Путешествия с партиями в поисках американского фашизма. Часть IV

Продолжение. Начало в № 483, 486, 487

Президенты США и до Первой мировой войны обращались к частному сектору, особенно к крупным инвестиционным банкам, как к обладателям кадрового резерва для решения тех или иных управленческих и аналитических задач. И это создавало специфический конфликт интересов у таких выдвиженцев ― ведь они исходили из того, что потом вновь окажутся на Уолл-стрит. А значит, им нужно во время своего пребывания в Вашингтоне как минимум не насолить своим старым партнерам. А по-хорошему, время, проведенное в Вашингтоне, желательно было использовать для увеличения влияния не только на государственной службе, но и в финансовых кругах.

Война же привнесла в «элитную механику» то новшество, что был сформирован новый формат постоянного внутриэлитного диалога и взаимодействия. На основе группы «Исследования», занимавшейся по указанию президента Вудро Вильсона составлением детальных предложений США на Парижских мирных переговорах, сформировался постоянно действующий Совет по международным отношениям (Council on Foreign Relations ― CFR). Совет возник изначально в качестве дискуссионного клуба, объединяющего под одной крышей членов актуальной политической элиты из обеих партий с представителями крупного капитала. В рамках встреч Совета его участники могли обсудить любой актуальный вопрос международной повестки как со штатными экспертами CFR, так и с приглашенными выступающими.

Хотя в формировании руководства Совета вначале центральную роль играли выходцы из банковской империи JP Morgan & Co., он не стал частным клубом Морганов. В руководстве CFR были хорошо представлены структуры семейства Рокфеллеров. Вообще, по мере того, как Рокфеллеры переставали быть строго промышленным кланом, сосредоточенным на Standard Oil, и перемещали свое внимание на банковскую сферу, где их главным инструментом стал Chase National Bank, их противоречия с Морганами постепенно сглаживались.

Продуктивно поучаствовав в составлении условий и требований Версальского мира, группа «Исследования» гарантировала дальнейшее влияние Вашингтона и Уолл-стрит на Европу в период между войнами. Например, благодаря условиям наложенных на Германию репараций за Первую мировую войну двери в эту страну для американского финансового капитала оказались широко распахнутыми.

Условия изначального плана репараций по Версальскому миру Веймарская республика выполнить не смогла. В ответ Франция и Бельгия оккупировали промышленный регион Рурской долины, и возник военно-политический кризис. Чтобы его разрешить, страны Антанты сформировали комиссию по репарационным выплатам во главе с американским финансистом Чарльзом Дауэсом и президентом принадлежащего Морганам General Electric Оуэном Юнгом.

Чарльза Дауэса можно назвать классическим примером работы «вращающейся двери» между банковским сектором в политику и обратно. Он оперся на JP Morgan & Co, чтобы обеспечить план по кредитованию Веймарской республики для выплаты репараций странам Антанты, которые затем выплачивали дому Морганов долги по американским военным кредитам. Эта система, созданная в 1924 году, стала называться планом Дауэса. С немецкой стороны основным контрагентом Дауэса был председатель Рейхсбанка Ялмар Хорас Грили Шахт (названный, кстати, в честь американского журналиста и политического деятеля Хораса Грили).

Помимо финансовых операций по обеспечению немецких репарационных выплат, американские инвестиционные фонды занялись кредитованием частного сектора немецкой экономики. Кредиты обеспечили техническое перевооружение производств и формирование новых гигантских промышленных конгломератов, которые потом послужили фундаментом для военной экономики Третьего рейха. Речь идет об IG Farben (ранее обсуждавшейся на страницах нашей газеты и в передачах «Смысл игры» в связи с его ролью в создании химического оружия и проведению опытов над заключенными концентрационных лагерей), стальном гиганте Vereinigte Stahlwerke и AEG, также известной как «немецкая General Electric».

Через кредитование общим объемом в $800 млн американский капитал вошел в создаваемые конгломераты. Тремя крупнейшими американскими кредиторами этих конгломератов стали Dillon, Read & Co., Harris, Forbes & Co., National City Co. При этом американцы не только кредитовали, но и предоставляли критически важные технологии для их производств.

У IG Farben образовался формально независимый американский филиал American IG, президентом которого стал второй человек в иерархии IG Farben Герман Шмиц. В совет директоров вошли как представители немецкой IG Farben, так и сын Генри Форда, президент Ford Motor Company Эдсел Форд, президент рокфеллеровского Standard Oil of New Jersey Уолтер Тигл, председатель совета директоров Bank of Manhattan и один из основателей Федеральной резервной системы Пол Варбург, председатель National City Bank и Федерального резервного банка Нью-Йорка Чарльз Митчелл. При этом брат Пола Варбурга Макс Варбург входил в совет директоров уже немецкой IG Farben.

Участие в управлении American IG президента Standard Oil of New Jersey Тигла было только вершиной айсберга крайне тесного сотрудничества между рокфеллеровской нефтяной компанией и IG Farben. Именно от Standard Oil IG Farben получил новейшие технологии для налаживания в Германии производства синтетического бензина и других материалов, необходимых для военной машины Гитлера.

Империя IG Farben не ограничивалась активами химической и фармацевтической промышленности. При IG Farben существовало бюро N.W. 7, которое по факту было структурой внешней разведки, плотно связанной с СС. Наверное, наиболее известным сотрудником этой структуры был принц Бернард Липпе-Бистерфельдский (Нидерландский) ― будущий основатель Бильдербергского клуба и Всемирного фонда дикой природы. Конгломерат был крупнейшим финансовым донором НСДАП до прихода Гитлера к власти.

IG Farben был не единственным немецким промышленным конгломератом с участием Уолл-стрит, сохранившим американские связи даже во время войны. AEG (немецкий General Electric) принадлежал на 25–30% американской General Electric, которая была представлена четырьмя членами в совете директоров. Немецкий General Electric активно финансировал нацистскую партию перед ее приходом к власти, чего нельзя сказать о концерне Siemens, в котором у финансистов с Уолл-стрит доли не было.

Примечательно, что уже во время Второй мировой войны двумя крупнейшими производителями танков и грузовых автомобилей в фашистской Германии были немецкий филиал «Форда» Ford AG и «Опель», полностью принадлежавший General Motors, входящему в империю JP Morgan.

Глубокие связи с экономикой фашистской Германии образовались и у другого партнера Морганов ― основателя компании International Telephone and Telegraph (ITT), американца голландского происхождения Состенса Бенова. Расширение ITT до транснационального уровня стало возможным благодаря инвестициям моргановского National City Bank.

Ключевым партнером Бенова в фашистской Германии, открывшим для него возможности инвестирования в ее ВПК, был бригадефюрер СС барон Курт фон Шрёдер. Шрёдер сам был членом немецкой семьи банкиров, которой принадлежал британский банк J. Henry Schroder (кстати, кредитовавший Юг во время Американской гражданской войны). В 1936 году нью-йоркский банк семьи Шрёдеров J. Henry Schroder Banking Corporation через слияние с рокфеллеровскими активами образовал новую инвестиционную компанию Schroder, Rockefeller & Co. Шрёдер помог ITT как расширить свое влияние на немецком телекоммуникационном рынке, так и приобрести долю в 25% в авиастроителе «Фокке-Вульф». Эту инвестиционную позицию ITT сохранила как минимум до 1944 года.

Созданные и окрепшие c активным американским участием промышленные конгломераты и немецкие филиалы американских корпораций стали крупными донорами НСДАП. Их представители согласовывали свою политику с нацистами, в том числе через знаменитый «круг друзей рейхсфюрера СС», также известный как круг Кепплера. В этот круг входили представители IG Farben, Vereinigte Stahlwerke, немецкой General Electric, ITT, German-American Petroleum Co. (на 94% принадлежавшая рокфеллеровской Standard Oil of New Jersey), а также председатель Рейхсбанка и немецкий соавтор планов Дауэса и Юнга Ялмар Шахт.

Немецкое правительство под планом Дауэса тем не менее продолжало испытывать трудности с выплатой репараций Антанте, что привело к формированию новой группы экспертов для выработки нового плана. В этот раз с американской стороны группу возглавил всё тот же Оуэн Юнг, но теперь к нему присоединились сам Джон Пирпонт Морган-младший и Томас Ламонт. План Юнга продолжал кредитование немецкой экономики, но еще дополнительно открыл Германию для американского капитала.

Другой составной частью плана Юнга, сильно пережившей сам план выплат немецких репараций, стал Банк международных расчетов (БМР), созданный в 1930 году по инициативе Ялмара Шахта. Учредителями БМР были центральные банки Германии, Бельгии, Франции, Великобритании, Италии, Японии и Швейцарии. США были представлены изначально не ФРС или одним из ее составных федеральных резервных банков, а напрямую принадлежащим Морганам First National Bank of New York.

Изначальной и основной задачей БМР было обеспечение перевода немецких выплат по послевоенным репарациям, заменив тем самым существовавшую до него репарационную комиссию. Новый банк был назначен представителем кредиторов немецкого правительства по международным кредитам, ранее выданным в рамках планов Дауэса и Юнга. После того как Лозаннское соглашение 1932 года отменило план по репарационным выплатам со стороны Германии, БМР сосредоточился на технических вопросах сотрудничества между центральными банками, в том числе обеспечением межгосударственных переводов золотых запасов.

Изначально предполагалось, что в случае нового военного конфликта БМР будет нейтральной структурой. В договоренностях, на основе которых формировался банк, был обговорен его иммунитет от преследований в случае войны между странами-учредителями.

Это вылилось в то, что во время Второй мировой войны БМР оказался посредником при захвате Германией золотых запасов центральных банков оккупированных стран. Наиболее детально изучено участие БМР в «добровольном» переводе золотых запасов Чехословакии и Франции в Рейхсбанк. Стоит отметить, что всю войну банк не прекращал свою работу и сохранял прежний состав совета директоров из воюющих друг с другом стран, продолжавших встречаться в обычном рабочем режиме. Нередко во время таких встреч сообщалась закрытая информация касательно работы центробанков стран-участниц. Позже БМР стал посредником и для скрытого вывоза немецкого золота в швейцарские и американские банки, в том числе из переплавленного золота, принадлежавшего узникам немецких концлагерей.

Итак, инвестиционные структуры Уолл-стрит, особенно принадлежавшие Морганам и Рокфеллерам, много и с удовольствием сотрудничали с Германией в период между мировыми войнами. Некоторые американские историки, в том числе Энтони Саттон, Джеймс Мартин и Кэррол Куигли, считали, что без американских кредитов и инвестиций были бы просто невозможны перевооружение и консолидация немецкой промышленности, ставшей опорной базой для нацистов перед их приходом к власти. Это всё можно было бы списать на беспринципную погоню за прибылью, характерную для крупного капитала во все времена. Но давайте посмотрим: а не было ли представителей американского капитала, которые явным образом не ограничивались в своих отношениях с нацистами только деловыми транзакциями?

Безусловно, такие были. Наиболее яркий пример ― Генри Форд. Он, конечно, тоже плодотворно участвовал в становлении IG Farben и филиалы его компании продолжали работать в Германии и оккупированной Европе во время войны. Однако это не объясняет, почему в мюнхенском кабинете Гитлера висел портрет Форда и почему он называл американского промышленника своим вдохновителем.

Генри Форд был крупнейшим популяризатором антисемитизма в США в 1920-е годы. В наше время уже трудно представить, каким уровнем авторитета пользовался Генри Форд среди обычных людей как в Соединенных Штатах, так и за их пределами. О таком авторитете могут только мечтать нынешние миллиардеры, создающие свой культ личности. В первую очередь это было связано с социальной политикой Форда на предприятиях. С одной стороны, более чем удвоив зарплату до $5 в день и введя пятидневную 40-часовую рабочую неделю, он сделал свои предприятия баснословно привлекательными в тогдашних условиях. При нем впервые рабочие американских автомобильных заводов оказались в состоянии сами купить свою продукцию. С другой стороны, Форд не терпел профсоюзы и создал для борьбы с ними легендарную по своей беспощадности службу безопасности.

Доктрина так называемого «фордизма» представлялась весьма привлекательным способом решения проблемы растущего социального неравенства для многих американцев, особенно в условиях кампании по активной дискредитации социализма и коммунизма, сопровождавшей развернутую после Первой мировой войны охоту на ведьм. Когда такой человек говорил, его слушали.

В 1919 году Форд приобрел местную газету The Dearborn Independent. Ее тираж взорвался после того, как в 1920 году в ней стала выходить длинная серия антисемитских статей, позже изданных в виде четырехтомника «Международное еврейство. Первоочередная проблема мира» (внесено в список экстремистских материалов). Статьи представляли собой пересказ тезисов из «Протоколов сионских мудрецов» с «актуализацией», учитывавшей тогдашнюю американскую повестку. Книга была издана тиражом в 500 тыс. экземпляров и отправлялась бесплатно как по американским библиотекам, так и по дилерским точкам Ford Motor Company.

Позже историки компании Форда пытались его отмыть, говоря, что хотя книга «Международное еврейство» (внесена в список экстремистских материалов) вышла за авторством Генри Форда, он на самом деле даже не читал то, что выходило в его газете от его имени, и что, дескать, вина за раздувание антисемитизма лежит полностью на авторском коллективе и редакционной коллегии газеты. Даже если забыть об авторитарном стиле Генри Форда, эта позиция не выдерживает критики уже потому, что сам Форд неоднократно повторял тезисы о международном еврейском заговоре в интервью другим изданиям. На фоне собственных высказываний Форда нелепо утверждать, что книга за его авторством, активно продвигаемая дилерской сетью его автомобильной компании, не отражала его мнения по еврейскому вопросу.

Возникает закономерный вопрос: откуда у Форда взялись такие взгляды? Рос он не в большом городе, а в сельском Мичигане в относительно этнически гомогенном районе проживания американцев шотландско-ирландского происхождения, где значимой еврейской диаспоры в тот период времени не было. Это значит, что антисемитизм Форда сформировался не органически, а был приобретен им позже.

Спор по этому вопросу у биографов Форда и историков успел породить множество версий разной степени убедительности. Сам Форд говорил о том, что решающий опыт у него случился в 1915 году. Во время Первой мировой войны Форд выступал с пацифистских позиций, ища возможность примирить противоборствующие стороны. С этой целью он отправился на океанском лайнере в Норвегию вместе с большой группой активистов разного рода пацифистских движений, в том числе еврейской национальности. Большую часть пересечения Атлантики Форд провел в своей каюте с температурой. Прибыв же в Норвегию он, к удивлению своих спутников, ничего вместе с ними делать не стал. По словам Форда, во время пересечения Атлантики:

«Сами евреи убедили меня в прямой связи международного еврейства и войны. На самом деле, они из кожи вон лезли, чтобы убедить меня.

На «корабле мира» были два очень видных еврея. Не успели мы пройти и 200 миль по морю, как они начали рассказывать мне о силе еврейской расы, о том, как они управляют миром через контроль над золотом, и что евреи (и никто кроме евреев) могут закончить войну…

Они говорили, и они верили, что евреи начали войну, что они будут продолжать ее столько, сколько захотят, и что пока евреи не остановят войну, она не может быть остановлена. Я был так расстроен, что хотел бы повернуть корабль обратно».

Это объяснение само по себе является пропагандистским и вписывается в общую линию повествования книги «Международное еврейство» (внесено в список экстремистских материалов).

Биографы Генри Форда долго искали потенциальные источники фордовского антисемитизма среди его друзей и знакомых. Наиболее правдоподобным представляется, что решающую роль сыграл личный секретарь Форда ― американец немецкого происхождения Эрнст Густав Либольд. Став секретарем Форда в 1911 году, Либольд быстро показал себя талантливым и исполнительным администратором, до такой степени, что для своего начальника он в итоге стал ключевым советником и особо доверенным лицом. Влияние Либольда на Форда вызывало раздражение у других членов руководства компании.

Либольд и его семья сохраняли связи с исторической родиной и немногочисленной немецкой диаспорой Детройта. Во время Первой мировой войны служба контрразведки военного министерства США подозревала его в работе на немецкую разведку, но факт такого сотрудничества никогда не был доказан. Позже, уже в начале Второй мировой войны, Либольд опять попал в поле зрения военной контрразведки в силу его общения с лицами, чья связь с немецкой разведкой оказалась доказана. Тем не менее самого Либольда посчитали не представляющим угрозы.

Считается, что пацифистская позиция Форда в начале Первой мировой войны сформировалась под влиянием Либольда. Известно, что белоэмигрант Борис Бразоль через него передал Форду копию «Протоколов сионских мудрецов». Когда же Форд приобрел The Dearborn Independent, он назначил своего секретаря директором издания.

С помощью Либольда выстраивались и коммуникации с Германией на раннем этапе. В связи с этим существует один интересный и не вполне однозначный эпизод. В январе 1924 года США с гастролями посетил сын Рихарда Вагнера, композитор Зигфрид Вагнер со своей женой Винифред. Их сопровождал немецкий предприниматель и активист НСДАП Курт Людеке, занятый сбором пожертвований для нацистской партии. По приезде в Детройт они встретились с Генри Фордом.

Воспоминания о встрече с Фордом у Курта Людеке и Винифред Вагнер коренным образом разнятся. Людеке вспоминал о встрече как о безуспешной. «С присущим янки мастерством, он (Форд. ― Л.К.) поднял разговор на идеалистический уровень, чтобы отделаться от обсуждения финансов», ― написал в своих мемуарах Людеке.

Но Винифред Вагнер в 1977-м вспоминала о тогдашней встрече другое: «Форд сказал мне, что он ранее уже помогал финансировать Гитлера». Когда же она намекнула американскому магнату о тогдашнем тяжелом финансовом положении нацистов, вспоминает она, «Форд улыбнулся и выразился в общих чертах о готовности поддержать такого человека как Гитлер, трудящегося над тем, чтобы избавить Германию от евреев. Философии и идеи Форда и Гитлера были весьма похожими».

Противоречие в воспоминаниях двух участников встречи с Фордом можно объяснить по-разному, в том числе и усилиями наследников Форда защитить его репутацию от убийственного обвинения в прямой финансовой поддержке нацистов. В любом случае невозможно отрицать крупномасштабную деятельность компании Форда в нацистской Германии, и то, что она продолжалась во время войны. Также трудно не согласиться с вдовой Зигфрида Вагнера об идейной близости магната с Гитлером.

Впрочем, не его одного. В следующей части мы обратим внимание на созвучные фашистам элементы в американском обществе накануне войны и на их элитный контекст.

(Продолжение следует.)