Зарисовки памяти. Из записей военного инженера Ленинградского фронта
18 января жители Петербурга (города-героя Ленинграда) встретили 80-ю годовщину прорыва немецко-фашистской блокады, а 27 января отметили 79-ю годовщину полного снятия с города блокадного кольца. Блокада началась 8 сентября 1941 года, когда противник захватил город Шлиссельбург. Таким образом, полностью прекратилось сухопутное сообщение с Ленинградом. Началась блокада города, сообщение которого со страной поддерживалось только воздушным путем и по Ладожскому озеру.
ИА Красная Весна представляет выдержки из неопубликованной книги участника обороны Ленинграда, которая является семейной реликвией. Она называется «Непримиримость». Ее автор — Иван Арсентьевич Голубев — окончил военно-механический институт (нынешний БГТУ им. Д. Ф. Устинова «ВОЕНМЕХ»), состоял в партии, в годы войны работал в армейских мастерских инженером-капитаном на Ленинградском фронте. В книге он описывает оборону и бои за город так, как он их видел и помнит, от лица художественного героя Сукровина Василия Ивановича.
Враг на подступах к Ленинграду
Город жил напряженной и тревожной жизнью. Тревога возникала и от мерного стука метронома в радиорепродукторе, и от взволнованного голоса диктора, предупреждающего население о налете вражеской авиации, и от заклеенных крест-накрест оконных стекол полосками газетной бумаги, и от взлетающих в небо красных сигнальных ракет, выпускаемых в момент налета лазутчиками и диверсантами.
Скупые сводки Совинформбюро не вносили успокоения. Наши войска с боями и большими потерями отступали на всех фронтах. Смех и беззаботные разговоры населения исчезли и стали казаться в данной обстановке каким-то неуместным кощунством. Растущие очереди в продуктовые магазины, исчезновение продовольственных товаров, затемнение города по ночам, дежурства на чердаках и крышах во время налетов авиации были в жизни людей тревожными и необыденными явлениями.
Началась спешная эвакуация промышленных предприятий, институтов и учреждений вглубь страны.
Тревожное состояние не покидало людей ни днем, ни ночью. И тех, кто покидал Ленинград, и тех, кто остался в нем. Участились бомбардировки города. Появились разрушения на проспектах и улицах, на фабриках и заводах. Ежедневные пожары, убитые и раненые стали обычными явлениями. Все это еще больше усиливало и без того возрастающую тревогу.
В одну из летних ночей массированной бомбардировке подверглись продовольственные склады имени Бадаева. Возникшие пожары полностью уничтожили продовольственные запасы, сконцентрированные там для трехмиллионного населения.
Густой черный дым с запахом горелого масла, круп, сахара и других продуктов, как покрывало накрывал прилегающие к складам районы. Попытки работников складов потушить возникшие очаги огня результатов не дали. Расплавленный высокой температурой горевший сахар ручьями тек по булыжным мостовым прилегавших улиц. Жители города на территории складов не допускались и к тушению пожара не привлекались. Застывший сахарный поток, перемешанный с грязью и песком мостовой, скалывало и подбирало население.
Склады горели больше недели. Огонь начисто уничтожил все. Так, в результате беспечности, недальновидности и недооценки военной ситуации Ленинград остался без основных запасов продовольствия, которое можно было бы заранее рассредоточить по подвалам и магазинам огромного города.
Стеклянные витрины пустеющих магазинов, памятники и скульптуры, украшающие город, в целях предохранения их от поражения осколками разрывающихся снарядов и бомб закладывались мешками с песком и обшивались досками. Золотой купол Исаакиевского собора закрасили серой краской. Золоченый шпиль собора Петропавловской крепости одели в серый полотняный чехол. Здание Смольного накрыла огромная зеленого цвета камуфляжная сеть. Город маскировал все, что могло служить ориентиром для врага.
Над военными объектами в ленинградское небо каждую ночь на длинных стальных тросах поднимались аэростаты воздушного заграждения. Эти толстые, огромные прорезиненные мешки, до отказа наполненные летучим газом, устремлялись вверх и, как верные сторожа, вынуждали фашистские самолеты высоко держаться над затемненным городом.
Заклеивая стекла своих квартир полосками газетной бумаги, население в своей наивности не предполагало тогда, что от разрывов авиационных бомб и артиллерийских снарядов рамы будут целиком вылетать из оконных проемов, будут рушиться целые стены и превращаться в груды мусора и битого кирпича.
Делалось много полезного и необходимого для обороны города и не меньше бессмысленного и ненужного. Никто не ждал фашистов у стен Ленинграда. Никто даже думать не смел, что Ленинград окажется в долговременной и тяжелой блокаде. Все надеялись на сокрушавшие «Ворошиловские залпы», на победу малой кровью, на войну на чужой территории. Эта призрачная вера еще долго владела умами людей и порождала непродуманные мероприятия по обороне и недооценку сил врага. Вставал недоуменный вопрос: «Как же все это могло произойти?»
До уничтожения продовольственных складов магазины в городе работали, как и в предвоенное время. Военные, стоявшие в очередях к прилавкам, пропускались без очереди. Гражданское население смотрело на каждого военного как на будущего героя. На заводах, фабриках, в учреждениях любая просьба военного о помощи — материалами, приборами или какими-либо другими изделиями, имевшими отношение к обороне, — для любой военной части удовлетворялись немедленно.
Все надеялись на нашу несокрушимую мощь и ежечасно ждали сообщений о победе над врагом. Но Совинформбюро ежедневно передавало о падении наших городов, населенных пунктов, об оставленных врагу огромных территориях.
Одновременно с заводами, фабриками и учреждениями из города заблаговременно по собственной инициативе эвакуировалась и дальновидная часть населения. Миф о войне на чужой территории и победе малой кровью развеивался, как дым при сильном ветре.
Начало блокады Ленинграда
Вздувшаяся осенняя Нева, превратившаяся на этом участке в нейтральную зону, была чужда и враждебна. Стремительно бегущая вода в свете пасмурного дня отливала каким-то не обычным свинцовым блеском, вихрилась воронками, журчала и пенилась у прибрежных валунов.
По широкой реке, как неизбежные трофеи, плыли обломки досок, вырванные с корнями кусты и деревья, раздробленные бревна, пустые бочки, разбитые шлюпки, сломанные весла и трупы людей, одетых в зеленые мундиры и серые солдатские шинели.
Захватив город Шлиссельбург, фашисты стремились во чтобы то ни стало овладеть крепостью, расположенной на острове в верховье Невы. Быстро протекающие протоки, омывавшие остров и крепость, слева и справа создавали на подступах к крепости трудно преодолимые водные преграды. Непрестанные бомбардировки с воздуха, шквальные артиллерийские и минометные обстрелы не смогли поколебать стойкость и мужество гарнизона крепости и вынудить его к сдаче.
Обороняясь, защитники крепости из всех видов оружия, находящегося в их распоряжении, успешно отражали все атаки врага, пытавшегося форсировать протоку, нанося ему огромные потери в живой силе и технике. Все живое и мертвое, плавающее на воде, попав в стремнину реки, безвозвратно уносилось быстрым течением вниз к Ленинграду и, миновав город, выбрасывалось в море.
Отход советских войск из Пушкина и Слуцка (Павловска)
<…> Обезумевшие люди (гражданское население — прим. ИА Красная Весна), спасаясь от самолетов, бежали по полям и косогорам, накапливались в придорожных канавах и, выбрав удобный момент, волнами перекатывались через шоссе и прятались в густых зарослях ольшаника.
Низко нависшие над землей свинцовые тучи и усилившийся мелкий моросящий дождь как будто сжалились над бессилием бегущих людей, вынудили фашистских стервятников прекратить свои разбойничьи полеты. Машина шла по шоссе, пролегающему по крутому склону Пулковских высот. Внизу, на огромной равнине, насколько мог охватить человеческий взор, колебалась, стонала и бурлила, как море, сливающееся с горизонтом, масса людей, обессиленная своей пассивностью и непротивлением врагу. <…>
<…> Военных на улицах (Ленинграда — прим. ИА Красная Весна) везде было больше, чем гражданских. Слух среди населения о сдаче Слуцка и Пушкина распространялся с быстротой молнии. С часу на час ожидали падения Пулково и Колпино. Тогда не миновать в Ленинграде уличных боев. Находились люди, которые утверждали, что кто-то видел немцев у Московской заставы и Нарвских ворот. Уверяли, что высшее начальство решило сдать Ленинград без боя — самые нелепые слухи, как морская волна, перекатывались по городу из конца в конец, усиливая и обостряя и без того возросшую тревогу.
Добровольческие батальоны Ижорского завода мужественно и стойко защищали свой завод и город от наседающего врага. Со сдачей Слуцка и Пушкина обстановка у Ижорцев значительно осложнилась. Ценой больших потерь отбивали они непрестанные атаки фашистов, сами переходили в контратаки, не позволяя врагу расширить образовавшуюся брешь.
Передовые отряды наступающих фашистов, попытавшихся с ходу занять Пулково, были отброшены с высот на два-три километра с большими для них потерями. Вступать в Слуцк и Пушкин без подхода основных сил немцы не решались, боясь встретить там сильное сопротивление наших войск. Такова была обстановка на второй и третий день после отхода дивизии с линии фронта и оставления ею городов Слуцка и Пушкина. <…>
Прифронтовая деревня Островки
Деревня Островки, в прошлом излюбленное место отдыха многих ленинградцев, перестала существовать. Она начисто была сметена со своих прибрежных косогоров ураганным артиллерийским огнем озверевшего врага. Вырванные с корнями деревья, иссеченные осколками кусты сирени, изуродованные яблони, мусор и пепел, взрытая снарядами земля — вот все, что осталось от злополучной деревни.
Сукровин, проживший здесь четыре года подряд на даче, не смог точно определить даже то место, где стоял когда-то хозяйский дом. Железнодорожный мост через Неву выше деревни был взорван. Стальные межпролетные фермы, сброшенные силой взрыва со своих опор, вздыбившись к верху своими искореженными концами двутавров и швеллеров, торчали из стремительно бегущей воды, как укоряющие памятники человеческому варварству.
Неузнаваем был и лес, подступавший к деревне с севера. Давно ли дети играли и резвились на этих солнечных полянах, собирали созревшую землянику, рвали растущие грибы. Огромные воронки и разметанная по сторонам суглинистая земля, вырванные из земли изуродованные деревья представляли собой трудно воспринимаемую человеческим сознанием картину.
Начавшаяся блокада Ленинграда давала себя чувствовать не только в тылу, но и на фронте. Урезанные нормы солдатских пайков, нехватка боеприпасов и оружия, нехватка обмундирования, падеж от бескормицы боевых коней, отсутствие мех тяги к автотранспорту создавали у людей плохое и безрадостное, тяжелое настроение.
В глубине души инженер надеялся и нетерпеливо ждал того момента, когда радио разнесет радостную весть о наступлении наших войск, когда Ленинград снова засверкает светом электрических огней, когда все происходящее сейчас будет как тяжелый и неприятный сон. Надеялся, ждал и не верил. А так хотелось, чтобы желаемое как можно скорее превратилось в действительное.
Бомбежка Ленинграда фугасными бомбами
Налет вражеской авиации произошёл рано утром. Поднятые по тревоге бойцы, санитары и командиры команды противовоздушной обороны поспешили на свои боевые посты. Заработали зенитные счетверенные пулеметные установки, взметнулись в небо лучи прожекторов, застучали противозенитные автоматические пушки, захлопали винтовочные выстрелы.
Первая волна фашистских самолетов сбросила свой смертоносный груз на жилые кварталы домов и на неработающую из-за отсутствия топлива ТЭЦ. Появились разрушения, возникли очаги пожаров. Среди населения, не успевшего скрыться в бомбоубежищах и подвалах, появились убитые и раненые. У одного дома от разрыва большой фугасной бомбы рухнула фасадная стена. В комнатах, выходящих на фасад, было видно все имущество проживающих.
В одном из верхних этажей, зацепившись передними ножками за образовавшиеся в полу углубления, с перекрытия свесился рояль и чудом держался на месте. Третья ножка рояля беспомощно висела над образовавшимся обрывом. Зиновий (брат Сукровина — прим. ИА Красная Весна) поспешил к разрушенным домам, так как там люди больше всего могли нуждаться в помощи.
Громкий детский плачь и надрывный крик «Мама!.. Мама!» прорезал минутную тишину и затерялся где-то вверху. В одной из обнаженных комнат третьего этажа, прижавшись к внутренней перегородке, на железной кровати стоял ребенок и громко звал свою мать.
Дорога жизни, проложенная по льду Ладожского озера
Проложенная по льду Ладожского озера автомобильная магистраль, получившая название «Ледовая дорога жизни», являлась главной и основной артерией, питающей город и фронт. По ней доставлялись продовольствие, оружие, боеприпасы, бензин, медикаменты и все необходимые материалы, в которых нуждались защитники города. Из Ленинграда обратными рейсами автомашины перевозили раненых, эвакуируемое население, детей, женщин и стариков. Город постепенно освобождался от нетрудоспособного населения.
В пургу и метель, при тридцати-сорокаградусном морозе, днем и ночью, нескончаемым потоком шли груженые машины в Ленинград и из Ленинграда.
Враг непрестанно бомбил двигающиеся колонны, обстреливал их из дальнобойной артиллерии, пытаясь всеми силами прервать поток перевозимых грузов.
Сверхчеловеческий, полный опасностей и лишений труд водителей, обеспечивающих доставку грузов по необычной ледовой трассе в осажденный Ленинград, являлся той данью, которую защитники города платили за допущенные просчеты в ведении войны.
Очень часто в огромных полыньях, пробитых во льду вражескими бомбами и снарядами, навечно скрывались машины с грузом, с детьми, женщинами и стариками. Озеро, как прожорливый зверь, поглощало свои жертвы и предоставляло им последнее пристанище в глубине своих черных и безмолвных вод.
В двенадцатых числах февраля 1942 года Сукровина срочно вызвали в артиллерийского снабжение армии и вручили разнарядку на получение для дивизии пятидесяти тонн боеприпасов. Эти боеприпасы, с неимоверными трудностями доставленные с большой земли по Ледовой дороге жизни в осажденный Ленинград, были тем желанным грузом, который так долго и терпеливо ожидали защитники города.
Получить выделенные боеприпасы надлежало с армейского склада, расположенного в овраге около Рыбацкого. Оборона на Ленинградском фронте носила пассивный характер, так как сковывалась боеприпасным голодом. На активно действующий артиллерийский и минометный ствол оставалось по тридцать снарядов и мин. Расходовать это мизерное количество можно было только в самых крайних случаях. Не лучше обстояло дело и с патронами для винтовок, пулеметов, автоматов.
Хлеб в блокадном Ленинграде
Первая блокадная зима со своими жестокими морозами, пургой и вьюгой унесли из жизни и в тылу, и на фронте сотни тысяч людей, оставив у оставшихся в живых тяжелые и тягостные воспоминания.
Весна 1942 года пришла в блокадный город безрадостной и одинокой, не прилетели с ней ее пернатые вестники. По невспаханным полям не разгуливали своей важной поступью грачи, не висели в небе жаворонки, не тянулись цепочки журавлей и других перелетных птиц. Под живительными лучами весеннего солнца, как будто оплакивая свою изуродованную жизнь, слезились весенним соком иссеченные осколками деревья, набухали почки.
Населению осажденного города увеличили норму выдачи хлеба в день до 200 граммов. Изможденные и опухшие от голода люди, с трудом передвигающие ноги, при получении хлеба по новой норме в булочных кричали: «Ура!».
Хлеб для выдачи его населению развозился по магазинам на детских санках или на ручных тележках. Нередко можно было наблюдать, когда две женщины везли на себе небольшую горку хлебных буханок, а следом за ними двигался длинный хвост голодных и измученных людей. Хлеб разгружался и по заборным карточкам выдавался населению. Не было случая, чтобы голодная толпа разгромила нагруженную тележку и разграбила хлеб. Выдержка населения, его непоколебимая стойкость и проявляемое мужество перед возникшими трудностями в осажденном городе были тем целебным и жизненным источником, из которого черпали свою силу защитники города и сдерживали врага, рвущегося в Ленинград.
Норма хлеба была увеличена и для воинов Красной армии. Солдаты и командиры, находящиеся на передовых позициях, стали получать по восемьсот граммов в день. Для вторых эшелонов и тыловых частей норма выдаваемого хлеба увеличилась до шестисот граммов.
Наряду с улучшением продовольственного рациона улучшилось снабжение боеприпасами, вооружением, бензином и другими материалами. Теперь наши солдаты и командиры могли активно отвечать из всех видов оружия, на все вылазки врага плотным и губительным огнем. Крепость и стойкость нашей обороны значительно возросли.
Оборона Ленинграда весной и летом 1942 года
Фашистские армии, окружившие Ленинград в весеннее-летней кампании 1942 года, успеха не имели. Линия фронта оставалась неизменной, несмотря на стремление врага во чтобы то ни стало нарушить соотношение сил в свою пользу и прорвать оборону. Вооруженный до зубов сытый враг сталкивался с упорным сопротивлением наших полуголодных солдат и при каждой атаке, натыкаясь на плотный и губительный огонь нашего оружия, не достигнув намеченных рубежей, откатывался обратно, оставляя на поле боя своих убитых и раненых.
Ярости и безрассудству наступающего врага противопоставлялось беспредельное мужество обороняющихся, стойкость, презрение к смерти и неугасающая вера в свое правое дело. Шквальные пулеметные обстрелы, сотни тысяч мин, снарядов и бомб, обрушиваемых врагом на наш передний край, тылы и на блокированный город, не приносили немцам желаемого успеха. И чем больше неистовствовали фашисты, тем упорнее, организованней и крепче становилась наша оборона.
Подготовка ко второй блокадной зиме
В первую очередь утеплялись жилища и усиленно заготавливались дрова. Сохранившиеся после первой зимы деревянные дома и строения были тем дровяным резервом, который гражданские власти распределяли среди уцелевшего населения.
Для работающих на предприятиях расширялась сеть специальных оздоровительных стационаров, куда помещались обессиленные от голода люди, подкармливались там, становились на ноги. Большинство рабочих и служащих переводилось на казарменное положение, что позволяло экономней использовать и топливные ресурсы, и сберегать людям силы, затрачиваемые на пешие переходы.
Готовилась к зиме и армия. Оборудовались окопы, землянки и блиндажи, ДОТЫ и ДЗОТЫ, ремонтировалось и приводилось в порядок зимнее обмундирование для солдат и офицеров.
Начало второй блокадной зимы
Порывистый холодный ветер слепил глаза прохожих снежной порошей, валил с ног ослабленных от голода людей, проникал через одежду и, обжигая холодом, выдувал из-под нее остатки скудного тепла истощенного тела. Вторая военная зима вступала в свои права, принося с собой населению блокированного города новые мучения и страдания.
На фронте, так же как и в тылу, все было строго нормировано: и продукты питания, и боеприпасы, и бензин, и все другое, что использовалось в войсках. Единственная дорога, проходящая через Ладожское озеро, связывающая осажденный Ленинград с «большой землей», летом водная, а зимой ледовая, с трудом обеспечивала тот необходимый минимум, без которого было бы невозможно существование находящихся в блокаде людей и активная оборона города.
По воздушным трассам в Ленинград систематически прилетали транспортные самолеты, до предела нагруженные медикаментами, солдатскими письмами и другими срочными и необходимыми для фронта грузами. Обратными рейсами из Ленинграда эвакуировались тяжело раненые, обессиленные от голода старики, женщины и дети, и другое нетрудоспособное население.
Но не всем эвакуируемым выпадало счастье добраться до «большой земли», многие суда и автомашины, до отказа набитые отъезжавшими людьми, попадая под огонь неприятеля, находили последнее пристанище в глубине вод Ладожского озера, а транспортные самолеты от истребительной авиации и зенитной артиллерии врага загорались в воздухе и камнем падали на землю.
И все же эти до предела опасные рейсы продолжались ежедневно, и никакая сила неиствующего врага не могла их приостановить.
Ожесточенные артиллерийские обстрелы и варварские бомбардировки с воздуха происходили ежедневно. Фашисты своими налетами изо всех сил стремились подавить волю населения и защитников города к сопротивлению и вынудить их к сдаче.
При каждом налете авиации на город в ночное небо взлетали десятки красных сигнальных ракет, указывающих цели и объекты, подлежащие разрушению, каждый артиллерийский обстрел фашисткой артиллерии сопровождался работой радиопередатчиков, корректирующих стрельбу. В осажденном городе и в тылу наших войск днем и ночью действовала вражеская агентура.
Прорыв блокады Ленинграда
<…>Победа наших войск, одержанная под Сталинградом, всколыхнула весь Советский народ, вселила у воинов Ленинградского фронта веру в победу, поднимала боевой дух и настроение.
Проведенная операция по окружению и разгрому шестой армии под командованием Паулюса поражала своим размахом, мощью, организованностью и говорила об огромном успехе, выпавшем на долю Красной армии. «Наконец-то дали по зубам фашистскому зверю! — думал Сукровин, еще и еще раз перечитывая столь волнующее и долгожданное сообщение. — _Наконец-то враг ощутил и почувствовал силу удара нашей армии. Как хотелось бы, чтобы подобный успех был и на Ленинградском фронте!»
В январе месяце 1943 года войска Ленинградского фронта выбили фашистов из города Шлиссельбурга и отогнали их от берега Ладожского озера на пять-шесть километров. В результате тяжелой и кровопролитной операции узкая полоса земли, насквозь простреливаемая артиллерией противника, соединила осажденный город с большой землей.
Этот импровизированный прорыв блокады сыграл немаловажную роль в дальнейшей обороне Ленинграда и вызвал волну восторга и ликования среди населения города. В день объявления о взятии нашими войсками города Шлиссельбурга инженер-капитан находился в городе и возвращался из армейских мастерских к себе в штаб. Кругом были слышны оживленные и радостные возгласы намученного населения, вышедшего из своих квартир на улицы по случаю выпавшего успеха.
К Сукровину подошла исхудавшая пожилая женщина с седеющими волосами, выбивавшимися из-под головного платка. Упав перед ним на колени на мостовую, покрытую твердой коркой утоптанного и промерзшего снега, она повторяла: «Спасибо вам, родные! Спасибо! От всех нас спасибо!»
Обильные слезы текли по ее изможденному, но радостному лицу, скапливались на подбородке и тяжелыми каплями падали на обледенелую дорогу. Женщина припала к коленям инженера и замерла от избытка переполнивших ее радостных чувств.
Сукровин поднял ее с колен, взволнованно говоря: «Не надо! Зачем Вы так? Вам спасибо, за Ваши искренние чувства, за материнскую благодарность! За Ваши добрые пожелания!»
Склонив свою голову на грудь инженера и обнимая его за плечи, она, судорожно всхлипывая повторяла: «Родные мои!.. Родные!.. Спасибо!». Несколько успокоившись, она произнесла: «У меня и свой сынок на фронте! Дай я тебя поцелую!» — и крепко обняв инженер-капитана за шею, она нежно поцеловала его в небритые щеки.
Потрясенный Сукровин поспешил к контрольно-пропускному пункту. Придя к себе, он долго не мог прийти в себя от этой встречи и успокоиться.
«Каковы же должны быть чувства и радость, переполнявшие душу этой старой женщины, чтобы на улице подойти к первому попавшемуся ей навстречу военному, и в его лице отблагодарить всю армию, защищающую Ленинград! Значит сильна любовь народа к своей армии!» — думал Сукровин. <…>
<…>Вторая военная зима подходила к своему неизбежному концу. Наметившиеся успехи наших войск на отдельных фронтах радовали Советских людей, вселяя в них уверенность в победе над ненавистным врагом.
На улицах осажденного города по сравнению с первой блокадной зимой стало меньше людей, но больше порядка и организованности. Проезжая часть основных магистралей города и тротуары на них расчищалась от снега, мусора и грязи. На улицах стали реже появляться непохороненные мертвецы. Несмотря на продолжающиеся лишения и голод, у жителей города наблюдалось приподнятое настроение и большая жизнерадостность.
Город более густо опоясался зенитными батареями, прожекторными установками, высоко взметнувшимися вверх аэростатами воздушного заграждения, которые днем и ночью висели над голодным, но живущим и набирающим силы Ленинградом.
В городе возросло количество действующих предприятий, работающих на оборону и на неотложные нужды проживающего населения. Изнуренные жестоким голодом и невзгодами, люди самоотверженно трудились над изготовлением оружия, боеприпасов и многих других изделий, столь необходимых фронту.
«Всё для фронта! Всё дня победы!» — таков был лозунг физически измученных, но духовно несломленных людей. <…>
