Юлиус Фучик

«Я вижу его как сейчас — смелый поворот головы, беспокойные фиалковые глаза. Живой, как ртуть, умный, как черт, вспыхивающий, как искра. Склонность к риску, любовь к приключениям, презрение к опасности и благородная юношеская готовность броситься в огонь во имя идеи. Так и случилось. Это был пламенный человек, один из тех, кто сохранил во внешности, в быстрой реакции мальчишеское очарование героя пьесы Чапека „Разбойник“. Фучик был удивительно искренен, когда речь шла о борьбе за идею. В существе каждого человека есть свой стержень, на который нанизывается все, что он чувствует, думает, делает, переживает. У Юлиуса Фучика таким стержнем была коммунистическая убежденность… Когда дисциплине покоряется огонь, это заслуживает еще большего восхищения, чем когда ей подчиняется гранит!» — писала о Фучике чешская писательница Майя Пуманова.

Юлиус Фучик родился 23 февраля 1903 года в Праге, в семье рабочего-токаря. Позднее он никогда не забывал с гордостью заметить, что родился в один день с Красной Армией.

Юлек мог напевать или насвистывать целые арии из опер Сметаны. Но самым любимым был и навсегда остался Бетховен. Юлек помнил наизусть его симфонии: Героическую, Пятую, Девятую и сонаты — Аппассионату и Патетическую. О Седьмой симфонии Бетховена он позднее говорил, что слышит в ней голос миллионов рабочих. Он ощущал в этой музыке народную стихию и торжество справедливости, она проникала в его душу. В доме у Фучиков, как и во многих других чешских семьях, висела на видном месте репродукция картины, на которой было изображено прощание Карла Гавличека Боровского с родными перед отъездом в ссылку. Рядом висела еще одна репродукция: Ян Гус перед собором в Констанце. Юлек никак еще полностью не мог понять, за что сослали Гавличека в ссылку, за что сожгли на костре Гуса, но понятия «правда», «справедливость» он впитал вместе с воздухом родительского дома.

Когда началась Первая мировая война, его отца отправили работать на автомобильную фабрику "Шкода" в город Пльзень. Война оказала сильнейшее влияние на подрастающего Юлиуса. Он часами простаивал в очередях за продуктами, прислушивался к разговорам, был свидетелем демонстраций и забастовок рабочих "Шкоды". Он видел, как австрийские солдаты стреляли в голодных детей, как погибло несколько сотен человек при взрыве военного завода.

«Я рос во время войны, события в ее конце я видел еще детскими глазами, однако с опытом двадцатипятилетнего. Поэтому я не мог не понимать, что в мире, где люди против собственной воли убивают друг друга, будучи полны жажды жизни, что-то делается не так, поэтому я начал этот мир, как принято говорить, критиковать».

По окончании Первой мировой войны, 28 октября 1918 года состоялось знаменательное событие: в Праге была провозглашена Чехословацкая Республика и избран ее первый президент — Томаш Масарик.

После выпускных экзаменов, перед одним из своих путешествий Фучик пишет: «За окном дует ветер и идет густой дождь. Поезд мчится по блестящим рельсам. Наконец останавливается. Прощай, мы остаемся! Я открываю самую очаровательную, самую увлекательную, самую прекрасную по содержанию и по форме книгу… Я открываю самую мудрую и поучительную книгу. Я открываю самую вдохновенную книгу. Я открываю большую научную энциклопедию. Я — счастливый человек, ибо иду туда, откуда вышел, иду, чтобы разгадать тайну. Поезд летит, летит, летит… Я иду по узкой тропинке, вьющейся среди Палавских холмов, по дороге, обсаженной березками, спускаюсь к Индржихову Градцу, залитому вечерним солнцем… Я иду по роскошной долине, по пыльному шоссе, иду сквозь осеннюю сказку, иду и иду. Я не привязан к дому, я по-спартански живу тем, что несу с собой, или тем, что нахожу. У меня нет ничего, кроме ног и головы, — я бродяга, классический образец бродяги… Ненадолго, но бродяга. Вернусь я самым богатым человеком… Я иду открывать мир. Прощайте, страстные, волновавшие меня стихи. Я иду к источнику поэзии. Прощайте, прощайте! Впрочем, нет — всего лишь до свидания!»

Могучим катализатором национально-освободительного и революционного движения в чешских землях стала победа Великой Октябрьской социалистической революции. Цензура старалась не пропускать сообщения из России, мало кто знал, кто такие большевики и чего они хотят. Было много противоречивых сведений, догадок. Однако долго скрывать «свет с Востока» было невозможно. И. Волькер рассматривал поэзию как «предвосхищение завтрашнего дня», и в июне 1920 года в статье «Революционеры» писал: «Сегодня — это эпоха чудес. У людей появляются новые глаза. Они сжигают все старые взгляды так быстро, что это даже больно. То, что мы видели вчера, нас воспламеняет и открывает много такого, что мы раньше не видели. Наступает эпоха нового зрения. Это знают все на передовом посту — они знают и больше. И руки будут причастны к новому зрению. Настанет великое перемещение… И это открывание вещей, веками привязанных к определенному месту, во имя новой свободы духа называется революцией. У нас еще революции не было. В России она уже совершилась. И с такой славой, что мы все слышим ее. Мы знаем, что она придет, потому что мы ждем ее».

Октябрьская революция показала, как можно найти выход из тупика. Её эхо разнеслось по всем странам Европы. Советская Россия для многих стала вдохновляющим примером. Когда в Чехословакии была создана коммунистическая партия, 18-летний Юлиус одним из первых вступил в её ряды. В этом же возрасте Фучик стал студентом Пражского университета. Он выбрал философский факультет, потому что ещё в гимназии интересовался культурой и искусством, читал много чешской и мировой литературы. В Праге студенту из рабочей семьи приходилось самому зарабатывать себе на жизнь и на учебу. Он перепробовал множество профессий — был учителем, строителем, спортивным тренером, но его призванием на всю жизнь стала журналистика.

Во время учёбы на философском факультете Пражского университета, больше всего Юлиуса интересовали лекции Ф. Шальды и З. Неедлы.

Неедлы был первым среди чехословацких деятелей науки, понявших международное значение Октябрьской революции и ее влияние на национально-освободительную борьбу чешского и словацкого народа. В своей работе «Борьба за новую Россию» он сравнивал революционную Россию, подвергнувшуюся иностранной интервенции, с Чехией периода гуситских войн.

Его выступления были живыми, увлекательными, и их трудно было записывать, ибо в простом записывании фактов исчезало главное, что вносило душу в его изложение, — единство мысли и чувства, художественный эффект воссозданной им картины и тонких оттенков эмоций, которыми было пронизано его изложение. Нередко во время лекций он садился за рояль и свои слова подкреплял музыкой, импровизированным концертом. Он не упускал случая в своих лекциях остановиться на важнейших культурных и общественно-политических проблемах, заставлял думать, переживать, соглашаться или спорить с ним. Его называли «последним будителем и первым коммунистом среди чехословацкой интеллигенции», «красной вороной» Карлова университета.

Не раз Фучик вспоминал слова своего учителя Шальды: «Идите в гущу простого народа, как говорится, в низы. Для своего поэтического становления вы приобретете там больше, чем от чтения двадцати журналов самого различного толка. Научитесь ненавидеть болтовню и использовать и любить слово как взрыв жизненной силы, как эквивалент поступка… Послушайте-ка часок-другой, и вы будете излечены от пустой декоративности, от всякого грима, помад, духов и прочего лживого смрада».

Он пробует себя в журналистике: в 1922–1923 годах опубликовал в пльзенской «Правде» около двадцати статей по вопросам театра и литературы. Правда, резонанс этих выступлений был невелик. Свои взгляды на творчество отдельных чешских писателей он отстаивал и на семинарах в университете, хотя считалось чем-то неслыханным вступать в спор с преподавателями. Вся его страстная натура восставала против школярского отношения к жизни, над которым так гениально смеялся Гёте в своем разговоре Мефистофеля со студентом, закончившемся словами: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо».

— Я твердо верю, — говорил друзьям запальчиво Юлиус, — что коммунизм призван истребить боль, зло, неправду, то есть все некрасивое, бесформенное, низменное.

Юлиус всегда стремился к тому, чтобы его понимали не только представители интеллигенции, но прежде всего простые люди. Ведь писал он главным образом для трудящихся! Он старался излагать свои мысли как можно яснее, не засорять их пышными фразами, но при этом заботился о сочности языка. Он не признавал красоты слова, лишённого содержания.

Двадцать первого декабря 1929 года Клемент Готвальд впервые вышел на трибуну парламента и, не обращая внимания на злобные выкрики правых депутатов, произнес речь:

„Вы нас не сломите, вы нас не купите!

…Трудящийся народ поймет, что нужно и можно полностью покончить с вашим режимом путем установления диктатуры пролетариата.

Придет время, когда пролетарии экспроприируют банки и прогонят фабрикантов и спекулянтов, когда сельскохозяйственные рабочие и крестьянская беднота экспроприируют землю у крупных помещиков, когда угнетенные народы нашего государства свергнут своих угнетателей!

Тогда вам будет не до смеха!“

Речь, произнесенная Готвальдом, была одной из самых впечатляющих за всю историю парламента, где до этого хорошим тоном считалось отсутствие у ораторов резких политических выражений. Он говорил чеканными фразами, и каждое слово било прямо в цель:

„Мы поведем борьбу, каких бы жертв она нам ни стала, поведем ее упорно, целенаправленно и не прекратим до тех пор, пока не уничтожим ваше господство… Да, мы ездим в Москву учиться, а знаете чему? Мы ездим в Москву для того, чтобы научиться у русских большевиков, как свернуть вам шею. А вы знаете, что русские большевики мастера это делать“.

В партии повеяло свежим ветром. Фучик безоговорочно принял большевистскую линию съезда. С этого времени и до конца своей жизни он боролся вместе с Готвальдом. Его образ он запечатлел в рассказе о выступлении Клемента на VI съезде партии в 1931 году. Фучику было поручено написать репортаж о съезде, который вышел под названием „Съезд фронта“. Он писал:

„Из леса поднятых рук под гром аплодисментов поднимается внушительная фигура рабочего вожака. В его широкой улыбке — радость от встречи с друзьями и презрение к врагу. Весь съезд приветствует его, не торжественно, а по-товарищески — дружно и радостно.

Он говорит. Не читает сухой доклад, а в течение пяти часов ясно и просто рассказывает о кризисе капиталистического мира, о строительстве социализма в Советском Союзе, о нищете пролетарских масс и о единственном пути, который может вывести из нее…

Кончает. Смущенно улыбается. Его широкая улыбка — это улыбка рабочей солидарности и превосходства над врагом“.

Можно с полным основанием сказать, что отдельные периоды жизни Юлиуса Фучика — это этапы его борьбы за правду о первой Советской стране, которую он считал своей второй родиной. Вместе с тем это были этапы борьбы за мир. Ибо на примере жизни и творчества Юлиуса Фучика мы с исключительной наглядностью убеждаемся в правоте и истинности слов, сказанных выдающимся французским поэтом Полем Элюаром: "Кто говорит правду о Советском Союзе, тот защищает мир".

Особенно пристальное внимание Фучика привлекала советская Средняя Азия. Все процессы, связанные с созиданием нового социалистического общества на развалинах старого мира, выступали здесь перед писателем в концентрированном виде, и он имел возможность наблюдать их как бы сквозь увеличительное стекло.

В росте людей советского Востока, еще более стремительном, чем необычайно быстрый рост людей центральной России, Фучик видел великолепное подтверждение ленинских слов о том, что революция откроет многим народам путь от феодализма непосредственно к социализму, минуя кошмары капиталистического строя. Вместе с тем советская Средняя Азия интересовала писателя как многонациональный, в недавнем прошлом колониальный край, где социализм наглядно демонстрировал торжество марксистско-ленинской национальной политики.

«Таков Советский Союз тридцатого года, — писал Фучик. — Самые отсталые методы труда наряду с самыми современными машинами. Канаты и бревна рядом с мощными подъемными кранами. Керосиновая лампа наряду с крупнейшими в мире электростанциями. Трактор рядом с деревянным плугом. Верблюд и железная дорога».

Впервые Юлиус Фучик приехал в Советский Союз в 1930 году в составе рабочей делегации, приглашенной на празднование пятилетнего юбилея чехословацкой коммуны «Интергельпо», находившейся в далекой киргизской степи. За несколько лет до этого он писал о посланцах западноевропейского пролетариата, направляющихся в СССР: "Сегодня Колумбы Западной Европы отъезжают туда не для того, чтобы открыть только новую землю посреди великих Морей, но для того, чтобы открыть целый новый мир..." И вот теперь самому ему суждено было увидеть первое государство рабочих и крестьян, стать открывателем нового мира, Колумбом СССР. Делегация ехала по приглашению кооператива "Интергельпо".

"Девочка, никогда я не чувствовал себя таким свободным, как здесь. То, что я вижу в СССР, превосходит самые смелые мои предположения. Передай всем привет и скажи, что за то, что я здесь увидел, стоит бороться". (Из письма Густе Фучиковой, 1930 год)

На политическом горизонте сгущались зловещие тучи. Доходили тревожные вести из Испании, где в июле 1936 года военщина во главе с Франко подняла мятеж против правительства Народного фронта. За три месяца с начала мятежа фашистские правители Германии и Италии перебросили в Испанию на помощь франкистам свыше 24 тысяч солдат-марокканцев, 400 тонн военных материалов и 462 раза бомбили испанские города. Силы демократии и прогресса впервые в открытом бою столкнулись с силами международного фашизма. КПЧ разъясняла, что разбойничье нападение на Испанию является подготовкой интервенции в Чехословакию и, несмотря на запрещения и преследования, организовала отправку в Испанию чехословацких добровольцев, проводила сбор средств и кампанию в поддержку испанских антифашистов. «И для политических слепцов должно быть уже теперь ясно, что значение борьбы в Испании выходит далеко за границы страны», — писал он, показывая, что это одно из звеньев в цепи фашистского наступления на Европу. В прошлом году безоружные босые абиссинцы с духовыми ружьями пытались бороться против гитлеровских «юнкерсов», теперь на головы испанских детей-школьников падали бомбы. «Руде право» опубликовала в ноябре фотографии жертв фашистского налета. «Возьмите эти страшные документы, — писал Фучик, — возьмите эти снимки убитых и искалеченных детей мадридских пролетариев и идите с ними от человека к человеку, идите с ними из дома в дом, чтобы людям не пришлось вскоре защищать свои города и деревни от фашистских убийц. Не говорите об этих снимках: „Это ужасно!“ — но действуйте, действуйте немедленно».

В 1938 году гитлеровцы имели 51 дивизию. В распоряжении чехословацкой армии было 45 дивизий. Советский Союз предлагал для немедленного использования 30 дивизий и одновременно проводил крупные мобилизационные мероприятия. Таким образом, 75 союзническим дивизиям противостояла бы 51 дивизия противника. Кроме того, при отражении немецкой агрессии чехословацкая армия могла опираться па мощные пограничные укрепления. Соотношение сил гитлеровской армии и противостоящих им чехословацких и советских войск, без учета французской помощи, показывает, что нацисты не могли рассчитывать на военный успех. Они на него и не рассчитывали. Как заявил на Нюрнбергском процессе один из высших представителей вермахта, Кейтель: «У нас не было сил, чтобы форсировать чехословацкую линию укреплений».

Опасность подступила вплотную к Чехословакии. Гитлер заявил свои претензии на Судетскую область, главный промышленный район страны. Фучик неустанно доказывал в печати, что СССР является единственным надежным союзником Чехословакии и готов прийти ей на помощь. Но чехословацкие правящие круги не желали принимать эту помощь. Они больше боялись красной угрозы, чем коричневой. Так же вели себя Англия и Франция. В сентябре 1938 года они заключили с Германией и Италией Мюнхенские соглашения, которые открыли дорогу к расчленению Чехословакии.

После мюнхенской капитуляции деятельности компартии и всей её печати была запрещена. Когда в 1939 году нацисты оккупировали уже всю Чехословакию, Фучик узнал, что его ищет гестапо. Под именем учителя Ярослава Горака он скрывался в Праге на разных квартирах. Он стал одним их главных деятелей подпольного ЦК компартии, руководил всей издательской работой.

Придет день, когда настоящее станет прошедшим, когда будут говорить о великом времени и безымянных героях, творивших историю. Я хотел бы, чтобы все знали: не было безымянных героев. Были люди, у каждого свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чье имя войдет в историю. Пусть же эти люди будут всегда близки вам, как друзья, как родные, как вы сами!

Из нелегально напечатанной статьи Юлиуса Фучика. Обращение к Йозефу Геббельсу, который пригласил чешскую интеллигенцию на службу третьей империи в сентябре 1940 года:

Полтора года вы стараетесь террором поставить нас на колени перед фашистской свастикой. И после полутора лет такого беснования даже вы, изолгавший министр нацистской пропаганды, должны признать, что вам это не удалось, что мы всё ещё сопротивляемся. Да, с этим мы согласны, и мы гордимся этим. Но если вы, жалкий лжец, воображаете, что у нас, чешской интеллигенции, меньше гордости и характера, чем у чешского народа, из которого мы вырастаем, если вы полагаете, что мы позволим вам запугать или сманить себя, что мы отречёмся от народа и пойдём вместе с вашим гестапо против народа, то вот вам наш ответ: "Нет, нет, никогда!"

В сложной обстановке всеобщего недовольства КПЧ поставила задачу наряду с развертыванием подпольной работы использовать все легальные возможности для борьбы как с пораженческими настроениями, так и с пустыми иллюзиями, находить реальные силы и возможности в борьбе с реакцией.

"Да, мы в подполье, но не как погребённые мертвецы, а как живые побеги, которые пробиваются во всём мире к весеннему солнцу. Первое Мая возвещает об этой весне, о весне свободного человека, о весне народов и их братстве, о весне всего человечества." (Из листовки к 1 мая 1941 года)

В сентябре 1941 года лозунгом дня стал бойкот профашистских газет. Население перестало покупать их, что привело в ужас журналистов, сотрудничавших с нацистами. В их адрес Фучик писал в октябрьском номере «Руде право»: «Эти мерзавцы действительно прилагают все усилия, чтобы чешский народ погиб. А потому и пытались они отнять у него его газеты. Вот почему газету „Ческе слово“ они превратили в „Слово Геббельса“, „Народни политика“ — в „Политику Геббельса“, „Праце лиду“ — в „Работу на Геббельса“. Но чешский народ не погибнет: у него есть свои газеты! Они создаются в подполье, их пишут и печатают с риском для жизни, в неимоверно тяжелых условиях. Они, быть может, не блещут внешней красотой, но никто не усомнится в их правдивости. Поэтому наш народ читает их, любит и распространяет. Это его газеты». Бойкот был успешно проведен, против этого скрытого сопротивления оккупанты и их приспешники были бессильны.

Партия дала оружие рабочему классу:

Портить машины!

Саботировать!

В сентябре 1941 года производительность труда на предприятиях упала на 15–20 процентов.

На Вальтровке уже изготовлены для вермахта автомобили, которые проехали только 60 километров, полагающихся при приемке. С брненской Зброевки выпущены такие бомбовозы, которые едва выдерживают даже свой собственный вес. На Восточном фронте красноармейцы нашли неразорвавшиеся снаряды, начиненные песком. И в них листовки, написанные по-русски рукой шкодовских рабочих: «Делаем что можем. Братья чехи». Нацистская пропаганда доказывала, что все это как укусы комара. Фучик пишет в ноябрьском номере «Руде право» в статье «Сообща, организованно и упорно добиваться победы», что если каждый чех ежедневно повсюду, где только возможно, ужалит фашистского зверя, то пребывание оккупантов превратится в настоящий ад:

_«Если каждый день 70 тысяч чешских железнодорожников „ужалят“, подсыпав в подшипники только пару песчинок, то ежедневно будут выведены из строя 70 тысяч вагонов и паровозов… Если каждый из миллиона чешских оружейников ежедневно станет выпускать на один винтик меньше, то это составит миллионы винтовок, которых будет недоставать гитлеровской военной машине».

В специальном выпуске «Руде право» Фучик опубликовал «Наше приветствие Красной Армии»:

«Герои Красной Армии! Мы приветствуем вас из глубокого подполья… Мы знали, что придет час, когда вы сумеете разбить машину мирового фашизма. Час этот настал. Мы понимали, что это должно было означать и для нас, ибо антигитлеровский фронт проходит и по нашей земле».

Готовя первомайский номер «Руде право», Фучик на первой полосе нарисовал руку, ломающую фашистскую свастику. Это был последний номер газеты, подготовленный им. В мае после долгого перерыва должна была выйти «Творба» как орган чешской антифашистской интеллигенции. Фучику хотелось, чтобы газета, которую он любил, не была забыта, чтобы она снова возвысила свой боевой и мужественный голос. Как только его предложение было одобрено Центральным Комитетом, он горячо взялся за подготовку первого номера, написал передовую, собрал ценный материал, среди которого были статьи Владислава Ванчуры, Ганы Грегоровой, Ивана Галека и других, Но этой газете не суждено было увидеть свет.

24 апреля 1942 года гестаповцы ворвались в квартиру, где Фучик встречался с партийными товарищами. Все арестованные были брошены в тюрьму Панкрац. Несмотря на пытки и издевательства, которые пришлось вынести Юлиусу, он не сломался, не выдал ни имен, ни явок, ни шифров. Более того, он как коммунист не прекращал своей работы, оставаясь на связи с товарищами. На допросах в гестапо Фучик вел сложную игру, уводя следствие в сторону, пытаясь помочь товарищам, находившимся на свободе.

Фучик был стойким, потому что был твердо убежден в своей правоте. И эта убежденность помогла ему написать в нечеловеческих условиях свою главную книгу — "Репортаж с петлей на шее", чтение которой давало силы борцам с фашизмом в разных странах. До последнего дня он оставался полным сил и любви к жизни и к людям.

Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас.

Он был казнен 8 сентября 1943 года в Берлине. Теперь этот день отмечается как день международной солидарности журналистов. Книги Фучика получили широкую известность во всем мире, а его имя было увековечено в названиях улиц, заводов, парков и даже горной вершины в Киргизии. После реставрации капитализма в Восточной Европе большинство этих названий было стерто, а имя Фучика стало целенаправленно дискредитироваться. На его родине новые власти обвинили его в сотрудничестве с гестапо и подвергли сомнению подлинность "Репортажа с петлей на шее". Многие ученые встали на защиту доброго имени Фучика, и независимая комиссия в 1995 году доказала необоснованность этих обвинений.

Нет больше пика Юлиуса Фучика и в Киргизии. Там, где он видел дружбу народов и совместный труд на общее благо, теперь снова царят отсталость, нищета, религиозный фанатизм и межнациональные конфликты. Перечитывая его книги сейчас, мы понимаем, что сохранить завоевания не менее важно, чем их добиться.