похожую тему. Я знаю Павла Алексеевича уже лет 25, и что он доктор наук, кибернетик, и возглавлял банковскую сессию в Думе, 20 лет был главой подкомитета, потом зампред у банковского комитета, и считается великим банкиром.
Мы разговаривали как раз по СЭВовскому переводному рублю. Павел Алексеевич вдруг возьмет ляпни: «А мне это напоминает талон из колхоза „трудодни“, никакая это была не валюта, а какая-то ерунда».
Ну, как это может Павел Алексеевич сказать, когда был Международный банк экономического сотрудничества, который выдавал деньги, что они только виртуальные были! И этим уже никого не удивить. Да, все деньги должны быть виртуальные. Да, расчеты проводились, кредиты выдавались, был создан Международный инвестиционный банк, который выдавал долгосрочные, инвестиционные кредиты.
И в этих самых переводных рублях с нами рассчитывалась и Финляндия, и Югославия, а на последних этапах уже и Куба, и Ангола, и Вьетнам и прочее-прочее. То есть это была абсолютно полноценная валюта. Ну, Павлу Алексеевичу почему-то пригрезилось, что это какие-то там талоны.
А один какой-то придурок (у меня другого слова нет) вдруг выступил, сказал: «А что это такое — доллар — вообще? А доллара вообще нет. Доллар — это записи на счетах, это фикция!» А что не запись на счетах? То есть, представляете, какие у людей этих представления о том, что такое валюта?!
ИА Красная Весна: Ну, может, он имел в виду, что доллар ничем не обеспечен.
Михаил Беляев: А что обеспечено-то? А чем он должен быть обеспечен?
ИА Красная Весна: Ну, это же известный довод, что был золотовалютный запас, что он обеспечивал доллар.
Михаил Беляев: И его давно уже нету. И на золото уже никто давным-давно не опирается. Ни рубль, ни евро, ни доллар. Уже золотого стандарта с 1971 года нету. Денежная система, она переживает эволюцию, и сначала был просто золотой стандарт. Все деньги были обеспечены золотом.
А потом, когда расширяется масса распространяемых денег, тогда появляются так называемые фиатные деньги, они опираются на выпускаемую в стране товарную массу, массу товаров и услуг. И этот эквивалент товаров и услуг, он равен денежной массе, которая выпускается для его обслуживания. Там никому не нужно золото.
Золото выступает только как какой-то такой страховой резерв, когда возникнут какие-то затруднения. Тогда вы распечатываете свой золотой стандарт и урегулируете свои претензии с вашими партнерами в международной сфере с помощью золотых транзакций.
И то — это очень теоретический вопрос, потому что если возникнут серьезные времена, когда нужно будет решать вопросы с нефтью, с зерном, с чем-то другим, еще сто раз нужно подумать, понадобится ли это золото еще кому-то. И сможете ли вы решить эти вопросы с помощью золота или не сможете.
Поэтому еще Кейнс называл золото варварским пережитком прошлого, а Маркс это называл золотым фетишизмом. Это была такая загадка — почему золото считается всеобщим эквивалентом и всеобщим активом, на котором все базируется?
А если мозгами пораскинуть как следует, то окажется, что кроме действительно такого варварского поклонения этому металлу ничего нет. Потому что, если плохие времена наступят для одной страны, то да, тогда вы можете с кем-то решить вопросы с помощью золота. А если наступит что-то типа мирового кризиса?
Богатым странам это золото не нужно. Потому что они сами вляпаются в такую же проблему, и им самим нужно будет решать ее с помощью золота. Ну, а бедные страны, если они просто вне игры, просто с этим золотом не смогут играть: ни купить, ни продать — ничего, они просто будут на обочине стоять, и все.
Поэтому дилетантские рассуждения насчет того, что доллар ничем не обеспечен — это мантра такая, которую все повторяют, как попугаи, друг за другом, не думая и не понимая, что за этими словами стоит.
Да, у центральных банков есть определенный золотовалютный запас, инерционный. И рекомендуется это золото накапливать, оно как-то там обменивается. Валютные резервы — это золото.
Но этот вопрос возникал в 70-е годы прошлого еще века. Мы же были золотодобывающая страна, размеры добычи мы даже не хотели раскрывать, но мы хотели вступить в Международный валютный фонд. И когда у нас интенсифицировалась торговля с Западом, нам надо было раскрыть свои данные по золоту.
Но коммунистическая партия не разрешила раскрывать эти данные. Ну, как сейчас, закрыли данные по нефти. И тогда тоже серьезные люди говорили — а какой смысл в этом золоте?
Например, после нашей революции против Советской России была организована блокада. Мы тоже не могли ничего сделать. У нас золото было, мы готовы были что-то покупать, но нас лет десять мурыжили. Ничего мы купить не могли, у нас все было голое. До тех пор, пока не состоялась первая сделка со Швецией — мы купили у них паровозы за золото.
Потому что золото не так работает, что ты с ним вышел, и все набросились на эти слитки, и ты решил все вопросы. Ничего подобного. Если только знать историю, знать экономику, и мозги включить.
ИА Красная Весна: Понятно, но при этом же все время говорится о каком-то новом эквиваленте. Например, говорили про энергон (гипотетическая валюта, основанная не на привязке к золоту или иным драгметаллам, а на энергетическом эквиваленте — прим. ИА Красная Весна).
Михаил Беляев: Да, но это было еще в 20-е годы, там тоже энергон был, и чего там только не было. И напрямую пересчет в трудовых единицах, но пока ничего такого не получается создать. Потому что все-таки золото, конечно, обладает определенными свойствами, которые позволяют его накапливать. Во-первых, у него есть материальная форма, во-вторых, оно портабельно в малом количестве при высокой стоимости, в третьих — у него есть делимость.
Пока пять тысяч лет никакого эквивалента, кроме золота, не было создано, хотя все экономисты, которые этим занимаются серьезно, они принимают, что это — пережиток. Но другого эквивалента не придумано — все, что придумано, все как-то золоту уступает. Тот же энергон. Здесь должна быть какая-то расчетная величина. А там, где она расчетная — она сильно уязвима.
Здесь есть ловушка логическая. Что если нет эквивалента замены, это не значит, что существующий в настоящий момент эквивалент — безусловный, у него есть недостатки. Вот как ставится вопрос, понимаете? От того, что вы не нашли замену, его недостатки от этого меньше не стали.
Вот это экономический подход. А не философский. Философские вопросы по определению спорные. А тут не спорный вопрос. Он опирается на вполне конкретные вещи. Но я хотел показать непростоту этого вопроса.
