«Русский вызов» или «русский ответ»?
Окончание. Начало в № 541
Джеймс Шерр, автор рассматриваемой нами главы «Война идей и оружия» (часть «Кремлевское Зазеркалье»), пишет, что когнитивная структура Кремля (хотелось бы знать, что это такое, но формулировка — на совести автора) содержит некоторые неприятные истины для западных политиков: это экзистенциальная вера в величие России и готовность к риску, издержкам и осуждению ради служения вечным интересам государства.
Вновь налицо подход с позиции победы в холодной войне. В противном случае непонятно, почему США могут сохранять экзистенциальную веру в свое величие, а Россия — нет. То же самое с вечными интересами государства. Но в том-то и дело, что позволенное Юпитеру не позволено быку. США победили Россию и унизили ее, поэтому они имеют право на экзистенциальную веру в свое величие (мировая миссия, град на холме, американская исключительность и так далее), а Россия — нет.
Зачем нужна эта сентенция по поводу экзистенциальной веры в величие России и всего прочего? Для того чтобы призвать Запад к окончательной мобилизации против России. Именно этому посвящена следующая часть всё той же главы «Война идей и оружия» — «Ясность и целеустремленность». В ней сказано, что если давать оценку западному ответу на события, начиная с февраля 2014 года, по одному критерию — по трудностям для самого Запада и его приоритетам — этот ответ является впечатляющим, но по другому критерию — российской стойкости — адекватность ответа далеко не очевидна.
То есть ответ должен быть жестче. Лейтмотивом этой части является необходимость более жесткого ответа, необходимость длительной борьбы с Россией, необходимость обеспечения победы Украины (неизвестно какими методами), необходимость быть готовыми к тому, что Россия начнет расширять экспансию и распространять ее на Молдавию, Прибалтику и чуть ли не на Польшу. Подробнейшим образом описывается, насколько важно наращивать поддержку Украины…
В докладе выражена надежда на новую перестройку и новое мышление, к западным правительствам обращен призыв следить за любыми признаками «нового мышления» в России. Но до нового мышления и перестройки надо еще дожить. А пока этого нет, то ни на какие договоры с Россией идти нельзя. Ибо эти договоры будут не решением ситуации, а ее усугублением (противоположностью решения, как сказано в докладе). А любая полученная за счет договоренностей с Россией передышка, как настаивают авторы, будет очень короткой.
В главе «Международная политика России по отношению к Западу и его ответные действия» ее автор — Джеймс Никси — настаивает, что Кремль выбрал путь враждебности к Западу очень давно. Еще до войны с Грузией. И что Запад не был к этому подготовлен. В дальнейшем, как утверждает автор, изменился темп наращивания враждебности, но не сам вектор враждебности. Никси пишет, что, по мнению Кремля, именно Запад разрушил систему правил и поэтому Россия должна руководствоваться собственными интересами.
О какой системе правил идет речь? В том-то и дело, что Запад лживо демонстрирует верность Ялте и системе Ялтинских правил. А на самом деле он сам себе задает систему постъялтинских правил, основанных на победе в холодной войне. Но поскольку эта система является неявной и неоговоренной, то она по факту сводится к тому, что желание победителя — закон для побежденного. То есть речь идет не о правилах, а о праве на произвол.
Автор обсуждаемой нами части доклада убежден, что в Кремле нарастает готовность действовать силовыми методами, преодолевая ситуацию поражения в холодной войне. Но что такая готовность будет нарастать, только если Кремль будет встречать минимальное сопротивление со стороны Запада.
Анализируя отношение России к так называемому русскому миру, Никси выдает борьбу двух влияний, явно имеющую место на постсоветском пространстве (или русское влияние — или влияние Запада), за борьбу русских, требующих признать их влияние на русский мир и нацеленных против Запада.
Запад при этом якобы не просто свое влияние не проталкивает, а не хочет никаких влияний во имя якобы присущего Западу высшего экзистенциального инстинкта свободы.
Весь мир видит, как этот инстинкт реализует себя за пределами Запада. Но Никси это всё не важно. Ему важно доказать, что Россия находится на «неправильной стороне истории» (термин Обамы).
А что означает нахождение на неправильной стороне истории? Это то же самое, что выпадение из истории, принадлежность к ее тупиковой ветви, попадание на обочину. Тем самым русские объявляются в докладе строптивыми противниками не отдельных государств, таких как США, а высшей исторической правды.
Налицо весьма внятная позиция, позволяющая выстраивать новую холодную войну, еще более накаленную, чем предыдущая.
Особую обеспокоенность автора вызывает укрепление позиций России на Черном море. Эта обеспокоенность служит лучшим доказательством того, что Черное море является не какой-то внутренней «лужей», а стратегическим плацдармом ХХI века.
В заключительной части главы Никси заявляет, что решимость Запада проверяется на прочность. Это и есть новый призыв к новой холодной войне. Предыдущий призыв Кеннана практически формулировался сходным образом: там тоже фактически говорилось о проверке на прочность. Автор считает, что и продолжение Путиным его антизападного курса, и смена этого курса могут породить свержение Путина, на которое исследователи Четем-хауса* и делают ставку.
Никси настаивает на необходимости сохранения того, что он называет глобальной инфраструктурой, сложившейся после окончания холодной войны. Как мы помним, с этой же темы доклад начался.
Новый миропорядок, который создатели доклада «Русский вызов» призывают отстаивать, — это миропорядок, де-факто сформированный на платформе унизительной для России победы Запада в холодной войне. Без понимания этого обстоятельства Россия будет неспособна противостоять стратегии Запада, поскольку сущность этой стратегии останется для нее за семью печатями. Настоящий пафос доклада — критика слабой и неубедительной реакции Запада на происки Москвы.
В главе «Арсенал России» (автор — Кир Джайлс) есть потрясающие перлы. В одном из них Джайлс пишет, что в 2011 году на частном брифинге бывшего начальника российского Генерального штаба, посвященном «угрозам военной безопасности Российской Федерации», обсуждался широкий спектр пограничных споров, в том числе тех, которые остальная часть мира считает давно разрешенными. Карелия и Калининград, в частности, назывались на брифинге спорными территориями, хотя, по мнению Джайлса, захват их Россией признан уже 70 лет. Но относя эти не представляющие проблемы вопросы в категорию военных, заявляет он, Россия готовит почву для оправдания возможного военного ответа на них, независимо от того, считают ли за пределами России такие действия оправданными.
Что здесь сказано — по сути понятно каждому. Что от нас потребуют отдать Карелию и Калининград — вот что.
А вот еще один перл от Джайлса, который считает, что еще одна угроза, которая в глазах России заслуживает военных ответных действий, — это дискриминация или ущемление прав, свобод и легитимных интересов граждан Российской Федерации в других странах. В 2009 году в Федеральный закон России «Об обороне» были внесены поправки, которые легитимизировали вторжение такого рода в российском законодательстве, несмотря на крайнюю спорность этого закона по меркам международного права. Защита «соотечественников» является избитой байкой, которой Россия оправдывает агрессивные действия против своих соседей, сообщает Джайлс.
То есть если бандеровцы начали бы геноцид в Крыму или продолжили его на востоке Украины (а они явно собирались это делать, и в этом стержень их идеологии — освобождение Украины от «омоскаленных» и «москалей»), то России надо было бы расслабленно ждать прибытия миллионов беженцев на ее территорию. И терпеливо сносить расовую дискриминацию, сегрегацию и так далее своих соотечественников. Предложат ли авторы подобный подход какому-нибудь другому народу мира или все другие народы, в отличие от русского, не находятся на «неправильной стороне истории»?
Между тем, осуждая такой якобы преступный подход России к защите соотечественников, Джайлс именует наших соотечественников (то есть русскую диаспору) преступным инструментом осуществления преступной политики. Он пишет, что Россия не единственная страна, которая стремится использовать роль диаспор в политических целях, но в контексте Европы трудно найти другие примеры, когда их использование так откровенно враждебно к стране их проживания.
Не успел Четем-хаус* сделать это вопиющее заявление, как послышались голоса, призывающие к глубокой дискриминации русских диаспор, к особому контролю над этими диаспорами, к наложению на них особых требований не только по политической, но и по культурной, языковой и иной лояльности к странам, где они проживают.
Не будем обсуждать мировые классические диаспоры — еврейскую, китайскую, индийскую и другие. Давайте для того, чтобы всё стало предельно ясно, обсудим украинскую диаспору.
Ведь она является серьезным фактором, который и задействуется государством, и само это государство задействует, не правда ли? Украинская диаспора гораздо активнее русской. И если использование диаспор как инструмента влияния надо вообще отменять (а это в принципе невозможно), то надо отменять и влияние украинской диаспоры на политику Украины, и использование бандеровской властью этой самой диаспоры для влияния на политику тех государств, в которых эта диаспора проживает.
Но этого никто не собирается делать! Это, наоборот, благословляют, усиливают. Вот и выходит, что только одной стране мира и одному народу отныне запрещено задействовать диаспоры. Может ли подобная ситуация возникнуть в случае, если этой стране и этому народу не предуготовлена особая участь?
Особое внимание уделяется в докладе якобы имеющей место готовности русских к применению оружия против всего свободного мира. Этот завершающий штрих превращает создаваемую Четем-хаусом* картину в нечто, требующее от нас самого пристального внимания.
Русские предстают как народ, побежденный в холодной войне, но продолжающий проявлять некоторую возмутительную несломленность. Эта несломленность есть угроза для Запада и всего человечества. Преодолеть ее можно только таким ответом, который сломает русских до конца.
Вот она — та картина новой холодной войны, ради которой написан доклад «Русский вызов». Уже в 2015 году было описано, как именно Запад будет развертывать эту новую холодную войну ради окончательного уничтожения нашего государства и прекращения исторического бытия нашего народа.
В 2017 году я первый раз, в первой редакции этого предисловия, обратился к нашим политикам и нашему гражданскому обществу с призывом не отмахиваться от того, что написано по поводу «русского вызова». Не говорить «чур меня!», не называть этот доклад досадной эксцентрической частностью.
Прошло пять лет. За эти пять лет мир существенно изменился. Конфликт России и Запада перешел в совершенно новую фазу. Опубликованы новые документы, которые по хлесткости и антирусскому накалу резко превышают написанное в 2015 году одним из западных аналитических центров. Так стоит ли возвращаться сегодня к сказанному в те, уже далекие, годы?
Увы, имеется достаточно данных, чтобы считать, что доктрина Четем-хауса* медленно превращается в доктрину всего, что принято называть «строящимся глобальным государством», то есть в квази- и одновременно метагосударственную доктрину.
Статус Четем-хауса* позволяет рассматривать такую возможность.
Между тем у нас в стране до сих пор не придается должного значения именно стремительному переходу Запада в новую стадию своего существования. Мы всё еще рассматриваем Запад как некую данность, а не как процесс. Мы сражаемся — по мне, так и сейчас непоследовательно — с данностью под названием «Запад». В своем сражении мы ориентируемся на определенные западные константы.
А что, если их нет?
Что, если имеет место отказ от западной статики в пользу очень далекоидущей динамики, которую мы всё еще не до конца улавливаем?
Что, если нынешний чудовищный разворот конфликта на Украине — всего лишь существенная часть механизма, обеспечивающего переход Запада в принципиально новое качество?
Что, если и впрямь этот переход запущен процессом западно-нацистской конвергенции, то есть тем процессом, в котором Украине была изначально отведена особо важная роль?
Если мы хотим проследить процесс, а не относиться к происходящему как к ужасающей статике, в которой важно только правильно перечислять потери сторон, наносимые удары, осуществляемые маневры стратегического и дипломатического характера, то 2015 год — это веха, позволяющая увидеть происходящее как процесс. А увидев это подобным образом, предуготовиться к тому, что порождает не некая зловещая статика, а еще более зловещая динамика.
С первых дней начала нашей специальной военной операции я говорю только об этом — о том, что нам придется выстаивать в условиях определенной динамики, ориентированной не только на недопущение нашей победы на Украине, но и на прекращение нашего исторического существования.
Сергей Кургинян
2023 год
* — организация, признанная нежелательной в РФ.