Ленин заложил основу коммунистической победы над фашизмом — интервью
Капитализм в XXI веке стал смертоносной силой, заявила в интервью ИА Красная Весна Людмила Булавка-Бузгалина, доктор философских наук, профессор Центра современных марксистских исследований философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.
Общественное бытие человека сегодня оказалось расколото действием двух находящихся в антагонизме друг с другом сил: с одной стороны, законами капитала и рынка; с другой — неписанными законами нравственного сознания (именуемых совестью), продиктованных наследуемой им культурой. Разрубить «гордиев узел» этого антагонистического противоречия сегодня почти невозможно. Это тем более невозможно для частного индивида (обывателя), не связанного ни с какими всеобщими идеями, ни с какими всеобщими идеалами.
Поэтому в XXI веке по мере нарастания социально-экономического антагонизма, идущего от неразрешенности важнейших общественных противоречий, будет расти и общественный запрос на левое движение, равно как на теоретическое и практическое наследие Ленина.
По мнению ученого, запрос этот поначалу будет носить преимущественно неосознанный характер и чаще всего выражаться в форме эмоционального протеста против политики господствующих сил. Осознанным он станет тогда, когда человек начнет задавать себе вопрос, и не один. Почему столетие назад стало возможным возникновение государства, которое выражало интересы человека труда? Почему у человека были перспективы его действительного развития? И почему созидание Нового мира, да, с ошибками и противоречиям, все же стало возможным и для рабочего, и для крестьянина, и для интеллигента?
Вот почему сегодня встает задача просвещения самых широких общественных кругов, причем такого просвещения, которое формировало бы у человека потребность не только в аналитическом осмыслении противоречий действительности, но и в понимании, какова его роль как ассоциированного субъекта в создании хотя бы предпосылок для практического разрешения этих противоречий.
И уже само осознание этой необходимости заставит обратиться к общественным практикам 1917-1920-х гг., возникшим в русле ленинской формулы социализма — «живого творчества масс».
Без Ленина не было бы Победы в Великой Отечественной войне, считает Людмила Алексеевна. Эта Победа была столь мощной, что заставила всю мировую систему меняться и розоветь — одних от стыда, других — от необходимости адаптировать себя под тот мир, где лидером мировой системы стал коммунистический СССР.
ИА Красная Весна: Как Вы считаете, в 21 веке имя Ленина будут постепенно забывать, или оно будет становиться все более и более актуальным?
— Имя Ленина будет становиться все более востребованным, потому что сегодня растет запрос, неосознанный или осознанный (каково их соотношение — это другой вопрос), но в любом случае запрос на альтернативу уже не просто варварскому, а смертоносному капитализму. Глобальная гегемония капитала стала смертоносной. Пандемия, накрывшая почти всю планету и ставшая сегодня орудием экономических и финансовых войн, — это разве не есть проявление смертоносной сущности современного капитализма? Поэтому запрос на Ленина будет расти.
Имя Ленина будет все более и более актуальным, потому что неразрешенность современных противоречий в рамках существующего глобально-лавочного капитализма будет объективно усиливать антагонистический характер идейно-политического противоборства между частным и всеобщим интересом.
Это противоборство объективно заставляет человека понять, насколько в принципе возможен прорыв из мира частной собственности как основы капитализма в мир всеобщих интересов, продиктованных господством человека труда как творца истории и культуры. Что показывают практики такого прорыва, имевшие место в истории? И какова степень теоретического обоснования такого прорыва как исторической закономерности общественного развития?
Но эти вопросы встают только перед тем, кто ищет альтернативу капитализму. Обыватель же мог бы еще долго жить-поживать и не вспоминать Ленина, но только до тех пор, пока либеральные светофоры — правовые, экономические, социальные — работали относительно отлаженно. Но сегодня мы видим, что многие светофоры перегорели. Другие — силой произвола денег и власти ставятся туда, где это выгодно и тем, и другим. Одним словом, за кем капитал и власть, за тем и право на определение правил.
Поэтому частный человек (обыватель), будучи опорной «ячейкой» общественной системы капитализма, в то же время чувствует себя, особенно в ситуации кризиса этой системы, щепкой в потоке господствующих над ним сил — капитала, рынка, бюрократии, корпоративных сетей.
Отсюда его инстинктивное стремление прибиться к любой (белой, серой, черной, красной — это не столь важно), утверждающей себя во власти общественной силе с тем, чтобы потом попытаться занять места в первых рядах партера нового исторического расклада.
Но все это в любом случае не отменяет того, что частный индивид является неприкаянным в принципе, потому что он не связан ни с какими всеобщими идеями, ни с какими всеобщими идеалами. Отсюда его внутренние страхи и его экзистенциальная нервозность. Отсюда его агрессивность по отношению ко всему, что связано с именем Ленина, его теоретическим и практическим наследием.
ИА Красная Весна: Что Вы понимаете под светофорами? Может быть, дадите какой-то поясняющий пример?
— Под светофорами я понимаю тот набор правил, которые исторически вымешивались в общественных практиках взаимодействия индивида с системой социально-экономических институтов, и которые в итоге стали для него и набором социальных предписаний, и регулятором общественных отношений, и нормами личного поведения, и системой ценностных ориентиров. А вместе все это составляло основу его социальной самоидентификации.
Но по мере того, как эти правила становились двойными стандартами, их значение как системы европейских ценностей, казалось бы, навсегда утвердивших себя в мировом общественном мнении как знак социально-этического качества западной цивилизации, с превосходством отличающего его от других — это значение все заметнее утрачивало свою репутацию и свою общественную силу.
А примеров проявления этих двойных стандартов немало. Так, проповедуемые Западом такие фундаментальные ценности как уважение человеческого достоинства, свобода слова, демократия, равенство, верховенство закона, уважение прав человека — все они сразу обвалились (и в который раз) уже только на одном примере, связанном с делом Ассанжа, который подвергся преследованиям, а затем и вовсе прямым репрессиям только за то, что представил обществу доказательства, подтверждающие преступную сущность политики властных институтов и первых лиц США.
И здесь речь идет о нарушении не столько отдельных правовых светофоров, сколько самой ценностной парадигмы современной Западной цивилизации, основанной на господстве глобальной гегемонии капитала.
Господство капитала в России оборачивается еще большей трагедией для всех народов нашей страны, ибо слом социально-гуманистических светофоров, установленных еще в советской время, приводит к разрушению уже самой генетической основы советской (читай — всемирной) культуры, вобравшей в себя культуры всех народов и России, и СССР, и мира в целом. Но без культуры, а значит уже и без истории у нашей страны остается перспектива быть лишь территориально-сырьевым донором глобального капитала. И уже такой симулякр страны востребует человека, но только уже не как гражданина, не как творца культуры, а как безликую функцию капитала, рынка, бюрократии, сетей.
Практический выход из этой ситуации сегодня, казалось бы, не просматривается даже в отдаленной перспективе, но в общественном сознании все заметнее начинают проявляться признаки понимания того, что альтернатива этой нарастающей планетарной катастрофе лежит по ту сторону капитала — там, где проходит красная линия истории, линия социализма.
ИА Красная Весна: Есть извне навязываемые правила, есть внутренние нормы человека. Светофоры — что в них больше работает?
— Конечно, помимо господствующих общественных норм есть внутренние культурно-этические принципы человека как сплав нравственного чувства и сознания, который именуется такими словами, как «совесть», «убеждение», «нравственный принцип».
И эти культурно-этические принципы формируются, во-первых, как результат столкновения его культурной органики с окружающей средой, близким окружением, мерой и качеством включения его в мир культуры, воспитанием и главное — поступками и идейной подоплекой своей жизнедеятельности; во-вторых, драматургией столкновения его как личности с обществом.
И когда эти культурно-этические принципы овладевают массами, они становятся всеобщими и потому обретают силу неписанных законов, нередко оказывающейся очень действенной.
Например, сказать открыто в советском обществе в эпоху его расцвета, что деньги — это высшая ценность — на такое мало, кто бы решился, хорошо представляя всю меру последующего в свой адрес презрения и осмеяния.
Неписанные законы, исходящие из действительных ценностей, потому имеют силу, что постоянно проверяются человеком в практике лично совершаемых им поступков. И вот эти неписанные законы сегодня находятся в очень мощной конфронтации с правилами, которые навязываются социумом и которые продиктованы, прежде всего, господством принципа частной собственности. А цинизм этого принципа пределов не имеет: ему все посильно: от обмана до массового истребления людей.
Люди уже давно и на собственном опыте убедились, что за любой цивилизованной формой капитала всегда стоит его имманентно преступная сущность. Люди перестают верить и капиталу, и его хозяевам, и его слугам (в частности, отечественной бюрократии), ибо объединяющая их сущность определяется главным отношением — отношением купли-продажи. Так, общественное сознание постепенно обретает классовый взгляд, с позиции которого, например, такое явление как коррупция, воспринимается не просто случайным огрехом современной российской политики, но ее жесткой закономерностью.
Поэтому сегодня человек со своими представлениями о том, как должно быть (если по закону совести) постоянно находится в конфликте с двойственной сущностью современной политики, «демократическая» риторика которой в действительности прикрывает растущие интересы безудержной наживы, идущей против человека труда, культуры, больше того — против самого принципа развития человека и общества.
ИА Красная Весна: Вы сказали, что к Ленину будут обращаться все больше и больше. Из-за чего? Из-за внешних обстоятельств, или из-за того, что люди проникнутся его идеями?
— О широком прямом запросе на теоретическое наследие Ленина (речь не идет о специалистах), может быть, пока и рано говорить. Но уже очевидно растет запрос на знание и понимание того, как оказалось возможным, что в период Гражданской войны в нашей стране началось созидание нового общества, нового человека, нового государства и потому — новой страны, причем что важно — устремленностью, энтузиазмом и энергией прежде всего самих «низов».
А когда человек начнет знакомиться с этими практиками созидания Нового мира со всеми их ошибками и прорывами, противоречиями и достижениями, то у него неизбежно появится целый ряд вопросов, главный из которых: почему сегодня это невозможно?
Вот тогда, когда этот вопрос овладеет массами, люди, наверное, начнут читать, обсуждать, полемизировать, искать, а потом — совершать поступки. Вот почему сегодня так необходимы «низовые» инициативы широкого просвещения, благо есть интернет. И здесь очень важно давать конкретно-исторический материал, как основу диалектического анализа закономерностей созидания социализма.
Я занималась практиками социального творчества и культурной революции 1920-х годов и, конечно, историческим контекстом этих процессов. Идет Гражданская война, почти все оружейные заводы находятся на территории белых, кроме Тульского, и в это напряженное время Ленин выдает значительную сумму для поддержки рабочих клубов Пролеткульта. Зачем? Что в этих клубах Пролеткульта могли создать рабочие? Да, там в творческих мастерских работали Эйзенштейн, Мейерхольд, Дзига Вертов, но художников подобного уровня были единицы.
Тем не менее рабочие достаточно активно участвовали в работе этих клубов: они сами писали пьесы, ставили спектакли, организовывали дискуссии, создавали театры и студии поэзии. Конечно, все эти самодеятельные пьесы в большинстве своем были достаточно примитивны и слабы в художественном отношении, но дело было не в этом. Все эти культурные практики были той формой, через которую студийцы пытались осознать и найти ответы на важнейших для них вопросы истории, а не только культуры.
Старый мир с треском разваливается, Новый еще не создан. Что стоит за всеми этими историческими переменами? Где мое место на этом историческом изломе? И в чем состоит мой классовый интерес во всем этом? Эти и многие другие вопросы заставляли человека потом уже обращаться к культуре в самом широком смысле этого слова.
ИА Красная Весна: Могли бы Вы подробнее рассказать о других практиках 1920-х?
— Чуть выше я говорила о культурных практиках, которые были в революционной России. И ведь что удивительно: идет страшная Гражданская война (сколько полегло тех, кто мог стать авангардом социалистического созидания!), а в это время большевистская власть становится организатором и вдохновителем культурной революции. Зачем? Ведь тогда, в условиях, когда 14 стран пошли войной на молодую революционную Россию, еще никому до конца не было известно, каков будет исход этого столкновения миров, тем не менее Советская власть уделяет первостепенное внимание задачам культурного созидания. Казалось бы, зачем (при всей важности культуры) выделять на это огромные деньги, ведь в стране голод, холод, стоят заводы, паровозы выведены из строя. А именно таково было положение в первые годы Советской власти, но к этому надо добавить еще целый ряд утяжеляющих обстоятельств, включая, например, тот факт, что в период учебного года 1917-1918 учителя саботируют Советскую власть и перестают обучать детей в школах.
И, конечно, нельзя не сказать еще об одной важнейшей проблеме, которая встала перед большевиками. Речь идет о положении в области образования. А оно было очень тяжелым. И не только вследствие Первой мировой войны. В Российской империи в 1914 году на 180 млн человек насчитывалось только 101 917 начальных, 1654 — неполных средних и 1953 средних школ. Около 4/5 детей и подростков при царизме было лишено образования [1]. Все это было усугублено войной.
Средств для обучения революционных масс не хватало: за первую половину 1920 г. органы Наркомпроса получили для распределения среди учащихся в среднем 1 карандаш на 60 учеников, 1 перо — на 22, 1 ручку, 1 чернильницу на 100 учеников [2]. Но, несмотря на это, образование развивалось максимально возможно при тех условиях. Причем вопрос ликвидации безграмотности решался не только применительно к гражданскому населению, но и ставился перед молодой революционной армией. Так, например, «Тезисы культурно-просветительной работы в Красной Армии» гласили: «Нельзя школу открыть — можно в роте заниматься; нет учителя — есть грамотные товарищи, они могут учить неграмотных; нет букваря — есть газеты: там тоже печатные буквы; нет карандаша и бумаги — есть газеты и уголь»[3].
Казалось бы, о каком обучении красноармейцев может идти речь, если завтра, отправляясь на фронт, еще неизвестно, сколько и кто из них останется в живых. И тем не менее обучение в армии (армейских школах) велось и достаточно активно, более того, в этот период оно приравнивалась очень часто к выполнению боевого задания с установлением очень жестких сроков — 14 дней. Причем вышеприведенный документ строго предупреждал: «В случае обнаружения по истечении этого срока в части хотя бы одного неграмотного военком будет нести ответственность как за неисполнение боевого приказа»[4]. Кроме того, следует особо отметить, что в вопросах большевистской политики ликбеза особое внимание и забота уделялась воинам нерусской национальности. В частности, в приказе говорится, что красноармейцев из нацменьшинств следует в первую очередь обучать грамоте на их родном языке [5].
Одним из важнейших принципов культурно-образовательной политики большевиков являлось то, что и власть, и общество были равноправными субъектами. Вектор их отношений был направлен не сверху вниз (начальство решает — массы исполняют) и строился не на основе политической конкуренции.
Нет. Их отношения строились на основе встречного движения инициатив, действий, ответственности.
Вот почему, несмотря на все сложности, большевики уже в 1920 г. добиваются определенных успехов. Так, например, в 1920 г. в революционной России работало уже 55 педагогических вузов, что в 2,5 раза было больше, чем в царской России. Число учащихся в них выросло с 4 до 34 тыс. чел. [6].
По поводу успехов культурно-образовательной политики большевиков 1920-х гг. Герберт Уэллс писал: «В осажденной, голодающей стране большевики из принципа сделали то, что всякое другое правительство сделало бы по необходимости» [7].
Но кроме культурных практик, в период 1920-х гг. разворачивалось движение социального творчества, понимая под этим практику такого решения совершенно разных социально-экономических проблем, в результате которого возникали новые общественные отношения.
А таких жизненно важных проблем, которые надо было решать, была тьма. Вот лишь некоторые из них: ремонт паровозов; строительство узкоколеек; очистка Петрограда от снега; обустройство бездомных детей, сирот, оставшихся после Первой мировой войны и Гражданской войны; обеспечение учителей и студентов продовольствием и многие, многие другие вопросы.
Специально подготовленных кадров для решения этих вопросов не было. А ведь все это требовало немедленного и качественного решения. Например, проблема с беспризорниками — что с ними делать? Да, был создан для этого специальный отдел в ВЧК, но силами одного отдела эту тяжелейшую проблему не решить. И тут же появилась низовая инициатива со стороны студентов, и уже совместными усилиями началось обустройство жизни и обучение этих детей. Или, например, движение по ликвидации неграмотности, которое было основано на принципах самоуправления и самоорганизации. Обучился — обучаешь другого. В то время был даже такой лозунг: «Или обучай, или обучайся!» И большевики понимали прекрасно, что лишь одними государственными методами этой проблемы было не решить.
У меня очень много фактов из газет и журналов того времени, показывающих, как на местах реализовывалась на практике эта самоорганизация революционных масс. Какие там директивы! Проблем на местах было так много, что не то чтобы решать, даже узнавать про них было сложно, поэтому люди на местах чаще всего сами решали, что и как лучше всего сделать. Например, в 1918 году в Вологодской губернии (Яренск) возникла проблема с изготовлением зырянских шрифтов, но на основе решения местных органов власти она была решена. Кстати, Коми (зырянский) алфавит был составлен в 1918 году В. А. Молодцовым [8].
Приведу еще несколько примеров из хроники социального творчества, раскрывающих все многообразие его содержания и потому его всеобщий принцип.
* Осень 1917 года. Петроград. Путиловцы подают идею создания детской художественной студии при заводской школе [9].
* 31 октября (13 ноября) 1917 года. Вятская губерния. Сарапульский уезд. Центральный общезаводской комитет Ижевских заводов принимает решение об отчислении от зарплаты работников и служащих средств на организацию курсов для неграмотных мусульман [10].
* 24 ноября 1918 года. Орел. Рабочие местных заводов работают в воскресенье с тем, чтобы дневной заработок отчислить в фонд пролетарского университета [11].
* 20 декабря 1918 года. Орловская губерния. В Ельце открывается народный университет. Представитель профсоюзов сообщает о решении рабочих отчислить на нужды университета полдневный заработок [12].
* Крестьянский съезд Кузнецкого уезда единогласно постановил приобрести дом, в котором жил писатель Ф. М. Достоевский во время ссылки, с целью устроения в этом доме избы-читальни и музея Достоевского [13].
* 24 августа 1919 года. Москва. Проводится день сбора литературы для Красной Армии под лозунгом «Книгу в окопы». Собрано несколько десятков тысяч экземпляров [14].
* 8 июня 1920 года. Туркестанская АССР. Закаспийская область. Из Красноводска в первый рейс по аулам отправляется «Красный караван». В его состав входят лекторы, агитаторы, политработники, знающие местные языки [15].
* 25 июня 1920 года. Оренбург. На Форштадтской площади ставится массовый героический спектакль «Сцены из жизни крестьянского казака Емельяна Пугачева» [16].
* 8 июля 1921 года. Архангельск. Вверх по Двине отправляется агитбаржа, оборудованная зрительным залом на 500 человек, кинопередвижкой, сельскохозяйственной выставкой, библиотекой, читальней, литературой по социальному воспитанию детей. Агитработу осуществляли лекторская группа, театральный коллектив, агроном, инструктор по вопросам кооперации и товарообмена [17].
* 16 июля 1921 года. Брянская губерния. Севский уезд. Крестьяне д. Хомичи весь заработок от возки дров употребили на постройку школы [18].
* 10 ноября 1921 года. Брянская губерния. Севский уезд. Граждане села Невдольска обеспечили учителей хлебным пайком на целый год [19].
* 1922 год. Студенческие дружины проводят безвозмездное обследование для беспризорных детей [20].
* 10 ноября 1922 года. Томская губерния. Шахтеры Анжеро-Судженских копей постановляют отремонтировать рудничные школы своими силами в сверхурочное время [21].
* 1 мая 1923 года. Московская губерния. Воскресенский уезд. В Павловской волости открывается Дом крестьянина, построенный красноармейцами второго восстановительного батальона 18-го Железнодорожного полка и подаренный крестьянам как культурный центр [22].
* 24 июля 1923 года. Николаевск. Крестьяне Каменского уезда засеяли для школ 1415 десятин земли и для беспризорных детей — 303 десятины [23].
* 1 октября 1923 года. Казань. 2 тыс. рабочих фабрики им. Ленина принимают решение отработать два часа сверхурочно в пользу пролетарского студенчества [24].
* 13 февраля 1924 года. ЦЕКУБУ переведено в Берлин 2 тыс. долларов, составляющих часть средств, собранных в фонд помощи голодающим германским ученым (в связи с франко-бельгийской оккупацией Рурской области в январе 1923 года). С той же целью в Германию отослано 100 ценных продовольственных посылок. От ряда учебных заведений Москвы, Ленинграда и других городов получены сообщения о произведенных в пользу германских ученых отчислений от зарплаты научных работников.
* К январю 1924 г. ячейки МОПР шефствовали над 30 тюрьмами. Рабочие Тамбовских ж/д мастерских «зачислили» к себе в цех несколько заключенных Варшавской и Бухарестской тюрем, выполняли их работу, а вознаграждение перечисляли подшефным (семьям).
И таких инициатив было необычайно много. Конечно, они осуществлялись в меру своего понимания и умения разобраться в существе проблемы. А для этого требовалось многое, и не только классовая принципиальность, но и широта взглядов и соответствующий уровень культуры. А и того и другого очень часто не хватало, поэтому ошибки были неизбежны.
В практике своего преобразования действительности люди даже пытались создавать свой свод законов. Например, был случай, когда человек украл в деревне мешок зерна, и тогда деревенский сход принял решение запереть вора в сарае, чтобы он там сидел до победы мировой революции.
И вот когда люди брались за практическое обустройство жизни, вот тогда у них и возникала потребность в культуре: «А как это делать? А как это делали раньше?». Сама социальная практика формировала потребность в культуре, потребность и читать, и осознавать, и учиться. Неслучайно у Ленина в двадцатые годы эта тема звучит постоянно.
ИА Красная Весна: Ленин запустил эту волну в народ, или она сама как-то возникла на низовом уровне, и Ленин уже с этой волной взаимодействовал?
— Здесь шло встречное движение инициатив сверху и снизу. Подчеркну: прибегая к условным понятиям «верхи» и «низы», нельзя понимать это так, что первые решали, а вторые творчески воплощали.
В ленинский период творчество отличало и тех, и других, равно как и бюрократия, которую так критиковали большевики, была и «наверху» и «внизу». Но в любом случае она не была такой определяющей силой, как это было уже в сталинский период.
В связи с инициативой большевиков хочется привести примеры, показывающие, насколько их культурная политика была ориентирована не только на искусство и образование, но и на развитие фундаментальной научной базы для последующей индустриализации, успехи которой потом приписывали главным образом Сталину.
* 16 февраля 1918 г. КЕПС создает особый комитет для порайонного исследования и описания естественных богатств страны. Председатель комитета — академик А. Е. Ферсман [25].
* Май 1918 г. Петроград. Начинают работать первые созданные после Октября академические институты: физико-химического анализа (во главе с академиком Н.С. Курнаковым) и платиновый (во главе с профессором Л.А. Чугаевым) [26].
* 2 декабря 1918 г. Петроград. На заседании КЕПС обсуждается вопрос об организации научных экспедиций для обследования залива Кара-Богаз-Гол и калиевых месторождений Соликамского края [27].
* 15 декабря 1918 г. Петроград. Коллегия Наркомпроса принимает решение о создании Оптического (ГОИ) и Керамического государственных институтов [28].
* Январь 1919 г. Петроград. Начинает работать Государственный рентгенологический и радиологический институт (директор М.И. Неменов) [29].
* 6 мая 1919 г. Учреждается Российский научно-химический институт в Москве [30].
* 18 июня 1919 г. Учреждается Государственный гидрологический институт [31].
* Январь 1920 г. При Оптическом институте начинает работать Атомная комиссия в составе Д. С. Рождественского, А. Н. Крылова, И. Ф. Иоффе и других [32].
* 10 марта 1921 г. СНК учреждает плавучий Морской институт для всестороннего планомерного исследования северных морей [33].
* 30 ноября 1921 г. Петроград. Радиевый завод, организованный Академией наук, получает первые высокоактивные препараты радия из отечественного сырья [34].
* 16 января 1922 г. Научно-техническая секция ГУС принимает решение об учреждении Государственного радиевого института во главе с академиком В. И. Вернадским [35].
Движение социального творчества «внизу» было вызвано прежде всего тем, что трудящимся самим надо было решать проблемы преодоления тяжелейшего положения, сложившегося во всех сферах экономики в результате Первой мировой и Гражданской войн. Промышленность в городах находилась в предельно тяжелом состоянии. Сельское хозяйство было почти развалено. Рабочих рук не хватало. В деревню с войны, если и возвращались, то по большей части мужики-инвалиды. Когда Герберт Уэллс писал, что когда он приехал в революционную Россию, то его потрясла даже не столько революция, сколько масштаб того развала, который был в стране.
Кто будет все это восстанавливать? Кто будет налаживать жизнь? Люди понимали, что ждать им некого и нечего, что нужно все самим делать. Но в одиночку ничего не сделаешь, поэтому стали возникать разные формы кооперации. Надо сказать, что в этот период большевиков на местах было не так уж и много, другое дело, что они помогали и в правовом, и в организационном отношении поддерживать низовые инициативы. И вот это встречное движение инициативы как снизу, так и сверху как раз и составляло энергетическое ядро социального творчества, которое вовлекало людей в процесс общественного преобразования и тем самым становилось мощнейшим фактором развития их самосознания.
Эта социальная энергия культурной революции 1920-х годов уже в 1930-е годы вылилась в два русла: первое — в трудовой энтузиазм индустриализации и второе — развитие нового типа культуры — советской культуры как всемирной культуры (не путать с мировой).
И вот с этим растущим сознанием революционный индивид пошел в 1930-е годы на стройки городов, гидроэлектростанций, заводов — Магнитогорского металлургического комбината и десятков других. В тридцатые годы во время коллективизации в деревни стали приходить люди с самосознанием уже другого уровня, другого качества. Конечно, это обостряло противоречия в отношениях с теми, кто пытался просто приспособиться к новой ситуации.
Говоря о созидании социализма, нельзя не сказать и о том, что составляло сопутствующие препятствия на пути строительства этого Нового мира. И здесь надо разбираться с тем, что из этих препятствий относится к внутренним противоречиям самого социализма, а что является внешне положенными по отношению к нему.
Если же вернуться к ленинскому периоду, то хотелось бы еще раз подчеркнуть, что социальное творчество 1920-х годов как особый вид творчества оказалось возможным именно потому, что и власть, и революционные массы были равноправными субъектами одного общего дела — созидания Нового мира. Вектор этого созидания носил характер встречного движения и оно развивалось до тех пор, пока оно было живым. Как складывалось это движение дальше — это вопрос уже отдельного разговора.
ИА Красная Весна: Какую из работ Ленина Вы считаете наиболее актуальной для сегодняшнего дня?
— Таковой я считаю работу «Государство и революция». Для меня эта работа значима тем, что в ней Ленин проявляет себя во всей полноте как методолог теории и практики социализма. Очень красивая работа и своей методологией, и своей концептуальностью, и своей диалектичностью.
Значение теоретического наследия Ленина, если говорить в целом, конечно, многогранно. И здесь я позволю себе затронуть лишь одну из этих граней. Дело в том, что Ленин диалектически связал три, казалось бы, столь разных вопроса, как государство, революция и культура в одно целое. И в качестве всеобщей основы этой целостности у него выступает то, что он сам определяет как «живое творчество масс». Именно это его понятие становится выражением сущности и революции, и государства, и культуры. И это не случайно: результатом этого «живого творчества», связанного прежде всего с практическим созиданием социализма, становится появление новых общественных отношений, которые, в свою очередь, сами становятся предпосылкой формирования Нового человека — субъекта истории и культуры. Эта диалектическая взаимосвязь не раз подтвердила свою состоятельность и в практиках решения важнейших практических проблем.
Возьмем такую актуальнейшую для революции проблему, как преодоление отчуждения революционных масс от культуры. А она была архиактуальной: без решения этого вопроса ни о каких перспективах социализма не могло быть и речи. Как решался эта проблема большевиками?
Прежде чем ответить, несколько слов о том, каким было реальное положение с этим вопросом. А положение было таковым: пролетариат, пройдя баррикады трех революций, заплатив тысячами жизней, завоевал политическую власть, чтобы созидать социализм. Но созидание социализма — это созидание Нового мира со всем богатством его отношений и потому оно требует соответствующего уровня знаний, культуры, умения.
Но как пролетариат мог начать созидать Новый мир, если всей своей предшествующей историей он был отчужден от культуры? При царском режиме рабочий, созидая материальное тело культуры (здания библиотек, музеев, гимназий, консерваторий и т. д.), в действительности был отчужден от ее содержания. Так как же в этом случае пролетариат, отчужденный предшествующим обществом от культуры, может созидать социализм, который должен не только отвечать принципам справедливости, равноправия, интернационализма, но и одновременно быть миром культуры? Откуда пролетариат возьмет эту культуру?
Идеологи Пролеткульта считали, что нельзя, чтобы пролетариат сделал революцию прежде, чем он не станет образованным и культурным. Ленин был принципиально не согласен с таким подходом. Позиция Ленина была принципиально иной: только непосредственное включение человека в практику материального преобразования действительности (в «живое творчество», что в ленинском понимании есть управление государством) как раз и становится важнейшей предпосылкой формирования у индивида самой потребности в культуре, а значит и включения в нее.
Такова была гениальная диалектика решения этой сложнейшей проблемы. И результаты культурной революции первых лет Советской власти в полной мере подтвердили диалектическую состоятельность ленинской методологии.
Так проблема преодоления отчуждения индивида от культуры была решена Лениным, но не прямо, а через включение масс в практики социального творчества. Эта взаимосвязь как раз и становилась основой революционного развития и общества, и государства, и культуры, а значит, и самого человека. Так рождался и развивался советский человек как Новый человек с его коммунистической органикой — человек, который победил фашизм. И покорил космос, ведь и первый человек в космосе — Юрий Гагарин — был коммунистом.
ИА Красная Весна: Что для Вас коммунизм?
— Ваш вопрос, что есть коммунизм, для меня очень важный с точки зрения соотнесения этого понятия с человеком. В 1990-е годы я знала тех, кого по праву можно было считать настоящими коммунистами. Это были честные, угрюмые и героические люди. 1993 год это показал. Я знала других — тех, у кого от членства в партии было все, от коммунистичности — ничего. Я знала беспартийных, но при этом отличающихся коммунистическим духом. Сама я в партии никогда не состояла, но не считаю это основанием для гордости. При этом исхожу из коммунистических принципов и убеждений.
Для меня коммунизм — это прежде всего онтологический принцип, согласно которому человек живет и действует по-коммунистически. И в результате этого он обретает коммунистическую органику как особый тип внутреннего культурного строения. И это неслучайно, ибо коммунизм по своей сути есть, прежде всего, идея культуры.
Человеком коммунистической органики, например, был Маяковский. Таковым был и мой отец — убежденный коммунист, удивительно яркая личность и очень талантливый человек. Его звали Алексей Емельянович Булавка. Он родился в Белоруссии в 1927 году. Как-то в детстве я случайно услышала из его ночного разговора с мамой такую фразу: «Никогда не забуду, какой тогда стоял вой матерей». Потом позже для меня все прояснилось. Это выли матери, чьих детей фашисты угоняли в Германию, причем в таких составах, в которых гнали скот. Окон не было, наверху были только небольшие отверстия для воздуха. Когда составы останавливались, немцы стреляли на уровне колес, чтобы никто не бежал. И все же папе удалось бежать, захватив с собой еще еврейского мальчика Володю Шульгу. Как? Не знаю, как не знаю многого.
А когда он оказался в действующей армии, то воевал уже в качестве фронтового разведчика. Участвовал в тяжелых боях при взятии Кенигсберга. Там же был тяжело ранен и контужен. Из госпиталя вышел в мае 1945 года. Ему было 17 с половиной лет. Чуть позже вступил в коммунистическую партию.
О войне, как и все фронтовики, почти не говорил. Фильм А. Столпера «Живые и мертвые» назвал очень правдивым.
Папа был коммунистом не только по убеждениям, но что еще важно — человеком коммунистической органики. Война, которая ворвалась в жизнь 14-летнего юноши, и потом сделала его боевым солдатом в неполные 16 лет — это обстоятельство, конечно, оказалось решающим в формировании его как личности.
«Нет чужих детей, людей, собак», — так дал мне понять еще в детстве и на всю жизнь мой отец. Он абсолютно не выносил любого проявления отчужденного отношения, чего бы это не касалось: обиженного мальчишки, поломанного дерева, порванной книги…
Можно долго объяснять, что такое «неотчужденное отношение». А можно вспомнить советский грузинский фильм «Отец солдата» (реж. Резо Чхеидзе), в котором его главный герой — грузинский крестьянин Георгий Махарашвили (в блестящем исполнении Серго Закариадзе) едет на фронт, чтобы в госпитале найти и проведать своего раненого сына-танкиста.
В фильме есть такой кадр: крупный план, лицо Георгия с неповторимыми глазами (разве такое можно сыграть?), который, припав к земле, шепотом и со слезами на глазах как дитятку утешает раненную танком виноградную лозу.
Пронзительная связь отца с этим миром оборачивалась для меня (еще дошкольницы) ощущением вселенской защищенности и в то же время постоянной тревоги, идущей от его «бескожного» существования. За сильных всегда страшно.
Его главное противоречие было противоречием коммунизма: для него всё в окружающем его мире было равно близко, но далеко не всё он мог принимать в том виде, в каком оно себя являло. Это противоречие я открыла и в личности Маяковского.
Столкновение с отчуждением любого рода всегда вызывала в отце готовность «переплавить» его во что-то человеческое, и вот в этом как раз и проявлялась его коммунистичность. Она давала знать о себе в его активной идейности, никогда в слове, всегда — в интонации и поступках. Коммунистичность была солнечной органикой его личности, проявлением, выражаясь словами Б. Пастернака, «его фамильного родства со вселенной». Убежденность отца — я в ответе за историю (равно и перед историей) была для него стержневой и органичной.
Для меня, жившей во всем этом, но не знавшей всему этому имени, еще в ранней юности все это в итоге сложилось в одно уяснение, которое я поняла много лет спустя: альфой и омегой папиного мира, а значит и мира как такового, являются история и культура, где главное действующее лицо — это всегда герой.
ИА Красная Весна: В этом году мы празднуем 150-летие Ленина и 75-летие Победы. Как Вы считаете, без Ленина была бы эта Победа, или нет?
— Нет. Это моя категорическая позиция. Без Ленина и большевистской культурной революции, равно как и без социального творчества широких масс — без всего этого победа над фашизмом была бы невозможна.
Конечно, патриотический дух имел огромную силу в Великой Отечественной войне. Но патриотизм имел место и в период Первой мировой войны. Разве там патриотов не было? Были. И даже среди художественной интеллигенции таковых было немало.
И все же патриотизм Великой Отечественной войны имел принципиально иную основу — не национальную, а социалистическую. На основе лишь отдельно взятой национальной идеи (русской или еврейской, или татарской — это не столь важно) фашизм не победить никогда. Самая страшная угроза для фашизма, равно как и для любого капитализма — это коммунизм с его интернационализмом.
Вот почему сводить сущность фашизма только к расизму, только к идее уничтожения славянских народов, евреев, цыган и др. — это не совсем верно, хотя отрицать эту преступную сторону фашизма — это значит разделять его позицию, что категорически нельзя допускать. Уничтожение этих народов — это невосполнимая трагическая потеря для всего человечества, которую переоценить невозможно.
В вопросах фашизма попутчиков быть не может, здесь только две позиции — «за» или «против», поэтому любое замалчивание или дипломатические увертки в этом вопросе означают одно — поддержку фашизма.
Но поход нацистской Германии против СССР — это был поход, прежде всего, против коммунизма. Это была мировая атака на коммунизм в целом, поэтому первыми, кто стал мишенью нацистов, были немецкие коммунисты.
Но, расправившись с европейскими коммунистами (кто остался в живых, ушли в подполье), нацистская Германия пошла атакой уже на коммунизм как таковой в лице СССР.
Отсюда вывод один: фашизм, идущий атакой на коммунизм, мог победить только коммунизм. Поэтому, оценивая огромное значение социалистического патриотизма, надо помнить, что именно роль коммунистов и комсомольцев определила коммунистический дух Великой Отечественной войны и победу СССР над мировым фашизмом.
Так и хочется сказать — кто против коммунизма пойдет, тот от коммунизма и погибнет.
Далее, я хотела бы перейти к вопросу коммунистических истоков победы над фашизмом 9 мая 1945 года.
Говоря о русском патриотизме Первой мировой войны и советском патриотизме Великой Отечественной войны, следует подчеркнуть, что при всей их, казалось бы, общности, тем не менее, они принципиально разнятся друг от друга и прежде всего своим генезисом. Национальный патриотизм возникал на основе национального самосознания и связанных с этим соответствующих чувств, глубоких и сильных, но в любом случае на основе всего того, что относится к сфере идеального. Социалистический патриотизм, несмотря на то, что он отличался даже более сильным накалом чувств, более мощным духом борьбы и несопоставимой мерой всеобщего объединения советских людей в борьбе против фашизма, при всем этом он имел глубинные материальные корни, ибо проистекал из самой жизнедеятельности человека.
А эта жизнедеятельность была связана с созиданием своей и потому родной страны. Все, что люди строили, они строили для себя и всех, для всех и для себя, но не для хозяина: заводы, на которых они потом работали; дома, в которые они переезжали из бараков; бесплатные больницы; библиотеки и школы, в которые шли читать и учиться их дети; заводские клубы и дворцы культуры.
Поэтому люди шли воевать, кто по призыву, кто добровольцем, чтобы защищать свою страну как дом, который до этого строили все сообща. И этот порыв был не стихийным и не принудительным, а вполне органичным, как естественным является порыв человека защитить своего близкого от смертельной угрозы.
И этот порыв стал результатом тех революционных преобразований, которые начались в первые революционные годы, и самое главное — в ключе ленинской концепции. Это первая предпосылка Победы 1945 года.
Вторая. Когда люди вместе делают одно общее дело — созидают свою страну и не во имя прибыли, а во имя развития всех и каждого, тогда в обществе появляются принципиально иные критерии его оценки, в отличие от сегодняшних, когда человека оценивают по тому, сколько у него денег в швейцарском банке; насколько его клан близок к первым лицами власти; сколько у него машин и дипломов; насколько престижна его профессия, какой он национальности и веры.
При социализме значение человека определяется тем, насколько принципиальной является его позиция; насколько целостно он включен в общее дело; насколько не отчужден от окружающих его людей. И наконец, насколько он умеет найти нужное и талантливое решение, чтобы дело, столь важно для всех, наконец-то сдвинулось с «мертвой точки». Одним словом, при социализме именно деятельность становится основанием самоидентификации человек. Более того, человек измеряется качеством своего практического участия в общем деле и принципиальной основой собственных поступков. Эти критерии уже сами по себе делают вызов человеку как личности.
Вот теперь становится понятно, почему в годы войны было столько желающих идти на фронт, ибо люди исходили из того, что только личными поступками можно подтверждать свои взгляды.
Третья. И вот этот деятельностный подход как раз и стал основой, но не толерантного (формально терпимого, а по сути — отчужденно–враждебного) отношения к Другому, а социалистического интернационализма. А без этого социалистического интернационализма мы никогда не победили бы фашизм.
Четвертая. Социализм в отличие от глобализации не уничтожил национальные культуры. Каждая из них становилась неповторимой краской, как в живописи, или нотой, как в музыке, советской культуры как всемирной культуры. Именно советская культура, вобравшая в себя культурное богатство всех народов СССР, становилась важнейшим фактором развития культурного диалога между людьми разных национальностей.
Пятая. В процессе совместной деятельности в отношениях между людьми пропадало отчуждение, что совсем не значит, что отношения между людьми были гладкими, бесконфликтными. Конфликты были, да еще какие (на этом построена драматургия советского искусства), но они возникали как правило по поводу двух «вещей»: отношения человека к делу и его отношения к Другому.
Главный вывод. Культурная революция первых лет Советской власти. Встречное движение в процессе социального творчества большевиков и революционных масс. Трудовой энтузиазм конца 1920-х — начала 1930-х годов. Ориентация человека на созидание. Измерение человека поступками. Все это вместе становилось основанием для формирования и развития советского человека как Нового человека, но только не прямо, а через созидание Нового мира со всем его материальным и культурным наполнением.
Тем прочнее было его качество.
Победа Нового (советского) человека над фашизмом — главное тому подтверждение.
Список источников.
1. См. Народное хозяйство в цифрах: Статистический справочник, М., 1925. С. 50; История крестьянства СССР. М., 1986. С. 190.
2. См. Ким. М.П. 40 лет Советской культуры. М., 1957. С. 192.
3. Карапетян К. Наша армия — школа культуры. Дружба народов.1965. № 2, с. 204.
4. Там же.
5. Там же.
6. См. История гражданской войны в СССР. Т.5. С. 307.
7. Там же. С. 77.
8. Образование Коми автономной области. С. 27, 39 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 71.
9. Рабочие и крестьяне России о Ленине. М., 1958. С. 101.
10. Октябрьская социалистическая революция в Удмуртии. Сборник документов и материалов (1917–1918). Ижевск, 1957. С. 162 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 20.
11. Народное просвещение 1918. № 23–25. С. 15 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 94.
12. Народное просвещение (еженедельник). 1919. № 30. С. 18.
13. См.: Беднота. 1918. 22 (9) мая.
14. Правда. 26 августа 1919. С. 2.
15. Культурная жизнь в СССР. 1917–1927. Хроника. М., 1975. С. 197.
16. Очерки истории русского советского драматического театра в трех томах. Т. 1. 1917–1934. М., 1954. С. 50.
17. Известия ВЦИК. 16 апреля 1921. С. 2.
18. Там же.
19. См.: Известия ВЦИК. 10 ноября 1921 г. С. 2 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 305.
20. Правда. 31 декабря 1922. С. 3.
21. Правда. 15 ноября 1922. С. 4.
22. Беднота. 4 мая 1923. С. 1.
23. Известия ВЦИК. 26 июля 1923. С. 4.
24. Известия ВЦИК. 3 октября 1923. С. 3.
25. Наука и ее работники. Пг., 1921. № 2. С. 36 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 177.
26. Организация науки в первые годы Советской власти (1917 — 1925). Сборник документов. Л., 1968. С. 7, 132, 139.
27. Организация науки в первые годы Советской власти. С. 178-179.
28. Там же. С. 146, 153.
29. Там же. С. 240.
30. Там же. С. 262, 264 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 137.
31. Там же. С. 163 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 142.
32. Вестник Академии наук СССР. 1967. № 11. С. 26 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 174.
33. Известия ВЦИК. 16 марта 1921 г. С. 3 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 261.
34. Вестник Академии наук СССР, 1967. № 11. С. 30 // Цит. по: Культурная жизнь в СССР. С. 309.
35. Организация науки в годы Советской власти. С. 9, 171.
