Антиправославный Погром в псевдонационалистической упаковке — 2
Традиция, лишенная направленности, — законсервировавшийся слепок «былых времен» — страшно притягательна для сознания, которое атакует «дурная современность». Поскольку человек, не утерявший связи с родной культурой, не хочет смириться с навязываемыми новыми, фактически всегда позаимствованными, в нашем случае — конкретно «глобалистическими» нормами бытия. Его толкают в чужую новизну, а он не хочет. Но и сопротивляться, вырабатывая свою «новизну», укорененную в прошлом, не может. Поскольку он уже разобщен с другими и отлично чувствует свое одинокое бессилие. Вот тут и начинается «творческая работа» идеологов СиПа и шире — нацдемов.
Об особенностях идеологии данной политической группы, идеологии, якобы отвечающей характеру и чаяниям русского народа, наша газета уже писала два года назад в серии статей «Посмотрите, кто пришел» (№ № 6, 7, 8). С тех пор полку политических национал-манипуляторов прибыло — взошедший на дрожжах Болотной СиП быстро стал наиболее популярным ресурсом в данном политическом сегменте. Он полностью вписывается в оранжоидно-псевдонационалистические установки, но подает их под постмодернистским «соусом». Что, безусловно, более современно и затушевывает кричащее противоречие между «национальным» (т. е. как бы патриотическим по умолчанию) и «болотным» (глобалистским, тоже по умолчанию).
Возможно, СиП ненавидит русский народ с его «заветами темной старины», передающимися от поколения к поколению, даже сильнее, чем Крылов или Широпаев. Во всяком случае, кредо выражено куда как четко: «Мы полагаем, что на свете ровно одна цивилизация — европейская, что Россия была частью этой цивилизации до 1917-го года, и что мы должны <...> вернуться в число тех, кто правит, правил и будет править миром. <...> Основа Европы — это индивидуализм, <...> именно [он] <...> обеспечивает Европе абсолютное преимущество над всем остальным Земным шаром. <...> Само собой, что из индивидуализма и примата личности растут гей-парады, бородатые женщины и т. п. неэстетичные вещи — но мы считаем это малой платой».
Тут и ребенок видит, что речь не о национальной особости, а о нивелировке оной, приведении к общему знаменателю ради «правления миром». Оставим в стороне смешной вопрос, кто ж это даст русским (да еще и так «цивилизационно самоликвидировавшимся») править. И заметим, что уничтожение личности, этой основы человека в христианском понимании, подается Просвирниным как неизбежность нового мира и с особым сладострастием смакуется.
«Можно <...> поговорить о грядущей смерти индивидуализма <...> поскольку благодаря информационным технологиям наши потоки данных всё больше перекрещиваются и сливаются, а границы между ними становятся всё менее различимыми, эффект <...> «сетевых хомячков», теряющих индивидуальности. <...> Нация есть слабый прообраз грядущих коллективных разумов с полным стиранием отдельных идентичностей. <...> Личность — лишь особым образом организованный поток данных, чувств и переживаний».
«Поговорить» и впрямь можно, причем о многом. Для начала зафиксируем, что есть неведомое для Просвирнина, фундаментальное, не снимаемое никакой исторической новизной различие между личностью и индивидуальностью. Скажем, индивидуальность человека может описываться характерной бородавкой на носу или манерой реагировать, но всё же к содержанию личности и то, и то не имеет отношения. Но намного интереснее не подмена понятий, а подмена смыслов, которые борзо пишущий «специалист по национальному» подсовывает тем самым «сетевым хомячкам», о коих рассуждает.
Нация как продукт Модерна состоит из индивидов, осознающих общность корней и необходимость сочетания интересов. Никакого стирания идентичностей она не предполагает ни в малейшей степени, поскольку вне той или иной идентичности нации нет по определению. А то, о чем говорит Просвирнин как о желанном итоге — отнюдь не коллективный разум единого «сетевого тела» грядущего человечества, а всего лишь порабощенный до потери человеческого образа биологический субстрат. Еще и прикованный к управляющему серверу. Вот и вся концовка амбициозной затеи с приматом западных ценностей, якобы освобождающих русских с их православным пониманием личности и подключающих их к «настоящей свободе».
Тут вспоминается Шигалев из «Бесов»: «Мое заключение в прямом противоречии с первоначальной идеей, из которой я выхожу. Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом».
Итак, зафиксируем, что СиП категорически не хочет вернуться в Святую Русь, а хочет войти в число властителей мира и ради этого призывает отказаться от русской самобытности. И — вспомним письмо Достоевского Александру III с ответом на вопрос: как вы понимаете свой роман «Бесы»?
«Это — почти исторический этюд, которым я желал объяснить возможность в нашем странном обществе таких чудовищных явлений, как нечаевское преступление. Взгляд мой состоит в том, что эти явления не случайность. <...> Эти явления — прямое последствие вековой оторванности всего просвещения русского от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно уже пришли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности. Всего ужаснее то, что они совершенно правы; ибо, раз с гордостию назвав себя европейцами, мы тем самым отреклись быть русскими. В смущении и страхе перед тем, что мы так далеко отстали от Европы в умственном и научном развитии, мы забыли, что сами, в глубине и задачах русского духа, заключаем в себе, как русские, способность, может быть, принести новый свет миру, при условии самобытности нашего развития. Мы забыли, в восторге от собственного унижения нашего, непреложнейший закон исторический, состоящий в том, что без подобного высокомерия о собственном мировом значении, как нации, никогда мы не можем быть великою нациею и оставить по себе хоть что-нибудь самобытное для пользы всего человечества. Мы забыли, что все великие нации тем и проявили свои великие силы, что были так «высокомерны» в своем самомнении и тем-то именно и пригодились миру, тем-то и внесли в него, каждая, хоть один луч света, что оставались сами, гордо и неуклонно, всегда и высокомерно самостоятельными».
Достоевский считает русских западников людьми, пустившими Россию по тупиковому для нее пути «псевдоевропейского развития». А залогом величия страны и русской нации в мире — именно в мире, а не как-нибудь! — он считает самобытность развития. Заметим, практически то же самое говорил до него Пушкин:
Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века По воле бога самого Самостоянье человека, Залог величия его.
Но Пушкин не делал акцента на развитии. Только на человеческом самостоянии, то есть на личности, ее корнях как основе самостояния. Достоевский идет дальше. Он рисует в «Бесах» жуткий образ отказавшегося от себя, «прогрессивно взбесившегося» русского общества, «шигалевщину» как апофеоз обесовления. Долгие годы в диссидентской среде принято было говорить, что вот он, приговор великого писателя революции, социализму, всему комплексу русских коммунистических идей. И конечно, советской власти. Однако отождествить идеи, питавшие «нечаевское преступление», и идеи русского коммунизма можно было только в злокозненном антисоветском бреду. При трезвом взгляде на исторический опыт аналогия рушится. «Восторг от собственного унижения нашего» — да разве это про коммунистический проект?
Зато напрашивается иная аналогия. И она не высосана из пальца, а была нам явлена воочию в конце 80-х. (Тем, кто приглядывался, конечно, и хотел понимать происходящее). Низовые активисты политического процесса, эти пресловутые перевозбужденные мэнээсы, собираясь своими «оргкомитетами» для обсуждения и организации всяких перестроечных акций, прозападной «движухи» того времени — чудовищно, невероятно вызывали в памяти главу «У наших». Если Достоевский что-то конкретное и провидел в «Бесах» — то это.
Возвращаясь к нашему коллективному «антигерою», ресурсу «Спутник и Погром», можно видеть, что и его отношение к истории построено на том же принципе восторга от унижения России. СиП растворяется в поражении СССР, смакует его. Смакует ничуть не менее либероидных изданий (ну, те хоть патриотами себя не числят) сегодняшние просчеты России. И ждет, ждет, когда же, наконец, всё тут навернется!
Герой «Записок из подполья» вожделеет столкновения с кем-нибудь. С офицером, проходящим мимо, или господами, выкинувшими из биллиардной чем-то их возмутившего игрока. Он понимает, что в ходе вожделенного столкновения будет приведен в предельно жалкое состояние и алчет именно его.
СиП хочет, чтобы Россия, столкнувшись с кем-нибудь — с Западом или же его сателлитами — была приведена в это предельно жалкое состояние. Чтобы Россию, наконец, добили благородные господа-европейцы. СиП хочет вкусить сладости этого унижения — не своего, а России. СиП надеется, что окончательное поражение России приведет к окончательному изгнанию из нее поганого русского начала. СиПу кажется, что он изгоняет беса русской великодержавности. Но на самом деле бесом является сам СиП. Причем не тем аллегорическим бесом-нигилистом, которого описывал Достоевский, а полноценным бесом во плоти.
Ведь как бесы проявляют себя? Святые отцы учат, что главный способ их воздействия — внушение человеку мыслей под видом его собственных. Что пытается внушить СиП? Его стратегическая цель достаточно очевидна — уничтожить «реки воды живой», потоки, питающие русский дух. Какие это потоки? Для реального сегодняшнего человека такими потоками является собственный опыт, помноженный на опыт его семьи. Каков же этот опыт? Он, во-первых, по определению советский. То есть это опыт, показывающий, что Россия, идя своим путем, способна победить Запад даже на его поле — в техническом развитии. Другой живой поток реального духовного опыта — православный. Именно православный дух, стяжающий правды и справедливости для всех, породил советский проект. И то, что СССР был государством атеистическим, в каком-то смысле не имеет решающего значения.
Сейчас, когда холодная война с Западом стала реальностью, а значит, надо хошь не хошь проститься с длящимися четверть века шараханиями от советской самобытности в сторону подражательности Западу... Сейчас, когда стала слишком очевидна несовместимость выживания с такого рода шараханиями... Сейчас, когда надо дать полноценный отпор насаждаемым — причем с использованием новейших технологий воздействия — чуждым культурным стереотипам, вопрос об идентичности не может не вставать в полный рост. Церковь устами Патриарха сказала на недавнем Всемирном Русском Народном Соборе свое пастырское слово относительно единства русской истории и единства народов, населяющих Россию. Интересно, как реагировал СиП на выступление Патриарха, посвященное вопросу русской идентичности? Так, как положено натуральному антиправославному бесу.
В тексте СиПа заявлено: «Основой русской идентичности должно стать то, что не могут присвоить другие постсоветские народы». Казалось бы, стремиться надо к тому, чтобы вовлечь в свое смысловое поле как можно больше людей и народов. Пушкин писал о том, что славянские ручьи должны влиться в русское море. И в этом есть нормальный идеологический пафос конструктивной русской экспансии, то бишь расширения границ того самого русского мира, в который залез обсуждаемый нами бес. Сокращение этих границ могут хотеть только враги России.
Но СиП сетует на то, что православие расширяет смысловое поле. При этом не сетует, что католицизм или Запад в целом расширяют свое поле. И докуда предлагает СиП благотворно сокращаться? До Московии? До безгосударственного или мультигосударственного существования русского народа? То есть того, что уже неоднократно восхваляли другие, родственные СиПу «бесы»?
И чем такой подход в решении «русского вопроса» отличается от подхода Гитлера или Даллеса? Тем, что они прямо говорили, что являются врагами русских, а СиП, наоборот, пытается представить себя средоточием русского начала? Но это и есть классическая методология беса — представиться не тем, что он есть, и соблазнить.
На заявление Патриарха о том, что христианство — основа национальной духовной культуры, следует ответ: «С жесткой привязкой к православию мы изолируем сразу десятки миллионов атеистов, агностиков и последователей всевозможных постмодернистских культов типа буддизма и саентологии <...> Православие, несомненно, сыграло свою роль в формировании русских, но <...> не может быть опорной точкой русской идентичности».
То есть русской культуре, которая и является интегратором и стержнем идентичности, вменяется избавление от своей христианской, православной сути. Того, что может объединить верующих и неверующих. Избавившись от этой сути, культура умрет. И какое же культурное поле будет тогда объединять перечисленные СиПом сущности? Буддизм, к примеру, прекрасно самореализовывался в поле русской культуры, равно как и другие религии. Что будет выступать в качестве неявного постхристианского культурного интегратора, функционирующего в условиях смерти реальной русской культуры, которую дехристианизировать можно, только убив?
Конечно же, бесовской по своей глубинной сути постмодернистский глобализм. На что бес прямо указует: «Ну какая же русская идентичность без постмодернистских культов и саентологии!»
То, что православие сыграло громадную роль в формировании русских как культурно-исторической общности, и что отрицание его как опорной точки есть фактически отречение от себя, СиП игнорирует. Этот бес нашептывает соблазняемому что-то про атеистов и буддистов, однако речь-то — об идентичности, а вовсе не о тождестве русского с православным (ведь, например, и сербы православные)! СССР не был православно-религиозным. Но, скажем, был фильм «Александр Невский», сыгравший важную роль при идеологической подготовке к войне, и там православная составляющая русской идентичности показана куда как четко. «Расправившись» с православием как опорой идентичности, отжившей свой век, СиП пытается предложить что-нибудь «поновей» и, представьте, вспоминает о русской литературе!
Русская литература. «Именно она делает нас русскими (при этом религиозные темы в ней занимают достаточно маргинальное место — вспомните великий русский роман с главным героем-священником. Ах да, нет такого)».
То есть, выходит, она хороша тем, что «неправославна». Довольно смелое заявление. Неплохо бы перед тем, как делать подобные заявления, с этой самой литературой ознакомиться. Особенно, если стоишь на позициях «просвещенного национализма». В русской литературе священников более чем достаточно — от «Бориса Годунова» до «Братьев Карамазовых», от Толстого до Чехова, уж не говоря о Лескове с его «Очарованным странником» или о таком шедевре безымянного автора, как «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Причем почти всегда это монах или старец — то есть представитель черного, более высокого по внутреннему рангу, духовенства. Тема встречи героя с монахом в русской литературе безгранична, и это связано с мистической традицией Православия. То, что литература схватывает и продолжает именно данную традицию, а не «бытописует» жизнь какого-нибудь батюшки, которая ей не интересна, говорит как раз о глубине вопросов, которые поставила наша литература, и о пропитанности всей русской культуры именно православным духом.
В том, что Просвирнин этого не понимает, нет ничего удивительного. Не для того он «произошел на свет божий» и ресурс свой создал не для того. Создал он его для таких «пронзительных» рассуждений: «Реальность XXI века (карательные походы Москвы против бунтующих регионов <...>) окончательно перестанет вписываться в <...> нарратив про «войну с фашизмом» <...> Я думаю, что <...> празднование [9 мая] никак не объясняет, почему мы обстреливаем бунтующий Новосибирск с провозглашенной в нем Сибирской Народной Республикой снарядами со спорами сибирской язвы. <...> Сам по себе девятомайский дискурс имеет тенденцию к оборачиваемости и плохо подходит для обслуживания карательных экспедиций против бывших советских республик».
Навязывая реальности свои разрушительные фантазии, погромщик-постмодернист не случайно связывает тему русского православия и 9 мая. А связывая, производит неслучайную же инверсию смыслов.
«Гитлеровское вторжение возродило православие — на оккупированных территориях <...> Из-за массового открытия немцами православных храмов советская власть была вынуждена <...> заключить в 1943 году конкордат с РПЦ. <...> НИ ОДИН ИЗ ИЕРАРХОВ не отказался участвовать в этом фарсе. <...> РПЦ и новый патриарх <...> начали активно поддерживать сталинский режим. <...> Христиане Европы <...> очень волновались по поводу судьбы своих единоверцев в СССР, но вытащенные из ГУЛАГа православные иерархи их успокоили. <...> Открытое предательство высших иерархов. <...> Коммунисты, чекисты и православные всё больше и больше слипаются в один огромный кусок из слизи и мерзости, и если вы хотите сохранить свою русскость, свою национальность, <...> то из советского православия вам надо бежать. Мы не говорим про атеизм сейчас, мы говорим конкретно про РПЦ, открыто перешедшую к строительству православного коммунизма-путинизма».
Бежать из РПЦ — куда? Если не в атеизм, то, видимо, в РПЦЗ, в не воссоединившуюся с Московским Патриархатом ее часть? В рамках логики СиП, видимо, так. Если православия двадцать лет не существовало, потом его возродил Гитлер на оккупированных территориях, а потом территории перестали быть оккупированными, получается, православия на территории России уж точно нет (ведь иерархи — предатели), вместо него «огромный кусок из слизи и мерзости».
Далее наш погромщик пускается во все тяжкие. Глум нарастает.
«Я думаю, что всякий русский должен втайне желать завесить всю Россию образами <...> и продавать под ними яблоки с брусникой. И испанские громадные луковицы, и чтобы эти луковицы обязательно, обязательно хрустели. Что еще нам надо? Ничего. <...> Или православие, которое буквально сочится, выпирает из «Купчихи за чаем». Такое православие прекрасно, оно придает эстетическую завершенность национальной форме жизни.
Нужны попы в школах. Попы в военных частях. Попы на космодромах. Попы в церквях. Попы на складах. Попы в погребах. Попы в холодильники. Попы в попах. <...> Нам нужно всю Россию превратить в попов. Пускай Путин станет попом. Кадыров станет попом. Собянин станет попом. И они втроем поведут Всероссийский Крестный Ход из Мурманска во Владивосток».
«Попы на складах. Попы в погребах. Попы в холодильниках. Попы в попах», — ну это, как мы понимаем, честно стибрено из сна Ивана Федоровича Шпоньки (хорошо, хоть Гоголя наш «просвещенный националист» читал!). Однако на плагиате и стебе далеко не уедешь. Да и вообще пора переходить к «позитиву». И он переходит, расправившись, наконец, с ненавистным православием и подверженной ему патриотической общественностью.
«И наступила бы полная бездуховность <...> поскольку «православно-патриотическая общественность», дойдя до Владивостока, двинулась дальше прямо в Японское море, в надежде, что оно расступится, как Красное море перед Моисеем, но оно не расступилось, потому что Бога нет. И все потонули. Навсегда. И <...> осталось лишь вечное сияние ледяного Чистого Разума, обжигающее и прекрасное, божественное и волнующее, возвышающее и дарующее бессмертие в соединении со стремительными потоками Чистой Мысли. <...> И теперь для защиты тех, в тряпках и тюрбанах, озлобленных, пышущих ненавистью и безумием, от нас, рациональных, гуманных, ледяных, они приняли новый закон».
Что сталось с теми, в тюрбанах и тряпках, на самом деле, не слишком должно нас интересовать, как не интересует оно и автора. Куда интереснее, что там за возникшее, наконец, после тотального погрома православных «божественное сияние ледяного Чистого Разума»? Вряд ли это адресация к трудам Канта. Скорее — к известному высказыванию Р. Гесса, фанатично преданного Гитлеру: «Гитлер — это просто олицетворение чистого разума». Просвирнинский «Чистый Разум» с большой буквы — это то, воплощением чего был Гитлер? Именно это СиП мечтает поставить вместо православия?
Правильная ли интерпретация? Думаем, да. Просвирнин, в силу своих политических воззрений, не может не знать о такой оценке Гесса. Известны ему и слова Гитлера, перекличка с которыми присутствует в тексте: «У истоков наших программных требований стоят не таинственные и мистические силы, но ясное сознание и открытая рациональность».
Тут, конечно, стоит оговорить, что эти слова и Гитлера, и Просвирнина — ложь. В основе их требований — дикая, дочеловеческая иррациональность. Да, она оформлена рациональностью. Гитлер рационально сжигал людей в печах, СиП рационально занят сведением с ума своих читателей, устраивая сшибку в их головах вокруг темы 9 мая и болтая об «обстрелах» Новосибирска снарядами со спорами сибирской язвы.
СиП повторяет программу бесов из одноименного произведения Достоевского. Почему со стороны определенных кругов православной общественности не только нет обвинений в адрес СиП, но и считается приемлемым строить с ним союзы? Кто-то не знает о его мечтаниях? А ведь он очень откровенен: «Национализм <...> — явление, в данный момент проходящее стадию становления в Российской Федерации (примерно как личинка Чужого проходит стадию становления в теле хозяина-носителя)».
Просвирнин противопоставляет православию оккультный гитлеризм целенаправленно и недвусмысленно. Симпатии — на стороне гитлеризма. Отношение к православию — ненависть и глум. Программа действий по отношению к нему — загнать в гетто и затем уничтожить. Кому-то из православных эта программа нравится?
