1. Социальная война
  2. Разрушение образования
Попов Юрий / ИА Красная Весна /
Кто-то из наших чиновников говорил: «У нас все хорошо». Где-то на Западе просело обучение во время дистанта, а у нас не так. Это враньё

Дистанционное образование привело к катастрофе — педагог

Виктор Савин. ВУЗ окончил. 1955 год
Виктор Савин. ВУЗ окончил. 1955 год

После трехмесячного периода дистанционного образования, дети вернулись в школы и вузы. Несмотря на то, что ситуация с распространением и коронавирусной инфекции, и сезонных ОРВИ обостряется до такой степени, что многим детям и педагогам опять пришлось вернуться к общению через компьютер, было время провести и нормальные проверочные работы, и пообщаться с детьми очно.

С чем же столкнулись школьные учителя и преподаватели вузов? Результаты Всероссийских проверочных работ просто шокировали. Так плохо дети еще не писали.

О том, можно ли обучать детей дистанционно, где найти тот компромисс, который позволит не погубить образование, но предотвратит массовое распространение инфекции, мы побеседовали с педагогом по актерскому мастерству Столичного профессионального колледжа, мастером курса Евгенией Амосовой.

ИА Красная Весна: В предыдущем своем интервью про дистанционное образование Вы сказали следующее: «Если честно отэкзаменовать школьников и студентов по всей стране, включив в экзамен материалы, которые дети „изучали“ три месяца карантина, уровень будет настолько низким, что даже страшно себе представить. Это просто три потерянных месяца». Результаты проверочных работ в школе наглядно продемонстрировали правильность Вашей оценки. А что Вы можете констатировать по результатам работы со студентами, которые вернулись с карантина?

— Оговорюсь сразу, что мы говорим о моих студентах, обучающихся на актерском факультете. Я работаю с ними второй год. Итак, встретившись с ними в сентябре, я увидела печальное зрелище. Во всем, что касается профессии, а именно актерского мастерства, они откатились на тот момент, когда мы их еще не взяли на учебу. И не просто откатились. В большинстве своем тогда, в первые месяцы обучения, год назад, они были лучше, органичней, чем сейчас. Этот откат произошел за время дистанционки.

Читайте также: Если образование будут переводить в «цифру», народ будет тупеть — педагог

Еще очень странная вещь — у них жуткий регресс по теоретическим дисциплинам. Мне как мастеру курса педагог присылает результаты проверочных работ по зарубежной драматургии. Тут надо пояснить: моим студентам на лето было дано задание по разным предметам, в том числе и по зарубежному театру — необходимо было прочесть некоторое количество пьес. Не много. Пьеса — достаточно короткое произведение, если по объему сравнивать, к примеру, с «Войной и миром» Л.Н. Толстого. И вот они пишут контрольную по пяти пьесам, и больше половины курса — двойки. При том, что у них очень гуманный педагог по теоретическим дисциплинам, которая даже пятерки ставит за восемь ответов из двенадцати. Двойка — это вообще ничего. Студенты меня уверяют, что они прочли всё. Но ответить на вопросы не могут. Ощущение какой-то блокировки, невозможности полного восприятия и запоминания.

ИА Красная Весна: То есть время карантина — не просто потерянные три месяца, а студенты даже откатились. Как будто их растили, а потом они рухнули, и рухнули глубже, чем были сначала?

— Да! Откатились! Это как если бы мы подымались медленно в гору, а потом съехали с оползнем. И пока оползень съезжает, они не остановятся. Я понимаю, что сравнение у многих вызовет отторжение: съехать на оползне — это о каком-то трюке идет речь. Но в данном случае я вот что имею в виду: представьте себе, что человек шагает наверх, шаг за шагом. В гору. Медленное поступательное движение. А потом оно остановилось, и вдруг этот самый человек сразу как будто даже не сполз, а рухнул, не просто несколько шагов отшагнул (это можно было бы понять), а как будто к подножию и даже, возможно, ниже съехал.

ИА Красная Весна: А что это за феномен? Это связано с их психологическим состоянием? Или с недостаточным развитием интеллекта? Или это дистанционка так влияет на ребят? У нее какие-то характерные особенности, что она именно так сказывается?

— Я не могу рассказать, как работает этот механизм с точки зрения психологии, я не специалист. Я могу рассказать о каких-то своих представлениях по этому поводу.

Во-первых, студенты приходят к нам неготовыми. Это проблема школы. Даже без всякого дистанта огромное количество школ живет в режиме дискретной подачи материала. Кусками, урывками — такая программа.

В нынешнем школьном образовании нет системы. И самое ужасное, что в результате современного стандартного школьного образования дети выходят из школы с отсутствием логического и понятийного мышления, с отсутствием непротиворечивой картины мира. Они выходят неграмотными буквально, практически поголовно. Они не знают ни истории, ни географии.

Они не понимают, что знание — это то, что у тебя в голове, то над чем ты можешь размышлять, думать, то, что ты можешь сопоставлять в автономном режиме. Им кажется, что знания — то, что в поисковике можно найти. И они не умеют учиться. Будущие студенты выскакивают из школы с ощущением, что вот сейчас они займутся профессией. А заниматься они ею не могут, потому что учиться они не умеют. То есть мы учим их учиться. И это совершенно точно нельзя сделать в дистанте. Нельзя и всё!

Однако мы оказались в тех предлагаемых обстоятельствах, которые сложились. Студенты осели дома поодиночке. Хотя некоторые все же ездили друг к другу в гости. Потому что нормального человека тащит в коллектив. И вот они посидели в дистанте и неслабо одичали. Сейчас, вернувшись, они страшно рады друг друга видеть. Но они даже выразить вменяемо это не могут. Они привыкли в дистанте разговаривать, сидя перед экраном компьютера. То есть они сидя, обращаю Ваше внимание, не двигаясь, разговаривали репликами, вставками, урывками, потому что все хотели сказать, потому что связь плохая. Они и так говорили плохо — в школе не учат теперь говорить. Дистант закончился, они приходят на пары и тут же садятся. Не на площадку рвутся, чтобы что-то показать, а садятся в зал. Они начинают рассказывать какие-то истории, чтобы потянуть время и не идти показывать. Но поговорить-то они тоже не могут — потому что разговаривают плохо. Мне кажется иногда, что они скоро перейдут на звукоподражание, как наши древние предки.

Кроме того, они сильно разобщены, плохо работают в коллективе.

Чтоб было понятно, объясню на примере. Чтобы сыграть какой-либо этюд, необходимо выстроить (смонтировать) выгородку (декорацию). Например, две скамейки прикрыть пледом вместо кровати, несколько стульев под одеялом вместо дивана, стол, на него что-то поставить. Всё это кто-то должен на сценическую площадку внести и поставить в нужном месте. Мы их научили это делать более-менее быстро, тихо, слаженно. Перед тем, как мы уходили в карантин, они сдавали самостоятельные работы. Это было не идеально, но вполне приемлемо. Мы вернулись из дистанта и провели зачет спустя две недели от начала семестра. Монтировки длились бесконечно. Они громыхали стульями и столами, никак не могли собраться. Хотя, повторюсь, всё это они уже приемлемо делали.

Перед карантином они уже научились чему-то, и выделялись сами из коллектива люди, которые брали на себя ответственность за различные сегменты работы. А сейчас на каком-то остаточном порыве они пытаются делать то же самое. Но не получается.

Плюс ко всему у них тонуса нет в теле. Он не особо был и тогда, когда они пришли к нам. Выносливости у них нет. Мы раньше на переменах в школе бегали. Нынешние дети сидят, уткнувшись в смартфоны. У них гиподинамия практически у всего поколения. Студенты у нас на занятиях по танцу и сценическому движению просто выдыхались к концу пары. И к февралю месяцу они в какой-то степени выносливость приобрели (пусть не на своем возрастном уровне, но хоть на уровне 12-13 лет). Дистант. Они осели около компьютеров и сильно физически деградировали. Они задыхаются после серии простейших физических упражнений.

ИА Красная Весна: Я правильно понимаю, что дистанционное обучение поощряет травмирующее поведение. Студенты больше сидят за компьютером, и это их калечит, лишает их каких-то способностей.

— С моей точки зрения — да. Я могу говорить только о том, что я вижу как специалист по театру. Я вижу, что дети на дистанционке по шесть-восемь часов сидели за компьютером сначала просто на занятиях. Потом они должны были ответить педагогам на задания и тоже в компьютере. То есть у них физическое напряжение ушло вообще. Многие, к слову, страшно поправились, прямо расплылись. Это вообще не полезно, набирать вес. А для актера физическая форма очень важна.

ИА Красная Весна: С учетом того, какие школьники сейчас приходят, не требует ли их уровень увеличения часов очного обучения, а не уменьшения?

— Да! Мало того, я сама училась сначала в театральном училище, то есть в среднем учебном заведении. И у нас были официальные пары с девяти утра до восьми вечера. Это были просто пары, как общеобразовательные, так и профессиональные. А потом мы оставались заниматься самостоятельными работами. Я все понимаю, это было другое время, гораздо более безопасное. Но мы и в 11 вечера домой возвращались и в полночь. И приезжали мы раньше, чтоб размяться до того, как начнутся занятия.

Я вообще считаю, что в дистанте может учиться человек с двумя высшими образованиями, который любит учиться и которому дистанционные занятия в помощь. Он способен этот материал для себя структурировать, а потом переработать. А если у нас дети, в массе своей, не умеют учиться, как они будут учиться дистанционно?

Нас учили вести конспекты, учили структурировать свои устные ответы. Никто нас не бросал, как детенышей за борт лодки, чтоб научились плавать. Ничего этого в школах сейчас нет. Соответственно, нам бы время на то, чтобы студентов всему этому научить. Но, увы…

Мы понимаем, что наши студенты не умеют учиться, и мы в этой связи точно знаем: любой дистант откинет их еще дальше. Это землетрясение, если уж брать пример с горой. Это землетрясение, разверзлась еще одна глубинная трещина. Вот туда они все и скатятся. Как мы их будем потом оттуда вынимать?

ИА Красная Весна: У меня сложилась следующая модель текущей ситуации. У детей, когда их обучают, новые навыки через какое-то время закрепляются. Закрепленный навык уже не так просто растерять, даже если что-то прервется, и человек какое-то время применять его не будет.

— То есть, вы говорите о том, что, очевидно, существует такое место в процессе обучения, куда можно внедрить дистанционку? И надо искать место, где дистанционке вклиниться. На мой взгляд, в школе и в вузе ей вклиниться негде!

ИА Красная Весна: Это я понимаю, но меня смутило, что дети чему-то научились, но не до конца. Все-таки, у них через какое-то время должен был закрепиться навык. А тут вроде научились, а потом практически полностью растеряли. Это означает, что дистанционка нарушает процесс обучения катастрофически.

— В том-то и дело. На мой взгляд, навык закреплен после первого высшего образования. Подчеркиваю, после первого высшего образования. До этого навыка нет.

ИА Красная Весна: В результате выходит, что дистанционка, допустим, длилась три месяца, но это не является потерянными тремя месяцами. Потеряно гораздо больше. Целый курс.

— Конечно. Я в предыдущем интервью говорила, что у нас потерян семестр. Сейчас я понимаю, что у нас потеряно два. Можно считать, что я их год не учила, если говорить по справедливости. Что-то такое очень смутное. Что-то черненькое белеется, что-то беленькое чернеется. Какие-то фамилии: Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд. Спрашиваешь, как пишется «Мейерхольд», — «Вы валите, Евгения Михайловна». При том, что в коридоре висят портреты Станиславского, Таирова, Вахтангова, Мейерхольда и они подписаны!

ИА Красная Весна: Если резюмировать сказанное. Мы понимаем, что сейчас ситуация нетривиальная. Коронавирус есть. Но вот опасность коронавируса, она что, превышает опасность того, что дети вообще ничему не научатся? Как найти компромисс, учесть эти риски? Как избежать ситуации, когда дети на самом деле ничему не научатся. Если они останутся живыми и здоровыми, но ничему не научатся, то очень короткое время пройдет до того момента, когда некому будет лечить, некому будет учить, строить, выращивать. То есть живыми и здоровыми им в этом случае точно оставаться недолго.

— Это сложная дилемма для меня. По-хорошему, жизнь остановить нельзя. Мы же не можем замереть на год, пока не пройдет эта опасность. Мы не можем просто сесть в анабиозе и сидеть. Я говорю сейчас только об образовании. Я даже не говорю, что какие-то отрасли падают в производстве. Честнее всего было бы оставить всех детей на второй год. Это правда! Мои студенты не хотят на дистант — они понимают, насколько для них это обнуляет всё. Поэтому у нас дезинфицируют помещения, и мы продолжаем учиться.

ИА Красная Весна: Но это же правильно по сути?

— С моей точки зрения, да.

ИА Красная Весна: Жизнь во время боевых действий продолжается. Почему она во время коронавируса должна остановиться?

— С моей точки зрения, жизнь останавливать нельзя. «Остановите Землю, я сойду». Куда?

Кто-то из наших чиновников говорил: «У нас все хорошо. Где-то на Западе просело обучение во время дистанта, а у нас не так». Это вранье!

Когда-то Кеннеди сказал, что СССР выиграл битву за космос за школьной партой. А что теперь? Мы движемся опять к церковно-приходским школам с двумя классами? У нас из выпускающихся школьников навскидку 40-50% в лучшем случае умеют читать и писать со страшными ошибками. И эти люди уже приходят работать везде. И если мы еще сейчас остановимся….

Никто не говорит, что не надо соблюдать каких-то правил. Бывало раньше, что школу закрывали на карантин во время эпидемии гриппа. Но отдельную школу закрывали. А соседняя школа могла учиться. А когда закрывают все тотально — это катастрофа! Может пойти всем и начать землей обмазываться, чтоб к земле привыкать? Дистант в процессе школьного и вузовского обучения — смерти подобен.

ИА Красная Весна: То есть, это последние гвозди в крышку гроба образования?

— В принципе, да. Уже все легли, крышечкой накрылись. Осталось забить.

ИА Красная Весна: Что все-таки делать, чтобы реанимировать больного. Воскресить образование.

— Для того, чтоб начать лечить болезнь, ее надо признать. К примеру, вы распороли ногу, и у вас нарыв. Вы, конечно, можете оставаться дома и умереть от столбняка или гангрены. Но вы точно понимаете, что у вас нагноение, оно болит. Когда распорота душа, когда не сформирован дух — это чувствует не каждый. Как минимум, надо признать, что у нас существует эта болезнь. Пока что мы признаём это на так называемом «низовом» уровне. Педагоги признают, родители, которые во время дистанта вдруг увидели учебники своих детей и ужаснулись. К примеру, английский дети учат по учебникам, где Бивис и Батхед и полуголые американские певицы. Ребенок про них учит тексты. Или про Лару Крофт — расхитительницу гробниц. Это в учебнике английского языка за 5 класс! А про Россию в нем две страницы: масленица, балалайка, медведь.

ИА Красная Весна: То есть самое важное на данном этапе — признать болезнь? Или можно еще что-то уже начать делать?

— Для того чтобы поменять систему, болезнь должны признать стратегически. Не педагоги и родители, а высшие руководители. Потому что отвечающие за наше образование чиновники говорят, что мы впереди планеты всей. А это не так! Мы со своей стороны, сбиваясь в некие группы по интересам, пытаемся вытаскивать своих детей, а также детей, которые приходят учиться конкретно к нам. То есть, цитируя фильм А.Тарковского «Солярис», мы пытаемся сделать так, чтобы на Солярисе, посреди этого мыслящего Океана начали появляться острова. Это всё, что мы можем сделать со своей стороны. И это то, что мы будем делать, потому что это наш долг, это наше Предназначение. Мы будем это делать, невзирая ни на какие трудности.

С точки зрения страны, пока не будет признана болезнь, пока не будет признано, что умение быстро отправлять смски не является необходимым и базовым навыком для развития человека и, далее, будущего России, сделать ничего нельзя. Пора понять, что умение мыслить, потребность развиваться, жажда открытий в разных отраслях, трудолюбие, коего нет — необходимо вернуть.

То, о чем я говорю, может существовать только в том случае, если есть, говоря театральным языком, сверхзадача — куда мы идем, к чему. На другом языке это называют идеологией. Под нее структурируется развитие. Нет сверхзадачи — нет развития.

Сейчас идет политика, обратная советской — лишь бы на Советский Союз не было похоже. После революции взяли классическое гимназическое образование и отдали его всем: в любой деревне, в любом ауле, в любом кишлаке ты учился по программе классической гимназии. А сейчас в ауле, в кишлаке и в деревне ты учишься на уровне церковно-приходской школы. Для того чтобы получить более-менее приличное образование, твои родители должны понимать, что та школа, в которую можно было отправить ребенка и забыть, потому что было ясно — ниже определенного уровня образование не будет, — этой школы больше нет. Сейчас, чтобы ребенок получил приличное образование, его родители должны иметь деньги. Многодетные семьи, особенно живущие далеко от районных центров, уже не могут выучить детей.

У нас много патерналистски настроенных людей, которые верят, что страна о них позаботится. Сейчас это не так. Но они не могут этого признать.

Итак, схема такова: нужно, чтоб твои родители признали, что только они могут сделать так, чтобы ты был образован — больше никто. Тогда, если у них нет денег, но они пробивные люди, они будут заставлять тебя учиться, будут с тобой ездить на конкурсы и олимпиады. Массового образования нет. Еще раз: мы на своем уровне делаем всё, чтобы как-то это «лечить». Но мы ничего не можем сделать стратегически, потому что наши образовательные чиновники двигаются в русле обесценивания и разрушения образования последние 30 лет, никуда не сворачивая.

ИА Красная Весна: Означает ли это, что необходимы две вещи: на самом верху должны признать серьезные проблемы образования, а в самом низу люди должны понять, что патернализм больше не действует? Что лично от тебя многое зависит? Если ты ничего не будешь делать, все точно будет плохо?

— Это правда. На самом деле, из патерналистской рамки надо было выйти, когда Советский Союз распался. Но это уже тема для другого разговора.