Идея фундаментального неравенства. От нацистской «классики» — к актуальности

Введение

Идея человеческого неравенства существовала на протяжении большей части человеческой истории — от животного права сильного в родоплеменную эпоху и института рабства в эпоху античности до крепостного права в феодальную эпоху и института рабства в США.

При том, что общества, в которых многие века сохранялись эти институты, давно стояли на позициях христианской веры, казалось бы, утвердившей отношение к каждому представителю рода человеческого как созданному Богом по его подобию. Понадобились идейная работа Просветительства и преобразования Великой Французской революции, чтобы провозглашенные ею идеалы свободы, равенства и братства политически затвердили конец эпохи человеческого неравенства и пустили западную цивилизацию в целом по магистрали Модерна. Доживающее в отдельных государствах свой «законодательный век» неравенство уже было обречено. В США отмена рабства произошла в 1865 году, крепостное же право в Российской Империи было отменено на 4 года раньше и — что существенно для нашей темы — прежде, хоть и удерживало часть населения в крепостной зависимости от «господ», всё же не являлось отражением идеи изначального человеческого неравенства.

Много потерявший в результате класс аристократии искал пути к реваншу, изыскивая новые способы для обоснования своего господства, и именно — через неравенство человеческое. Эти попытки вскоре обрели свое воплощение в теории элит и в разнообразных расовых теориях, а будучи взяты на вооружение фашистскими и нацистскими партиями привели человечество к одной из самых крупных катастроф в человеческой истории — Второй мировой войне. Войне, в которой лишь Советский Союз мог противопоставить этому врагу рода человеческого не только силу оружия, но и силу идей.

К сожалению, с распадом СССР человечество лишилось того идейного оружия, которым он обладал, и как следствие — все те же черные силы с их идеями о человеческом неравенстве, окрепшие и доработанные за годы холодной войны, снова вылезли на поверхность и жаждут реванша, ставя мир на грань очередной катастрофы. Сейчас мы видим, как Европа, которая была растерзана фашистами во время войны, видела все ужасы нацизма, рукоплещет фашистским последователям, захватившим власть в Киеве и чинящим террор в Донбассе. Так что идея человеческого неравенства и по сей день, к сожалению, остается актуальной и требует отдельного рассмотрения. Для чего необходимо вернуться к истокам «научного осмысления» данной идеи, то есть к XIX веку.

Ж. А. Гобино. «Опыт о неравенстве человеческих рас»

Первую попытку поднять вопрос человеческого неравенства, причем в его «расовом» исполнении, предпринимает французский писатель и философ Жозеф Артур де Гобино — в 1853 году он издает работу «Опыт о неравенстве человеческих рас». Начинает он свой труд тем, что задается вопросом, почему же рухнули когда-то бывшие великими империи вроде Ассирийской, Египетской, Греческой и Римской? Он пытается выявить какую-то четкую и определенную закономерность, рассматривая уже имевшиеся тезисы о гибели этих империй: «Лучшие умы Афин и Рима пришли к следующему выводу, который не опровергнут до сих пор: государства, народы, цивилизации гибнут только от роскоши, безделья, плохого управления, падения нравов, фанатизма. И эти факторы — либо в совокупности, либо по отдельности — были объявлены причиной краха того или иного общества, а естественным выводом из этого постулата является следующий: если нет в наличии ни одного из этих элементов, никакой иной разрушительной силы и быть не может». Не выявив точной и определенной закономерности из совокупности этих тезисов, Гобино по каждому пункту находит исторический пример, говорящий об обратном, — он выдвигает теорию, что империи и цивилизации гибнут от вырождения в результате кровосмешения. «Итак, я считаю, что слово «вырождение» применительно к народу должно означать и означает, что этот народ уже не имеет тех качеств, которые имел прежде, т. к. в его жилах течет другая кровь».

По сути, Гобино в своей работе сводит все способности индивида, а как следствие, и цивилизации, — умственные, физические, творческие — к наличию крови определенной расы в жилах народа. При этом он приводит достаточно притянутые доказательства, которые с вершины XXI века кажутся весьма нелепыми — вроде банального сравнения уровня развития различных народов по всему земному шару. Гобино в своем исследовании вообще выводит за рамки культуру, ограничиваясь лишь способностью у отдельных народов воспринимать христианскую религию, притом признавая, что не каждый народ все же способен стать подлинно верующим. В целом же, культура не только не рассматривается как фактор возвышающий, но и вообще признается, что этническое неравенство — постоянно, и ничто не может это исправить. «Часто упоминают негров, научившихся музыке, негров, которые служат в банках, которые умеют читать, писать, считать, танцевать и разговаривать не хуже белых; ими восхищаются и делают вывод, что эти люди способны на всё! <...> Итак, существует большая разница между подражанием и убеждением. Подражание не всегда предполагает существенный разрыв с социальным наследием, а настоящее присоединение к какой-нибудь цивилизации происходит тогда лишь, когда народ оказывается в состоянии прогрессировать сам по себе без посторонней помощи. Вместо того, чтобы умиляться способности дикарей управлять каретой или читать, если их этому научили, пусть покажут нам хоть одно место на земле, где жители веками сосуществуют рядом с европейцами и где идеи, институты, нравы наших наций были бы настолько хорошо усвоены вместе с нашими религиозными доктринами, что там наблюдается такой же естественный прогресс, как в Европе».

В части различения человеческих рас, если не брать во внимание исторические изыскания, Гобино прибегает к френологии и краниометрии, приводя в качестве доказательств таблицы измерения черепов людей различных этнических групп. По сути, Гобино разделяет человечество на три основных расы — белую, желтую и черную. В авангарде белой расы (как самой могущественной) стоят арийцы — германцы, англо-саксы и романцы. Также к арийцам Гобино относит и славян, однако это момент с двойным дном, и это будет рассмотрено позже. К желтой расе Гобино относит китайцев, японцев, ацтеков и т. д., к черной — африканские народы.

Несмотря на обширность труда, это исследование не получило распространения при жизни автора, думается, в первую очередь, из-за того, что Гобино считает процесс вырождения цивилизаций (мысль по определению немодная в эпоху утверждения идеи прогресса) закономерным и необратимым. В качестве доказательства он говорит о том, что более могущественная цивилизация всегда будет захватывать территории других народов и, так или иначе, ассимилировать местное население, что неизбежно приведет к кровосмешению, а как следствие — к вырождению основной цивилизации. Дескать, когда-нибудь наступит окончательное вырождение, а так как Гобино является искренним христианином, то и на то воля Божья.

Х. Ст. Чемберлен. «Основания XIX столетия»

Однако вскоре, к концу XIX века, наработки Гобино были взяты на вооружение, переосмыслены и доработаны английским писателем Хьюстоном Стюартом Чемберленом. Чемберлен в 1899 году издает свою обширную работу «Основания XIX столетия», где рассматривает расовую теорию не только с исторической и этнической точки зрения, но и с точки зрения культурной, религиозной, метафизической. В каком-то смысле, если работа Гобино была попыткой создать некий научно-исследовательский труд, то работа Чемберлена это уже полноценная заявка на господство т. н. германской расы. За столь подробное изложение этого, а также за дифирамбы германской расе, Чемберлен позднее получил большое признание среди руководителей НСДАП и, по большому счету, в Третьем рейхе значился одним из величайших философов. Идеи Чемберлена получили свое развитие и в работах Адольфа Гитлера, и в работах Альфреда Розенберга — главного идеолога НСДАП.

Основной мыслью Чемберлена является то, что практически все достижения современного мира не могли бы существовать без германской расы, при этом он признает, что германский народ еще не завершил своего вхождения в современную историю: «Он [Германец] еще не завершил своего «вступления в мировую историю», он должен сначала овладеть всей землей, исследовать со всех сторон природу, поставить ее силы себе на службу, он должен довести выразительные средства искусства до невероятного совершенства, и собрать огромный материал человеческих знаний». По сути, Чемберлен признает исключительное право германского народа творить современную историю.

Так же, как и Гобино, Чемберлен ставит во главу угла принцип, согласно которому, от наличия у человека крови определенной расы зависят и конкретные способности, а также характер личности. При этом он осуществляет махинацию и подмену понятий, заставляя действовать этот принцип в обе стороны: если в человеке течет германская кровь — то он, безусловно, талантлив, умен, имеет недюжинные способности к познанию и обладает эстетической красотой; если же эти качества сочетаются в каком-то конкретном человеке — то в нем, стало быть, течет германская кровь. Этот принцип порой порождает (опять же, с высоты XXI века) абсолютно комичные выводы — с легкой руки автора и Иисус Христос, и Данте Алигьери, и Шекспир внезапно становятся носителями германской крови. Тут, скорее, уже действует личная симпатия автора к определенным историческим личностям, отсюда и велико желание впихнуть их в стройную теорию арийского доминирования.

Одним из главных вопросов «Оснований XIX столетия» является вопрос различения германцев и негерманцев. Главные критерии для Чемберлена в этом деле — сходная внешность, сходный дух и сходный настрой: «...мы столкнулись с родственным духом, родственным настроем, родственным телосложением, этого достаточно». Однако, Чемберлен не сильно торопится воспевать белокурую голубоглазую бестию. Он пишет, что «конечно, наличие светлых волос всегда желательно для германцев», но и признает наличие германцев-брюнетов с карими глазами (как минимум потому, что Мартин Лютер считается истинным германцем, но назвать его белокурой бестией не поворачивается язык). В качестве иллюстрации Чемберлен приводит сравнения лиц двух известных деятелей эпохи Возрождения — Данте Алигьери и Мартина Лютера, и при этом делает утверждение об их безусловном сходстве во внешности. Быть может, это покажется слишком субъективным, но, на мой взгляд, обнаружить их внешнее сходство, мягко скажем, нетривиально.

Стоит заметить, что в плане различения германцев и негерманцев Чемберлен прибегает к старой доброй краниометрии, утверждая, что «отделить германское от негерманского с помощью простых формул, циркуля и сантиметра — можно». Со смаком описывая форму черепа германца, он не жалеет красочных эпитетов — «удлиненный череп (который вечно мучимый тоской мозг выбивает из границ животных удовольствий)»... Вы уже чувствуете превосходство? Однако вскоре он сводит на нет научность своей аргументации тезисом, что «часто бывает, что дети, которые не имеют представления, что такое «еврей», начинают громко плакать, когда к ним приближается истинный расовый еврей или еврейка! <...> Там, где ученый с его искусственными конструкциями не справляется, достаточно одного непредвзятого взгляда, чтобы осветить подобно солнечному лучу истину». А потом и вовсе отказывается от аргументации, заявляя о родстве арийцев с германцами следующим образом: «Действительно ли все эти семьи выросли из одного корня? Я не знаю, для меня это не имеет значения». При всем этом, начисто исключается чисто культурный фактор формирования национальной идентичности: «У кого нет физических признаков, даже если он родился в самом центре Германии и с детства говорит на германском языке, не может рассматриваться как германец».

Основными чертами германского характера Чемберлен называет свободу и верность, озвучивая тезис «ограничение снаружи и безграничность внутри», восхваляет индивидуализм, присущий бюргерскому духу и противопоставляет его коллективизму, который считает, по большей части, еврейской чертой.

В связи с заявкой на ведущую роль германской расы в истории, Чемберлен, хоть и разделяет тезис Гобино о вырождении, но не разделяет его пессимизма насчет необратимости этого процесса. В итоге Чемберлен предлагает соблюдать чистоту расы и вводит пять принципов для достижения этого:

• «Наличие совершенного материала» — здесь, в первую очередь, подразумевается, что основной человеческий материал должен быть сильным, но при этом быть сплавленым с более слабым, так как «борьба, в котором слабый человеческий материал погибает, укрепляет сильный»;

• Инцухт, то есть скрещивание людей с близким родством;

• Племенной отбор, то есть отбор особей, наиболее приспособленных к выживанию;

• «Обязательное смешивание кровей для возникновения благородных рас»;

• «Смешение крови должно быть строго ограничено по времени, кроме того, целесообразно».

В этих пяти принципах Чемберлен проводит аналогию с селекцией и приводит успехи животноводов в получении благородных пород, то есть, по сути, низводит человека к животному. Вообще Чемберлен довольно часто на протяжении своего исследования апеллирует то к культурному уровню, то к абсолютно животному, лишь бы под общую концепцию ложилось.

Вот с таким набором концепций идея расового человеческого неравенства шагнула в XX век. Труды Чемберлена, хоть и не нашли признания в родной автору Англии (хотя, сам Чемберлен считал себя носителем германского духа), зато очень пришлись по вкусу в Германии, а после Первой мировой войны были взяты на вооружение национал-социалистической партией Германии.

А. Розенберг. «Миф XX века»

Труды Чемберлена нашли глубокое отражение в работах нацистского идеолога Альфреда Розенберга. Несмотря на моменты, которые Розенберг оспаривает, в целом Розенберг восхищается Чемберленом. Думается, и само название главного труда Розенберга — «Миф XX века» — является прямой отсылкой к чемберленовским «Основаниям XIX столетия», с четко подчеркнутой преемственностью. И если труд Чемберлена, как я уже упоминал, был заявкой на господство германской нации, то работа Розенберга — это уже прямой политический и идеологический текст, подтверждающий осуществление этой заявки в реалиях Третьего рейха.

Розенберг не только берет на вооружение рассуждения Чемберлена о «безрасовом хаосе» (период со времен упадка Римской империи и до Реформации, «характеризуемый безудержным расовым смешением», где лишь германцы, по мнению автора, не дали погрузиться Европе в вечный хаос), но и ставит его в актуальную повестку дня: «То, что все государства Запада и их созидающие ценности были созданы германцами, хоть и было долгое время у всех на устах, до X. Ст. Чемберлена не было сделано надлежащих выводов. Потому что они включают в себя сознание того, что при полном исчезновении этой германской крови из Европы (и, следовательно, при постепенном упадке созданных ею сил, образующих нацию) вся культура Запада также должна погибнуть. Дополняющее Чемберлена исследование предыстории в сочетании с учением о расах вызвало тогда более глубокое размышление: ужасное сознание того, что мы сейчас стоим на пороге окончательного решения». (Какого рода «окончательные решения» предпримет нацистская Германия — мы уже знаем из истории, в том числе, и на примере «еврейского вопроса»). Розенберг не сильно углубляется в доказательство того, что внутренняя характеристика человека и его душа находятся в зависимости от его крови, он просто берет эту мысль как почти доказанную: «Каждая раса имеет свою душу, каждая душа — свою расу, свою собственную внутреннюю и внешнюю архитектонику, свои характерные формы проявления и стиль жизни, свое собственное соотношение между силами воли и разума. Каждая раса в конечном итоге культивирует только один высший идеал. Если он меняется под воздействием других систем воспитания, за счет преобладания проникших чуждой крови и чуждых идей, то последствия этого внутреннего изменения внешне выражаются через хаос, через эпоху катастроф. Потому что высшая ценность требует определенной, обусловленной ею группировки других жизненных заповедей, т. е. она определяет стиль существования расы, народа, родственной этой нации группы народов».

Также, вслед за Чемберленом, Розенберг декларирует право германской расы на господство над историей: «Было бы исключительно поверхностным просто сказать, как указано в упомянутом особом случае, что немцы от других народов и рас отличаются тем, что они представляют собой народ со способностями истории. Здесь, кроме прочего, заключается нечто другое. Так германец, особенно немец, в самой глубине своей чувствовал ценность и достоинство личности или все-таки сознательно предполагал их, потому что ощущал, как она где-то развивается или отстает в развитии, поэтому на основании живого чувства, на основании величайшей активности души его потянуло наблюдать за людьми, изучать их и проникать в их суть. Поэтому он понимал историю как развитие народной личности, поэтому под обломками и развалинами тысячелетий он искал доказательства человеческой силы», — однако от доказательств он уклоняется: «И здесь мы имеем дело с одним из древних феноменов, которые невозможно ни объяснить, ни исследовать».

В плане описания внешности Розенберг, по большому счету, ограничивается воспеванием голубоглазых блондинов, без каких-либо этнических экскурсов в духе Гобино или Чемберлена. Из выдающихся характеристик, присваиваемых германской расе, Розенберг выделяет волю, при этом сетуя, что Чемберлен это понятие вообще не затрагивает. Волю он выводит как один из важных факторов, формирующих личность, противопоставляя ее «эгоистическому инстинкту»: «Отличие этого разного взгляда на духовные силы, которые восходят к воле и разуму и объединяются в душе, в личности, означает первую предпосылку истинной культуры, ее единое формирование жизни, миф расы».

Безусловно, публикуя столь обширный политический текст, Розенберг не может не делать выводов, ведущих (как мы уже знаем из истории) к практической реализации: «Если германское обновление хочет воплотить в жизнь ценности нашей души, оно должно сохранять и укреплять материальные предпосылки этих ценностей. Защита расы, расовый отбор и расовая гигиена являются необходимыми требованиями нового времени. Расовый отбор в плане наших глубочайших поисков прежде всего означает защиту составных частей нордической расы нашего народа. Первым долгом германского государства является создание законов, соответствующих этому основному требованию. <...> Итак, кто хочет здоровую и духовно сильную Германию, тот должен со всей страстью отвергнуть эту папскую энциклику, исходящую из культивирования недочеловеков, и вместе с ней основы римского мышления, как противоестественные и враждебные нашей жизни».

В истории нацистской Германии мы как раз и видим принципы, изложенные и Розенбергом, и Чемберленом — это и отбор наиболее жизнеспособных (достаточно вспомнить лишь программу эвтаназии), и увлеченное изучение, а также применение краниометрии для идентификации арийцев, это и гонения, а впоследствии и геноцид целых народов. И всё это — во имя расовой чистоты.

Стоить отметить, что ни Гобино, ни Чемберлен, ни уж тем более Розенберг в своих трудах не рассматривают народ как какой-то субъект или как нечто самобытное. Их описание рас чаще всего базируется на примерах либо выдающихся личностей своей эпохи, либо же на описании аристократических родов. И если Гобино в своей работе приводит Гумбольдта в качестве авторитета по делам различных этносов, то рассмотрение того же этнического состава в Европе происходит довольно поверхностно. Однако Гобино всё же немного обмолвился о простом крестьянском сословии, да и то весьма высокомерно: «Кроме того, если бы наши сельские жители были только грубыми и невежественными, можно было бы не тревожиться по поводу такого разделения и тешить себя надеждой на то, что постепенно их можно переделать и ввести в круг людей, уже просвещенных. Но в этой массе встречаются настоящие дикари: на первый взгляд их можно принять просто за неучей, из которых можно что-нибудь вылепить, потому что у них отстраненные и ничего не выражающие лица, но если чуть глубже проникнуть в их мысли, в их частную жизнь, становится ясно, что, оставаясь в добровольном самозаточении, они вовсе не слабы и не беззащитны. Коснувшись религии, я также должен отметить, какая огромная дистанция разделяет наши моральные доктрины и взгляды крестьян, насколько то, что они назвали бы «деликатностью», отличается от того смысла, какой мы придаем этому слову! Наконец, с какой настороженностью они смотрят на того, кто не является, подобно им, крестьянами — так наши очень далекие предки смотрели на чужеземцев!»

Также стоит разобрать отдельно два вопроса: отношение к евреям, так как антисемитизм обычно является попутчиком любой расовой теории, а также отношение к русским/славянам, что может быть полезно при рассмотрении позиций отечественных гитлерофилов, выдающих себя за патриотов.

Еврейский вопрос

Касаемо именно еврейского вопроса, Гобино сильно не акцентирует внимание на евреях, он лишь описывает, что у евреев никогда не было своей цивилизации, а практически все достижения были позаимствованы у соседей. Гобино скорее склонен считать евреев антицивилизаторской силой, нежели через «мерзость еврейства» выводить все свои заключения. Иначе дело обстоит у Чемберлена. Он, с одной стороны, восхищается способностью евреев блюсти чистоту расы на протяжении веков, сохранять единство и верность своей религии, способностью к выживанию. Однако он приводит еврейскую расу как полного антагониста европейскому западу, считает, что евреи — это народ, который исключительно и до мозга костей пропитан материализмом, народ, который рабски трепещет перед своим Богом, надеясь на приход мессии и получение в результате всего этого рая на земле. (Кстати, зарождение хилиазма в христианстве Розенберг и Чемберлен объясняют как раз еврейской мыслью и преемственностью с Ветхим Заветом.)

Розенберг же развивает мысли Чемберлена дальше, придавая им и политическую окраску: «И даже там, где «мятежные» евреи Яхве устранили, они посадили на его место то же существо, только под другим именем. Теперь он назывался «человечество», «свобода», «либерализм» и «класс». Всюду из этих идей возникал старый закоснелый Яхве и продолжал воспитывать под другими обозначениями своих гренадеров. Так как Яхве был задуман действующим совершенно материально, то в случае иудаизма жесткая вера в единого Бога переплетается с практическим поклонением материи (материализм) и пустейшим философским суеверием, по поводу чего так называемый Ветхий Завет, Талмуд и Карл Маркс высказывают одинаковые взгляды. Это статическое самоутверждение является метафизической основой для выносливости и силы еврея, но также и для его абсолютной культурной бесплодности и его паразитического образа жизни». Основа отношения Розенберга к евреям — это отношение как к паразитам; самих евреев он называется «паразитирующей нацией»: «Если заглянуть в самую глубину этого признания и изучить некоторые внезапно появившиеся высказывания, то результат везде будет один — паразитизм. Это понятие должно здесь пониматься пока не как оценка, а как характеристика относящегося к жизненному закону (биологическому) факта, точно так, как мы говорим о паразитических явлениях в жизни растений и животных. Когда мешкогрудый рачок вонзается в зад карманного рака и постепенно врастает в него, высасывая из него последнюю жизненную силу, то аналогичный процесс происходит, когда еврей через открытую рану народа проникает в общество, пожирает его расовую и творческую силу, пока оно не погибнет. Это разрушение и есть то «активное отрицание мира», о котором говорит Шмис, та «забота» о том, чтобы «ничто не принимало форму», потому что «фарисей», а мы называем его паразитом, сам не имеет собственного внутреннего роста, органичной формы души и потому не имеет расовой формы».

И всем политическим оппонентам — социалистам, марксистам, католической церкви и т. д. — Розенберг присваивает связь именно с евреями. В итоге, евреи признаются полными антагонистами и врагами германского народа, и борьба с еврейством является одним из направлений борьбы за расовую чистоту. К чему это всё привело позже — мы с вами знаем.

Отношение к славянам

Рассмотрение отношения к славянам и к России в частности, также представляет интерес. Как с точки зрения фашистского взгляда в нашу сторону, так и с точки зрения анализа сути российских псевдонационалистических движений. Не секрет, что в наше время существует странная мода на неоязычество, на «истинно славянский путь» и на неких странных славяно-арийцев. Зачастую это сочетается с нацистской символикой и почитанием коллаборационистов, а то и напрямую — с восхвалением Гитлера со товарищи. Мне неоднократно приходилось слышать, что Третий рейх против русских ничего не имел и сражался исключительно с большевизмом. Ныне эта убежденность сочетается с раскруткой моды на белогвардейщину и «Россию, которую мы потеряли», в результате коллаборационисты предстают в отвратительных пропагандистских лубках (см. «Спутник и погром») не предателями, а некими борцами за высшую справедливость, за настоящий русский путь, за «русскую расу» (что это такое?) и за чистоту крови. Поэтому имеет смысл обратиться к уже упомянутым трудам Гобино, Чемберлена и Розенберга.

Гобино действительно рассматривает славян как прямых потомков арийцев (я так полагаю, на этом тезисе псевдонационалисты начинают радоваться и в экстазе захлопывают книжку, прерывая чтение навсегда). Но и тут скрываются подводные камни для искателей славяно-арийской исключительности. Гобино прямо говорит, что, дескать, да, славяне — потомки арийцев, но так как они безудержно смешивались с другими народами, то, в конце концов, и выродились. «Славяне выполняли в Восточной Европе ту же функцию долгого и молчаливого, но неотвратимого влияния, какую в Азии взяли на себя семиты. Подобно последним, они создавали стоячее болото, в котором, после кратковременных побед, тонули все более развитые этнические группы. Неподвижное как смерть, неумолимое как смерть, это болото поглощало в своей глубокой темноте самые пылкие и благородные принципы, не претерпевая при этом почти никаких изменений и после редких всплесков активности вновь возвращаясь в прежнее состояние спячки».

Ему вторит Чемберлен, сообщая, что «весьма сложно будет распутать первоначальное славянское явление в результате очевидного факта, что эта ветвь германской семьи очень рано была почти полностью поглощена другими племенами». Чемберлен является сторонником норманнской теории (государство у русских появилось только благодаря пришлым варягам), и в целом сводит всё к тезису, что Россия удерживает еще какое-то положение в мире (напомню, работа была написала в 1899 году) только благодаря тому, что в правящих кругах остается аристократия с германскими и англосаксонскими корнями. При всем при этом, Чемберлен делает очень смелое заявление, что русские, по сути, не способны создавать высокую культуру (не то, что прежде, в незапамятные времена). И это он пишет в 1899 году, когда уже были известны всему миру Чайковский, Пушкин, Даргомыжский, Мусоргский, Достоевский, Лев Толстой. Чемберлен об этом умалчивает сознательно, иначе, видимо, пришлось бы втиснуть Льва Толстого в стройный ряд «великих германцев» — начиная от Гомера и Иисуса Христа и заканчивая Шекспиром и Данте Алигьери.

В отличие от Чемберлена, Розенберг чувствует значение русской культуры и, в первую очередь, пытается это значение принизить, используя Достоевского: «...сегодня ясно, что отчаянная попытка Достоевского в познании души человека, аналогична поведению русского, которое он противопоставил Юстасу фон Либигу; сломанной, лишенной личности души, которая берет на себя смелость наставлять мир на путь истинный». Розенберг повторяет тезис Чемберлена о правившей аристократии и сетует, что сейчас в России (а точнее в СССР) у власти оказались большевики, науськанные евреями и масонами, пробудившие в русском народе татаро-монгольскую кровь. Учитывая то, что он связывает идеи хилиазма с евреями и идеями марксизма, прямо упоминает альтернативный путь России (преимущественно мессианский) и то, что большевики, по сути, ответили чаяниям народа, для Розенберга СССР является не меньшим врагом, чем еврейский народ, так как Розенберг не хочет возрождения идеи «царства божьего на земле» ни под каким соусом: ни в качестве религии иудаизма, ни в качестве альтернативного пути развития для всего человечества.

В целом, отношение упомянутых авторов к русским весьма однозначное — они стараются подчеркнуть рабскую и вырожденческую сущность русского народа, присвоить ему, как и евреям, роль одного из главных врагов Европы. И что действительно актуально — в наши дни мы наблюдаем практически тот же процесс, что не является удивительным в ситуации стремительной фашизации Запада.

Как в головах у молодых националистов может укладываться расовая теория и любовь к русским — загадка. Стоит упомянуть, что во время поиска источников в Интернете, довольно часто обращал внимания на комментарии, оставленные к этим произведениям. Увидел очень много комментариев со словами «как жаль, что из-за этого проклятого Гитлера расовая теория не популярна сейчас!» и «наконец-то стоящая литература для настоящих русских!». При этом подразумевается, что комментаторы эти книги, всё же, прочитали. Впрочем, оставим эти комментарии на совести их авторов, хотя сама ситуация наводит на весьма печальные мысли касаемо жаждущей смыслов молодежи.

(Продолжение следует.)