Афган и Сирия — кампании разные, герои — общие

15 февраля в Орле прошла акция «Бессмертный батальон», приуроченная к 29-й годовщине вывода советских войск из Афганистана. Акция была посвящена всем воинам, погибшим в локальных конфликтах.

С просьбой поделиться своими впечатлениями об афганской кампании и о том, как менялось отношение к ней и ее участникам в обществе, автор обратился к ветерану боевых действий, подполковнику ВВС в отставке Андрею Коршунову.

— Расскажите немного о себе — где родились, учились, служили.

— Родился в Орле 4 декабря 1957 года. Учился в школе №27 с углубленным изучением английского языка, который изучали со второго класса. После 10 класса поступил в Харьковское высшее военно-авиационное командное училище связи. Учился на специалиста по оптико-электронной разведке. То, что сейчас на дронах, на беспилотниках, тогда только зарождалось. Поступил в 1975 году, окончил в 1979.

— Какие средства применялись раньше вместо современных дронов?

— Пилотируемые самолеты разведчики на базе практически всех моделей, за некоторым исключением. Миг-25, Миг-21, Як-28, из дальней авиации — Ту-16, беспилотники только пошли — Рейсы, Стрижи.

— Вы летали?

— Я — наземный специалист, занимался обработкой полученной информации. Самолет прилетал, мы снимали информационные носители, проще говоря — аэрофотопленку, и обрабатывали. Были специальные подразделения, которые занимались обработкой полученных материалов и передавали результаты в соответствующие инстанции.

Начинал с беспилотных самолетов-разведчиков, потом фронтовая авиация, далее стратегическая авиация — разные типы самолетов.

— До какого времени служили?

— Служил до 1994 года.

Еще до развала Советского Союза началось сокращение ракетных войск стратегического назначения и подводных лодок. Потом принялись за стратегическую авиацию. Всю нашу триаду резали как хотели. Начиная Горбачевым и заканчивая Ельциным в постсоветский период, шла эта кампания. В 1991 году отвалила Украина, в 1992 — Белоруссия, и начали сокращать. Две крупнейшие авиационные стратегические армии довели до минимума, что мы сейчас и наблюдаем в Энгельсе. Это основная база дальней авиации, кое-что есть на Дальнем Востоке, но по сравнению с тем, что было — это небо и земля.

В общем, все двадцать с лишним лет я прослужил в авиации.

— Что Вы скажете о причинах ввода советский войск в Афганистан в декабре 1979?

— Вопрос довольно сложный. Мы преследовали геополитические интересы.

Если сравнивать с современным моментом, то до 1979 года таких конфликтов и, скажем так, поползновений непосредственно в нашу сторону, можно считать, не было. Было относительное затишье. Во времена варшавского договора наши западные границы охранялись очень мощно.

Я так предполагаю, что Афганистан — первая ласточка событий, которые сейчас происходят в Ливии, Йемене, Сирии. Раньше у нас в Сирии стоял контингент, в Йемене стоял контингент, Ливии мы тоже помогали вооружением, техникой. Возможности раскачивать ситуацию там не было. Когда в Афганистане началась гражданская война, пришлось вводить войска. Хорошо это или плохо? Конечно, с обывательской точки зрения сложно судить.

— Есть мнение, что Советский Союз вошел в Афганистан с захватническими целями.

— Даже сейчас, судя по различным информационным сообщениям, афганцы нас уважают больше, чем американцев, даже моджахеды, с которыми мы воевали. Американцы — не вояки, русские — да, вояки.

Но самое основное что было. В Афганистане ничего нет в плане ресурсов, зачем туда лезть? Очень хорошее стратегическое положение страны. Пакистан, Китай, Индия, слева Иран, выход в Персидский залив. И преобладающие горы, очень хорошие. Горы Гиндукуш, если мне не изменяет память, где-то от 3500 до 6000-7000 метров. На базах в Западной Европе у американцев тогда стояли оперативно-тактические ракеты, которые могли нести ядерный боезаряд, средней и малой дальности Першинг-1, Першинг-1А, Першинг-2. Если их разместить по горам, что потенциально возможно, то при их дальности от 750 до 2500 км Астраханская область накрывалась целиком.

— То есть победа проамериканских сил могла привести к размещению американского контингента?

— Так и был план его разместить. Во-первых, радиолокационные станции очень хорошо — просмотр сумасшедший. Две трети страны можно было отслеживать. Естественно, это влетело бы в копеечку, но не было бы особых проблем нас контролировать. Плюс ракетное оружие можно было поставить по горам вплоть до баллистических ракет.

Поэтому вопрос был такой, что было необходимо это (размещение ракетного вооружения вблизи наших границ — прим. ИА Красная Весна) как-то предотвратить, что и было до определенного времени предотвращено введением контингента. А теперь они рядом с Калининградской областью, в Румынии ставят так называемую противоракетную оборону, хотя она никоим образом не противоракетная.

— Какие задачи стояли перед нашими войсками?

— Задачи были простые. Во-первых, сохранить у них нормальные отношения внутри страны, прекратить гражданскую бойню, что сейчас в Сирии делаем. Во-вторых, на передовых рубежах поставить заслон тем террористическим организациям, которые сейчас у нас перемещаются по всему бывшему Советскому Союзу — Таджикистан, Узбекистан…

— Решались ли другие задачи, мы что-то строили?

— Были не только военные, но и гражданские советники. Помогали с организацией, строили, во-первых, учебные заведения. В самом Кабуле, где у нас стоянки были, был домостроительный комбинат. Наши гражданские рабочие помогали им изготовлять стройматериалы.

В общем, мы крупномасштабных боевых действий не осуществляли. Наоборот удерживали стабильность, чтобы страна не скатилась в хаос гражданской войны.

— Вывод войск в 1989 году — это наше поражение, как некоторые утверждают, или это плановая операция и стоило ли тогда выводить войска?

— Сложно сказать. Любая война — сумасшедшие деньги, а человеческие жизни вообще ничем не измерить. Мы не сбежали, не проиграли, мы просто ушли. С экономической точки зрения это был очень затратный вопрос. Но 1989 год — это Перестройка, и непонятно, что со страной было…

— Могли бы остаться?

— В 1989 мы ушли. Не прошло и два года, началась в Северной Осетии заваруха, потом в 1994 году — первая чеченская кампания. И пошло, пошло, пошло… Если бы мы не уходили, если бы все было нормально, то регион, может быть, не докатился бы до того, что сейчас творится. Но «восток дело тонкое». В свое время в Египте мы дружили с Анваром Садатом. Поставляли им оружие, наши советники помогали во время войны с Израилем, построили им Асуанскую плотину, переносили архитектурные памятники, а потом товарищ Анвар Садат нас попросил… Если бы мы оставались там, как сейчас в Сирии, может быть, меньше было бы цветных революций.

— Как Вы попали в Афганистан?

— Руководство проводило беседы, предлагало, никого никто не зажимал в приказном порядке. Проводили беседу — нужно помочь, проявить сознательность.

— Какой период отслужили, какие задачи решали?

— 1982-1983 год в Кабуле. Нас меняли эскадрилью на эскадрилью. Сто с лишним человек с Дальнего Востока меняли ребят, которые… не помню уже откуда, из разных мест были. Некоторые у нас оставались по собственному желанию на второй срок…

На аэродроме в Кабуле у нас была отдельная разведывательная авиационная эскадрилья на Миг-21. Вели разведку в интересах различных родов войск — десантников, артиллеристов… Даже для местных прокурорских работников.

— Насколько тогда общество было информировано об афганских событиях?

— Поначалу вообще никто ничего не знал. 1979 год начался, мой сослуживец туда попал, пишет мне письмо: «я нахожусь за ленточкой». Т. е. за границей, и все.

— Вообще ничего не сообщали?

— Единственное что было — официальные сообщения в газетах по поводу того, что в Афганистан вступил ограниченный контингент для того, чтобы помочь законным правительственным структурам, навести порядок и т. д. и т. п.

— Какое понимание, отношение было тогда на месте?

— Вопрос сложный… Дело в том, что мы жили до 1979 года, не волнуясь. Ну, во Вьетнаме какая-то война идет, на Корейском полуострове, где-то наши советники «воюют» с израильтянами… А тут такая офигительная армада поперла в Афганистан. Даже мы, военные, не могли понять, для чего это надо.

— Т. е. такого, как сейчас, понимания не было…

— Мне было тогда 25 лет… Но мы были воспитаны армией. Воинский долг. Почему многие проявляли тогда чудеса героизма и т. д., и т. п. Воинский долг, ты обязан выполнить. Хорошо это, плохо… тебе поступил приказ, ты должен выполнить.

— Ощущение оказания помощи афганскому народу было?

— Мысли такие и чувства были. Тут (в Афганистане — прим. ИА Красная Весна) неизвестно что творится, вы, ребят, попросили о помощи, наше руководство приняло решение, вот мы вам помогаем. В общем-то они нормально относились к нам, даже дружественно встречали.

Когда американцы начали душманов (душман — это «враг» в переводе) активно готовить… Это же противостояние двух миров — советского и американского, а Афганистан стал заложником этого.

— Как менялась информированность общества и отношение к войне с течением времени?

— До самого конца особой информации в общество не поступало. Ну воюют там и воюют. И менталитет общества был другой по сравнению с тем, что сейчас имеется. И папы, и мамы все были воспитаны в том же ключе, что и их дети, которые находились там (в Афганистане — прим. ИА Красная Весна). Даже когда гробы стали приходить в Советский Союз… Погиб, выполняя свой интернациональный долг…

В 1983 году я приехал, даже не понятно было — есть у нас льготы или нет, никто толком не знал…

— Позиция академика Сахарова, который утверждал, что мы ведем войну для уничтожения афганского народа, когда стала фигурировать в обществе?

— Началось это с Перестройки. Когда открыли препоны, когда началась гласность, можно говорить о чем угодно… Когда началась эта либеральная трескотня, когда мы смотрели заседания Верховного Совета до трех-четырех часов утра. Горбачев выступал, интересно же, плюрализм, гласность, обмен мнениями… Тогда эта «фигня» начала подспудно разъедать в обществе отношение к афганской войне, и насаждать абсолютно другую тематику этой войны… Мы — «оккупанты», мы — «захватчики». Мы там ничего не захватывали, страна эта даром не нужна, там брать нечего! Все равно, что в пустыню Гоби войти и там сидеть.

— Как менялось отношение общества и государства в плане моральной оценки, материальной поддержки?

— Весь негатив пошел после Перестройки, когда стал разваливаться Союз… И тогда началось: «Мы тебя туда не посылали, что ты хочешь?»

Самый простой пример, я служу в Смоленске, начальник службы штаба армии, в 15 полках мои подчиненные, которые занимаются моим направлением. В Смоленске стояла наша воздушная армия стратегического назначения. Жилищная комиссия, распределяют жилье. Я его ждал семь лет на льготной очереди. В ноябре 1990 года приехал, в 1997 получил квартиру. Так и ждал — то ли будет у меня квартира, то ли не будет… А в 1994 году сократили армию, урезали ее до дивизии, осталась военно-транспортная дивизия. Украина, Белоруссия со стратегическими полками отвалились, я уже говорил. Остался только Энгельс, который сейчас летает… Зампредседателя жилищной комиссии, бывший военный, обращаюсь с вопросом, почему я был первым на льготной очереди, и вдруг меня передвинули. Говорю, что «афганец», и слышу в ответ: «Мы тебя туда не посылали». Что это за отношение?

Такой ответ везде фигурировал. И в гражданских организациях: «Какие тебе льготы? Что ты хочешь? Гуляй, парень». Это хорошо — я живой, здоровый пришел, а ребята, которые без ноги, без руки, инвалиды, такая же была картина.

— В какой момент перестали так говорить?

— Когда эта зараза (исламистские террористические силы — прим. ИА Красная Весна) проникла в наш дом, тогда в обществе начали понимать. Пошли фильмы про «афганцев», немножко наивные, но какой-то сдвиг пошел в обществе, что эти ребята положительные, что они не стремятся никого убивать, что они хотят нормально жить, как и все.

При Путине этот процесс стал более активным… Афганский опыт стали внедрять, т. е., прошедших боевые действия стали выдвигать на вышестоящие должности, стали изучать их опыт… Стали освещать в обычных СМИ…

— Моральная поддержка в обществе появилась?

— И реально это, начиная с 2000-х годов, пошло, примерно, по моим ощущениям. Если брать аналогию с Сирией, то мы делали то же самое, что сейчас в Сирии… Хотя «либеральная коалиция», они и Сирию сейчас «обгаживают». Пытаются, по крайней мере.

— Какая сейчас оказывается материальная поддержка?

— До товарища Зурабова все льготы были материального характера — бесплатный проезд на внутренних электричках, 50%-я оплата жилья, можно было получить земельный участок… Пришел товарищ Зурабов в Минздрав, он все монетизировал. Сейчас кое-что осталось по закону о ветеранах. А так, по монетизированным льготам — выплата 2800 рублей в месяц, налог на имущество я не плачу, что еще — по закону нужно смотреть…

— Отношение изменилось — это, наверное, самое главное?

— Да. Сейчас на примере Сирии… Честь и слава всем ребятам, которые в Сирии находятся, которые, к сожалению, погибли. В афганской компании не меньше было героев, сравнивать я не хочу, но о том тогда особо и не писали, никто толком не знал…

Сегодня уже многие понимают, что локальные конфликты используются Западом (прежде всего — США) в качестве инструмента многомерной войны против своих соперников с целью удержания мирового господства. Нестабильность, порождаемая конфликтом в том или ином регионе, имеет тенденцию распространяться на соседние регионы и подрывает возможности мирного развития всех стран, интересы которых с этими регионами так или иначе связаны. Таким образом, разжигатель конфликта атакует соперников, с которыми невозможно расправиться при помощи грубой силы. Например, потому, что соперник обладает ядерным оружием, которое в случае прямого столкновения нанесет агрессору неприемлемый урон.

Спровоцированная США афганская война — это уже классический пример. Война 2008 года Грузии против Южной Осетии, гражданская война на Украине, вспыхнувшая в результате бандеровского переворота в 2014, — примеры действий по той же схеме для нанесения опосредованных ударов по России.

Российская помощь Сирии в борьбе с поддерживаемыми США исламистами направлена в том числе и на предотвращение распространения радикального исламизма на Кавказ и в бывшие среднеазиатские республики СССР, откуда он может бить уже прямо по нам. Поэтому русский воин в этом локальном конфликте не только защищает сирийский народ, но и свою Родину на дальних рубежах. Точно также, как до него действовал в Афганистане советский воин-интернационалист, и теперь в этом уже ни у кого сомнения нет.