«Было очень больно и страшно смотреть на горящих ребят». Интервью

Противостояние в Донбассе продолжается седьмой год. Украина не прекращает обстреливать территории ДНР и ЛНР. Тяжелые бои 2014–2015 годов сменились неустойчивым равновесием. Украина не выполняет достигнутые Минские соглашения, а после американских выборов Киев, надеясь на помощь администрации Байдена, может и вовсе решиться на эскалацию конфликта.

Но республики живут, сражаются за свою независимость, за право хранить память о героях, отстоявших мир от фашизма в Великую Отечественную. У этого сопротивления уже есть свои герои.

Замминистра иностранных дел ЛНР Анна Борисовна Сорока с самого начала встала на защиту родной земли от накатывающегося с Запада неонацизма. В беседе с корреспондентом ИА Красная Весна она рассказала, как все начиналось, что ей приходилось делать в самое тяжелое для Луганска время и о работе над летописью войны.

ИА Красная Весна: Анна Борисовна, Вы были свидетелем, как начинались события в Донбассе, наблюдали все это изнутри. Можете рассказать о начале и истоках конфликта, о своей позиции и своей работе в то время?

— Я всегда жила в городе Луганске. Это мой родной город. Все мои родные родом из Донбасса. У меня вся семья — сотрудники правоохранительных органов. И я, конечно же, свой путь тоже связывала со службой в правоохранительных органах Украины. Закончила Луганский государственный университет внутренних дел имени Э. А. Дидоренко. Защитила диссертацию в 2006 году в Киеве на украинском языке.

Для меня это было родное государство, любимое, которому я служила. Я считала большой честью быть гражданином Украины, жить в Донбассе. Уважала всё, что было связано с традициями нашей жизни, несмотря ни на что. Несмотря на то, что в каждую предвыборную кампанию нас пытались искусственно рассорить, в том числе и при помощи языкового вопроса.

На самом деле, остро никогда языковой вопрос в Донбассе не стоял. Если вы посмотрите фотографии 60-х, 70-х, даже 80-х годов, вы увидите, что у нас все значимые городские надписи были на украинском языке. Все памятные таблички на мемориалах тоже были на украинском языке. По большому счету, языковой вопрос здесь не стоял.

Потом я служила в правоохранительных органах, преподавала в Луганском государственном университете внутренних дел. В октябре 2013 года мы стали наблюдать странные события, предвестники которых появились задолго до этого. Приходило понимание, что эти события будут нести очень серьезные последствия для всех нас. Было прискорбно видеть, что наше общество готово было расколоться, и братоубийственные события на площади Независимости в Киеве (я имею в виду Майдан) это доказали.

Было очень больно и страшно смотреть на горящих ребят. Вдруг людей, защищающих закон, назвали преступниками, а тех, кто швырял коктейли Молотова, кирпичи, размахивал цепями, — героями.

Президент Янукович не занял должную позицию. Он пытался усидеть на нескольких стульях сразу. Но до конца осознать, что независимое государство Украина умирает, я еще не могла.

После событий на Майдане цепочка преступлений военно-политического руководства, незаконным образом пришедшего к власти в Киеве, продолжилась. Куда делось государство с его правовыми механизмами? Где мы потеряли понятия законности, справедливости, чести, правды, достоинства?

Здесь, вдали от Майдана, мы понимали, что событиями управляют извне, чтобы дестабилизировать ситуацию внутри Украины. Мы видели, что изначально в основу положены принципы, уничтожающие Украину, какой она была. Вводились совсем не те понятия, которые были созвучны менталитету граждан Украины, — не только жителей Донбасса, но граждан Украины в целом.

Наверно, для меня война началась именно тогда. С первого кадра, когда я увидела, как горит на площади Независимости в городе Киеве мой товарищ, с которым я училась, с которым общалась. И всему этому была дана неправомерная оценка. Ведь я — юрист, кандидат юридических наук. Я 15 лет преподавала международное гуманитарное право. Никто не мог понять, как вообще мы допускаем иностранных субъектов, которые финансируют эту цветную революцию? Как могут иностранные СМИ так вольно трактовать то, что происходит на Майдане?

Сейчас, когда семь лет спустя я слышу киевских журналистов, блогеров, общественников и политиканов, называющих нас сепаратистами, у меня возникает вопрос: они всё забыли? Почему это мы сепаратисты? Ни у кого вообще мыслей разделяться не было. Мы не поняли, что произошло в Киеве. Благодаря внешнему вмешательству законно избранную власть выгнали, а режим, вскормленный «печеньками Нуланд», признали законным. В этом, наверное, и заключается вся двоякая суть международного права. Приходило понимание, что смысл затеянного — развязать конфликт на границе с Россией. Всё это стало продолжением программы по расширению влияния НАТО. Это привело к трагедии, принесло столько страданий, привело к гибели детей, женщин, стариков.

ИА Красная Весна: Вы упомянули, что вся Украина недоумевала. Не уверен насчет всей, но, действительно, большинство не понимало того, что происходило в Киеве. Тем не менее, когда всё случилось, только Донбасс стал этому сопротивляться. Откуда, на Ваш взгляд, у людей в Донбассе взялось мужество для сопротивления новой власти?

— Западную Украину постепенно готовили к военному сценарию. Нам еще до 2014 года передавали коллеги из университетов о навязываемой идеологии и летних лагерях, где подростков ментально и физически готовили к войне.

Кроме этого, напряжения добавляли новости из других стран, где прошли «цветные» революции. Было понятно, что создаются специальные условия, чтобы население было разобщено. Для одной части страны то, что наступало, было приемлемым или даже желанным, но для другой — просто враждебным.

Для городов-миллионников вроде Киева вопросы идеологии, традиций, наверное, не играют такой большой роли. Там всё завязано на финансы. Жителям таких городов скорее интересны проблемы насущные, материальные. Донбасс же всегда был сильно ориентирован на привычные устои, традиции, историю. Признать власть националистов просто невозможно! Тот, кто придумал идеологию этого кровавого режима, это изначально понимал и именно на это рассчитывал.

Память о Великой Отечественной войне для нас не просто громкие слова. Это основа нашей жизни. У нас два больших праздника: День Победы и Новый год. Больше ничего нет. Поэтому, когда начали говорить о том, что Бандера и Шухевич — герои, о том, что надо исключить русский язык, это вызвало только отторжение. Мы смотрели, как рушат памятники во Львове, как убирают барельефы героям Великой Отечественной. Нам тяжело представить подобное здесь.

Работая с населенными пунктами, пострадавшими в результате украинской агрессии, мы не раз видели, что происходило с памятниками, установленными в честь Великой Победы после того, как там побывали ВСУ и батальоны Национальной Гвардии.

Любой нормальный руководитель сделает всё, чтобы не было войны. Значит, в этом случае достаточно было дать определенные полномочия регионам. Можно было прийти к какому-то консенсусу даже в той сложной ситуации, которая возникла в феврале 2014 года. Но никто не хотел идти ни на какой компромисс! Никто в Киеве не хотел слышать людей! Все было сделано для того, чтобы Донбасс восстал. То есть утверждались те постулаты, с которыми мы никак не могли смириться. После событий 2 мая в Одессе наступила своеобразная точка невозврата. Нам дорога наша земля. И я могу судить о том, что происходило тогда и что происходит сейчас. Я видела всё собственными глазами.

Все изначально было сделано так, чтобы началась война. Это была основная цель. Убрать Януковича, прийти к власти — это были второстепенные цели. Самой главной целью было развязать войну.

ИА Красная Весна: Но ведь память о войне важна не только для Донбасса. Есть еще Днепропетровская, Запорожская, Харьковская области. Тем не менее, только в Донбассе люди поднялись защищать свои убеждения. Вероятно, захватившие власть в Киеве думали, что Донбасс тоже покорится. Война началась не потому, что хотели развязать, а потому что хотели все растоптать. В Донбассе растоптать память не позволили.

— Давайте вспомним хронологию событий 2014 года. Турчинов объявил АТО 13 апреля. На тот момент антимайданов как таковых было немного. В крупных больших городах движение было. Мы знаем о таких движениях в Днепропетровске, Одессе, Харькове.

После 14 апреля стали поступать сообщения об эшелонах танков, которые направлялись в Донбасс. Стало понятно, что Киев не собирается ни с кем разговаривать.

Думаю, именно в Донбассе было меньше всего сомневающихся людей, а больше — тех, кто готов встать на защиту своей отчизны. Нас никто и никогда не агитировал за ОУН-УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ), в семьях было больше тех, кто с ними боролся в годы Великой Отечественной. Исторически так сложилось, что здесь больше людей, которые сопротивлялись украинскому нацизму еще тогда.

Не понаслышке знаю, что происходило в Лисичанске и в других поселках и городах Луганской области. ВСУ смогли захватить большую ее часть. Мы закрепились по реке. Возможно, если бы не Северский Донец, они бы нас смели, потому что нам нечем было защищаться, особенно на тот момент. Против мирного населения новое руководство Украины выставило реактивные системы залпового огня, тяжелое вооружение, танки, минометы.

Когда 26 мая бомбили Донецк, а потом, 2 июня, Луганск, стало понятно, что ни о каком диалоге речи быть не может. Европа и США поддержали военную кампанию. Никто и не думал вспоминать о нормах международного права. Страшные кадры бомбардировки до сих пор стоят в глазах.

2 июня 2014 года я была на работе и видела, как летят самолеты в сторону центра. Было понятно, что они делают боевой заход. Потом видела площадь и парк перед областной администрацией в центре Луганска. В душе был один вопрос: как может государство так относиться к своим гражданам? В XXI веке!

ИА Красная Весна: Как Вы встали на путь борьбы с пробандеровской властью?

— Как я уже сказала, для меня это противостояние началось с кадра, когда я увидела горящего друга на площади Независимости.

Я еще раз подчеркиваю, тот небольшой опыт, который у меня был в вопросах международного права, позволял мне делать вывод, что здесь будет война. И это не будет гражданское противостояние, это станет трагедией на долгие годы.

Я понимала, что от меня здесь ничего не зависит. Я не принимала участие в митингах, не жила в палаточном городке перед зданием СБУ. Мне казалось, что нужен более глубокий, вдумчивый подход. Я понимала, что будет большая война и нужно к ней готовиться. К сожалению, многие были охвачены эмоциями. Мало кто понимал масштаб предстоящей беды.

После 2 июня 2014 года украинская авиация продолжала кружить над городом, сея страх и панику. Иногда делали разгон и очень резко опускались вниз, почти до асфальта, и опять взмывали вверх. Гул стоял круглосуточно. В соответствии с нормами международного права это можно классифицировать как политику террора. Чтобы напугать и растоптать.

Я живу буквально по трамвайной линии в центре города. В один из таких дней, 6 июня, мой сын стоял на балконе и наблюдал за самолетом. В какой-то момент самолет начал опускаться к асфальту, а потом взмыл вверх. Он пролетел очень близко. Брюхо самолета оказалось прямо перед четырнадцатиэтажным домом. От неожиданности мой сын упал, после этого было тяжело привести его в чувство. 8 июня я отправила его вместе с моей мамой в Крым. Сама же решила остаться. Трудно для вменяемого человека, способного к активной деятельности, в такой ситуации остаться в стороне.

То, что последовало дальше, словами не описать. Это был ад!

Читайте также: Кто расскажет детям Донбасса, за что их убили? Интервью