Отклик на интервью с С. Серебряковым в газете «Суть времени» № 514
Эта фраза выскочила внезапно, как из табакерки, потому что если бы он успел ее обдумать, то учел бы, что в Союзе не было ни смартфонов, ни сотовых телефонов, а электробритвой (что в Союзе, что сейчас) люди в поезде всё равно бреются в туалете

Красный директор — и Чужой

Галина Брусницина. В поезде
Галина Брусницина. В поезде
Галина Брусницина. В поезде

Красный директор на своем участке фронта

К столетию СССР 28 декабря 2022 года в газете «Суть времени» (№ 514) вышло интервью с директором Петербургского тракторного завода (больше известного как Кировский) Сергеем Александровичем Серебряковым о проблемах российской промышленности и об опыте, который помог бы России ответить на брошенный Западом экзистенциальный вызов. Его фраза о том, что он воспринимает свою работу как «участок фронта», поразила меня своим полным несоответствием представлениям современного постсоветского общества.

Это не была фигура речи. У предприятия есть серьезные победы. Например, восстановление производства и его локализация в пределах Союзного государства России и Белоруссии. А самое главное, преодоление проблемы преемственности кадров и решение задачи омоложения кадрового состава.

Затем я еще раз просмотрел интервью Серебрякова (оно было опубликовано на канале «Сути времени» в YouTube) и вспомнил произведение «Такова должность» Александра Бека, которое позволяет прикоснуться ко времени Гражданской войны, к тому, какие перед Россией стояли вызовы в то грозное время и как на них отвечали. Большинство произведений Бека историчны, потому что опираются на живой опыт и воспоминания личностей, творивших историю.

Бек, посланец «Кабинета мемуаров» Горького, приехал к Степану Семеновичу Дыбецу, который поднимал автомобильную и тракторную промышленность Союза на фронтах первых пятилеток и которого американские газеты называли «советским Фордом». Бек, опытный беседчик «Кабинета мемуаров», попытался «завести» интервьюируемого с целью добыть интересные яркие воспоминания. В итоге он получил от Дыбеца вырезку с его газетной статьей 1922 года, из которой следовало, что такого, как Бек, он сам ждал уже давно. Удивленный писатель спросил, почему же Дыбец сразу не сказал об этом, и по ответу «такова должность» и лукавой улыбке понял, что советский управленец его сам раскрутил, чтобы проверить, действительно ли он тот, кому это нужно не для галочки, а по зову сердца. Тот ли он, кто готов передать будущим поколениям свидетельство руководителя первых пятилеток перед историей?

«Я просмотрел вырезанные из газеты столбцы не очень отчетливой печати на плохо выбеленной, рыхловатой бумаге первых лет революции. И вдруг меня поразили строки: «Отметит ли когда-нибудь историк эту повседневную, кропотливую, некрикливую работу самих масс? Придет ли когда-нибудь к ним, участникам великого переворота, который совершается в самых глубинах жизни, попросит ли нас, пока мы живы: свидетельствуйте перед историей?»

Хороший управленец — это всегда психолог. «Красный проект» ставит своей задачей развитие и возвышение человека, превращение его в Человека с большой буквы, поэтому красный управленец не может не быть хорошим психологом. Управляя людьми, он помогает им расти. Дыбец, который успешно договаривался с Фордом, несомненно, был таковым.

В этом просматривается параллель с Серебряковым. Он тоже управленец, тоже психолог, из опыта знает людей, и они ему небезразличны. Серебряков организовал работу предприятия так, чтобы труд людей был осмыслен, чтобы у них возникало стремление расти и развиваться. Он делает для этого многое, не просто решая производственные задачи, задачи развития промышленности, но и задачи духовного производства, то есть формирования людей, которые могут развивать промышленность и передать свой опыт следующим поколениям. Поэтому Серебрякова справедливо называть красным директором.

Разговор в поезде

В поезде в купе повышенной комфортности у меня завязался разговор с парой пожилых людей поколения 60-х годов. Начался он с обсуждения странности. В купе было всего две розетки и ни одного USB-порта для подзарядки устройств, какие можно найти даже в простых вагонах, и мы договорились пользоваться розетками поочередно.

Мужчина без какого-либо повода продолжил тему малого числа розеток репликой о том, как «плохо» было в Советском Союзе: «А вот в советских вагонах так и вообще была всего одна розетка». Эта фраза выскочила внезапно, как из табакерки, потому что если бы он успел ее обдумать, то учел бы, что в Союзе не было ни смартфонов, ни сотовых телефонов, а электробритвой (что в Союзе, что сейчас) люди в поезде всё равно бреются в туалете.

Поскольку речь зашла об СССР, я поделился впечатлением о красном директоре в нашей постсоветской России. Рассказал, как Серебряков живописал, казалось бы, бытовой эпизод взаимодействия с фермерами по линии доводки техники. Фермер сажает за стол, дает хлеб, выращенный при помощи тракторов завода, и вот тут и возникает ощущение смысла жизни: сам директор, его коллектив и его предприятие не просто зарабатывают деньги, они своим трудом кормят страну.

Включилась женщина, медик, которая, сославшись на позднесоветский опыт своего родственника-техника, сказала, как было «плохо» советским колхозникам — как не было запчастей и как всё ломалось. Надо отдать должное, что она порадовалась опыту Серебрякова, отметив, что это хорошо, что современная постсоветская система дает ему так работать.

Мужчина же в самом начале повествования успел несколько раз возразить, что сегодня неправильно говорить «директор», а правильно — «менеджер». Он явно вкладывал в последнее слово язвительно-ругательный момент. Как выяснилось позже, это тоже было переживанием его постсоветского опыта. Компанию, в которой он работал, купил очередной менеджер, которого интересовали только «бабки», точнее — определенные земельные активы компании, но не люди и даже не производство.

Интервью мужчину не заинтересовало. Рассказ Серебрякова об успехах его коллектива и предприятия он подытожил фразой: «Болтать все горазды». После чего, забираясь на верхнюю полку и забирая свой не до конца заряженный смартфон, сказал: «А что делать? Интернета нет, хоть в игрушку поиграюсь».

Красный проект — и Чужой

Утром, перед тем, как расстаться с попутчиками, я поинтересовался, что всё-таки было в СССР хорошего.

Слово взял ехавший в нашем купе сотрудник строительной организации, много поездивший по бывшим советским республикам. Первое, о чем он сказал, — братские отношения между людьми: «Можно было зайти в любой дом, и тебя накормят». А также то, что о хорошем советском времени говорят и узбеки, и грузины, живущие сегодня в независимых государствах и еще заставшие СССР.

Я особо уточнил насчет представителей национальностей, которые позитивно отзываются о Советском Союзе, и первое, что я услышал в ответ: «Тогда мы не делили друг друга по национальностям». Это сказал советский человек.

Эту тему когда-то красиво подал советский поэт и прозаик из Кабардино-Балкарии, участник Великой Отечественной войны Алим Кешоков. В его сборнике «Стихи-стрелы» одно из стихотворений повествует об усыновившем мальчика человеке, которого приятель спрашивает о национальности сына, и слышит в ответ (цитирую концовку по памяти):

Мой сын национальности советской,

Сказал Ахмед приятелю в ответ.

Закончил мужчина свое повествование тем, что светлое, которое было в Советском Союзе, уже никогда не вернуть. Это сказал человек из советского прошлого, для которого сегодня двери в будущее с позитивным советским опытом наглухо закрыты.

Это и объясняет, почему слова реального красного директора, который о реальном позитивном советском опыте в современной России говорил без каких-либо расхождений с этим моим попутчиком, не смогли пробиться к сознанию мужчины, объяснявшего, что правильно директора называть менеджер.

Что же закрывает двери в будущее со светлым советским опытом так, что в них больше «никогда» невозможно войти?

Ответ на этот вопрос содержится в интервью Серебрякова. Он развернуто оговорил очень важный момент — на советскую систему нельзя смотреть как на нечто статичное. Система менялась, и не в лучшую сторону. Если в молодой Советской России вопрос о человеке и его всестороннем развитии был одним из ключевых, то в позднесоветское время приоритеты поменялись с точностью до наоборот.

Явную смену курса осуществил Хрущев, при котором цели Красного проекта были извращены. Построение коммунизма подменили построением советского потребительского общества, которое должно было обогнать западного потребителя по потреблению мяса и молока на душу населения. И советская система постепенно перестраивала свое духовное производство, что можно отследить, например, сравнивая ключевые посылы ранних советских фильмов с фильмами 60-х, 70-х и 80-х годов.

Через 20 лет обещанный Хрущевым «коммунизм» страна по объективным причинам не построила. Социалистическое потребительство не могло состязаться с западным, потому что созданное под реализацию Красного проекта государство было несовместимо с этой задачей.

В перестройку данное противоречие было разрешено советской элитой не в пользу исправления неверного и несоответствующего Красному проекту курса, а в пользу отказа от самого проекта. То население страны, что еще не впитало в себя потребительский дух, убеждали отказаться от красной идеи при помощи манипуляций.

Кампания десталинизации вложила в души миф о том, что результаты первых пятилеток произвел не свободный героический труд воодушевленных людей, а рабский труд зажатого в ежовые рукавицы тоталитарной системы народа. Кампания по дискредитации советской экономической модели, помноженная на искусственно организованный дефицит, дооформила веру в рыночную экономику, которая якобы одна только и способна одеть и накормить потребителя. Еще и подстраиваясь под его желание непременно иметь не два произведенных по ГОСТу (а, значит, качественных) сорта колбасы, а сотни сортов, пусть даже разница заключается только в обертках и искусственных добавках для разного цвета и запаха.

Перестроечная пропаганда решила свою задачу, подселив в подсознание рядового советского человека ужас перед советским государством, из которого надо как можно скорее убежать и никогда не возвращаться. Напуганный этим тоталитаризмом и ослепленный разгоревшейся страстью к американскому потребительскому «раю», советский человек не заметил, как своими руками рушил или бездействием потворствовал обрушению великого государства, как проиграл холодную войну.

Сегодня потребительская антиценность — «а зачем мне думать, почему мы потеряли Советский Союз, мне и так хорошо» — и антисоветские мифы — «страна развалилась, потому что была неправильной» — препятствуют осознанию ужаса поражения 1991 года. Они не дают задуматься о причинах этого поражения и о реванше, который возможен. Возможен с опорой на позитивный советский опыт и органичный для России Красный проект.

В американском научно-фантастическом фильме «Чужой» (1979 г.), намекающем зрителям, почему человечеству не стоит стремиться в космос, против людей действует агрессивное инопланетное существо — Чужой. У него очень крепкая оболочка, а кровь — как едкая кислота.

Похожий монстр охраняет вход в светлое будущее от жертв перестройки. Его броня — антисоветские мифы, его кровь — разъедающая душу кислота потребительства.

Один человек едва ли пройдет мимо монстра. Но если он сумеет преодолеть страх перед «чужим» и вспомнит, что значит быть советским человеком и найдет товарищей, то для них вместе не будет ничего невозможного.