Превращение русских детей в «Коль, родства не помнящих» — 2 (смысл)
В предыдущей статье мы остановились на том, что автор произведения «Мальчик в полосатой пижаме» Джон Бойн признаёт, что делает с историей всё, что считает нужным для достижения художественного замысла.
Для чего же Джон Бойн осуществляет антиисторические махинации, в чем суть художественного замысла? Делается ли это с целью получения максимальной прибыли, или для чего-то еще? Тут стоит отметить, что данное произведение стало первым детским романом, сделавшим писателя знаменитым.
В чем же загадка популярности работы Бойна? В каком-то особом нерве, задетом писателем, или в угадывании им некого тренда, востребованного теми, кто включил механизмы продвижения неизвестного писателя на публицистический олимп?
В своем интервью крупнейшему британскому еженедельнику «The Guardian» от 02.10.2013 Джон Бойн сетует на то, что его обвиняют в симпатии к фашистам и тривиализации холокоста.
По данным «The Guardian», критики обвиняют Бойна в неправдоподобности сюжета книги «Мальчик в полосатой пижаме» и утверждают, что автор искусственно смягчает ужас, происходивший в лагерях смерти. При этом специалисты отмечают, что баснеподобная проза, применяемая в произведении, гарантирует популярность и легкость прочтения романа.
То есть не только «не понимающие трагедию бедного мальчика» жестокосердечные комментаторы российского сегмента интернета говорят о выхолащивании автором романа ужаса холокоста (см. предыдущую статью). Об этом говорят западные критики антиисторического романа.
Однако из уст защитников «шедевра» звучат слова о трагедии, о том что отец-фашист получил по заслугам и понял всю силу зла, в котором участвовал.
Стоит отметить, что если бы роман имел какую-то историческую объективность, тогда можно было бы рассуждать о наказании (волею судьбы) реального нациста тем, что его сын погиб в раскрученной им или поддерживаемой им на определенных оборотах машине зла и нацист в итоге осознал творимое им зло и …. Ну например, исправился.
Но роман и его главный герой Бруно, а также все его злоключения и приключения являются В-Ы-М-Ы-Ш-Л-Е-Н-Н-Ы-М-И!!!
Реально во всей этой истории существовали только две вещи: немецкий нацизм и квинтэссенция проявления его зверств — концентрационные лагеря смерти. Немецкий нацизм автор искусно прикрывает наивностью вымышленного мальчика, не способного в девять лет выговорить «Аушвиц» и произносящего с искажениями, присущими двухлетнему ребенку, не только название лагеря, меняя его на не такое страшное «Аж-Высь», но и титул Гитлера, говоря вместо фюрера «фурор».
При этом Бруно автоматически вскидывает правую руку и произносит нацистское приветствие. Он твердо заявляет, что, как и отец, будет — нет, не нацистом, у Бойна в романе таких слов нет, — он будет военным. Вопрос о том, каким военным может и хочет стать мальчик, проживший всю жизнь в нацистской Германии, наверное, стоит адресовать почитателям романа, говорящим о том, что это «добрая книга, очень. Я бы сказал шедевр».
Кроме этого, Бруно также способен нарисовать психологический портрет учителя, в котором «угадывалась затаенная злость, готовая вырваться наружу». Возможно ли в реальности сочетание всеми без исключения отмечаемой чрезмерной наивности и способности дать такую оценку учителю — вопрос отдельный. Но избирательность наивности придуманного Бойном мальчика поражает.
Эта же избирательная наивность наблюдается и по отношению ко всему, что связано с лагерем смерти, в котором фашисты уничтожали сотни тысяч людей. Ужас этих преступлений автор также растушевывает через взгляд чрезмерно наивного мальчика.
Ничего подобного тому, что описано в антиисторическом романе, в реальности не происходило. То есть автор осуществляет весьма далеко идущие манипуляции.
Он подменяет трагедию реально существовавшего зла нацистских зверств в лагерях смерти вымышленной трагедией несуществующего мальчика и его семьи. Все авторы положительных отзывов говорят том, как они плакали и сопереживали «мальчику в полосатой пижаме».
Хотя Бойн устами главного героя мальчиком в пижаме называет заключенного (так его видит Бруно), по произведению ясно, и по другому не может быть, что для самого заключенного это никак не пижама. И именно Бруно, нарядившийся в полосатое одеяние, называет его пижамой и мальчик в пижаме это он — Бруно.
Вымышленный немецкий мальчик, вымышленно (потому что в реальности такого не могло быть) общался с вымышленно ежедневно сидевшим часами возле ограды мальчиком — заключенным. В порыве своих желаний поиграть, вымышленный мальчик вымышленно пробирался через реально неприступную (и находящуюся под высоким напряжением) ограду концлагеря, который он считал фермой. В итоге вымышленный мальчик вымышленно погибает.
Почему он погибает вымышленно? Да потому что никакой нацистский сынок не может в концлагерь проникнуть и там незаметно для нацистов умереть. Незаметно для нацистов в концлагере умирали только славяне, евреи и другие неарийские народы. То есть основной манипуляцией писателя является то, что нереальная трагедия выведена автором на первый план, тогда как реальные бесчеловечные зверства нацизма стали сначала фоном для приключения вымышленного мальчика. А затем бесчеловечные зверства нацистских «ублюдков», являющиеся полуразмытым фоном приключений Бруно, уходят совсем. При этом основной трагедией «произведения, описывающего геноцид» становится трагедия вымышленного мальчика и его отца**.
То есть кроме подмены и растушевывания зверств нацизма автор заставляет читателя сопереживать палачу. Но так как в реальности не было ни мальчика, ни всей описанной истории, а был нацизм и были его жертвы, то по результатам прочтения книги симпатии (сопереживание, эмоции и пр.) остаются на стороне палачей.
Не это ли демонстрируют собой выступления в бундестаге российских десятиклассников? И тут, если взрослый человек, помнящий или знающий об ужасах фашистских концентрационных лагерей, как-то может увидеть или почувствовать подмену, то что происходит с подростком, читающим книгу ирландского антиисторика, — вопрос риторический.
Смею предположить, что с подростками происходит то же, что демонстрируют эмоциональные люди, оставляющие жалостливые отзывы о «бедном мальчике».
Отдельного внимания заслуживает и необычайная популярность (раскрутка) данного произведения в медиасреде, но об этом в следующих статьях.
Так как автор «Мальчика в полосатой пижаме» использует приемы баснеподобного повествования, о чем заявляет «The Guardian», коротких фраз и проходящих через всё произведение ярких семантических конструкций типа «его глаза расширились, а рот сложился буквой О», «заруби себе на носу» и молодежный сленг, то роман читается, как отмечают многие читатели, поразительно легко и непринужденно.
Использование приемов, искусственно придающих сюжету остроту и нагнетающих таинственность, позволяет приковать внимание читателя и вести его за главным героем. Поэтому, если не брать во внимание основной посыл романа, он действительно читается «взахлеб».
Примеров подобных приемов можно привести множество. Один из них представлен в окончании второй главы романа, где главный герой видит в окне своей комнаты лагерь. «На этот раз, когда его глаза расширились, а рот сложился буквой О, руки не раздвинулись в стороны, но вытянулись вдоль тела, потому что Бруно вдруг стало очень холодно и страшно», — описывает автор происходящее. Очевидно, что в следующей главе нам должно стать понятно, что же такое увидел герой.
Но следующая глава начинается и продолжается отвлеченной темой. Читателю становиться очень интересно, что же там такого увидел мальчик. Однако особый цинизм автора выражается в том, что здесь он включает олигофреническую наивность мальчика и текст, заканчивающийся словами «вдруг стало очень холодно и страшно», никак не соотносится с тем, что чувствует герой. В следующей после такого описания чувств мальчика сцене Бруно рассказывает сестре, что за окном находится какая-то ферма. Почему при виде непонятной ему фермы он должен был испытать холод и страх — непонятно, тем более, что он увидел детей.
Таким образом, благодаря художественным приемам и технологическим инструментам, автор конструирует увлекательное путешествие, о котором говорят составители аннотации.
Бруно ведет за собой и показывает читателю мир. Он поясняет читателю, что мир таков, каким его видит он, маленький «наивный» член нацистского сообщества.
То есть автор и герой ведет своего читателя весьма определенным путем.
Может ли здравомыслящий человек думать и утверждать, что проживший всю жизнь при нацистском режиме девятилетний мальчик, являющийся сыном делающего карьеру нацистского офицера, в 1943 году не был подвержен фашистской пропаганде и не участвовал в нацистской системе воспитания молодых арийцев? Реальный мальчик не мог вырасти и воспитаться вне этой системы, а вымышленный дегенерат, созданный Джоном Бойном, — мог.
Автор, глумясь над историей, показывает, что его герой демонстрирует результаты этого воспитания ежедневным вскидыванием руки и произнесением нацистского приветствия. Однако Бойн говорит читателю, что для мальчика нацистское приветствие — это всего лишь «что ж, до свидания и всего хорошего». С этой точки зрения непонятно, что возмущает российских граждан, когда украинские дети называют свои кулинарные изыски «кровь российских младенцев» и произносят бандеровские кричалки. Ведь дети не видят в этом и не имеют в виду ничего плохого. Они, скорее всего, говорят о том, как любят русских и желают им благополучно и удобно разместиться на «гиляке».
Но вернемся к мальчику. Читатель видит мир глазами главного героя, чувствует его чувствами и сопереживает, конечно же, ему.
В том, что представляет из себя сам герой, кто такой Джон Бойн и каков в действительности путь популярности данного «шедевра», необходимо разобраться отдельно в следующих статьях.
Здесь же стоит отметить еще одну подмену, которую осуществляет автор. Она заключается в том, что нацист и убийца получает по заслугам, как бы волею судьбы или господа, пославшего ему в наказание смерть сына. То есть это судьба, а не героические действия советского воина и Нюрнбергский трибунал, заставила коменданта Освенцима осознать неправильность своего пути, а Гитлера застрелиться.
Таким образом, «притча о холокосте», как назвали роман авторы аннотации к книге на сайте «Читай-город», является адаптированным для молодежи взглядом на ужасы холокоста глазами немецкого народа 30-х — начала 40-х годов, искусственно не замечающего зверства своих сограждан, и свои.
Мы видим, каким особым образом данное произведение «описывает геноцид, приведший евреев в концлагеря».
Это действительно «крайне непривычный, небанальный и оттого особенно страшный ракурс на ужас 20 века». Только это — непривычный взгляд для русского и советского человека, а также для всех жертв и противников фашизма. Для участников и организаторов этого ужаса данный взгляд естественен и единственно возможен.
Но остается один-единственный вопрос: кто и для чего транслирует этот «особенный» взгляд ирландского писателя российскому обществу и российским детям?
В качестве послесловия приведу два комментария, оставленных на ресурсах otzovik.com и ozon.ru:
1. Пользователь «Татьяна565»: «Эта книга не просто появлялась в рекомендованных на разных сайтах, ее советовали почитать и обещали не оставить равнодушными».
2. Пользователь «Морозова Ольга»: «Прочтение книги заняло у меня всего полтора часа. И знаете, после не особенно хотелось рассуждать об ужасах войны, несправедливости и угнетении. Хотя, безусловно, эти мысли тоже были. Главное, мне в очередной раз удалось убедиться, что везде есть место доброте» (выделено мной — прим. автора).
То есть наши дети не должны думать и «рассуждать об ужасах войны, несправедливости и угнетении», а должны уяснить, что в концентрационном лагере «Аушвиц» (Освенцим) есть место доброте (!!!)
