Обострение мировой «газовой войны». Часть X
Заявка Китая на прокладку газопровода «Мир» из Ирана в Пакистан (которую, как мы уже обсуждали в предыдущей части исследования, The Wall Street Journal преподнесла как сенсацию) вовсе не была неожиданной.
Переговоры с КНР о развитии газового экспорта из Ирана (и, в частности, о реанимации проекта трубопровода Иран–Пакистан–Индия, IPI) начались еще летом 2014 г., когда только-только забрезжили перспективы успеха ядерного соглашения между «шестеркой» международных переговорщиков и Тегераном. И тогда же, в июле 2014 г., премьер-министр Индии Нарендра Моди заявил, что в случае смягчения позиций Ирана и Пакистана по цене на газ и условиям транзита Индия готова вернуться в проект IPI.
Пока никаких официальных сообщений о возможности возврата от объявленного проекта газопровода «Мир» для Пакистана к прежнему проекту IPI в Индию не поступало. Однако в публикации The Wall Street Journal, которую мы обсуждали в предыдущей части исследования, был еще один упомянутый «вскользь» сюжет. Газета, сообщая о том, что цена проекта «Мир» составит $1,5–1,8 млрд, оговаривает, что эта цена может увеличиться, «если в проект включат возведение терминала по сжижению газа в Гвадаре».
Как иногда говорится, «с этого места, пожалуйста, поподробнее». Поскольку The Wall Street Journal никак не разъясняет, при чем тут Гвадар и чем он интересен Китаю.
Гвадар еще полтора десятка лет назад был небольшой рыбацкой деревушкой на выходе из Оманского залива, на берегу Аравийского моря, на расстоянии около 60 км от границы с Ираном. А затем возник китайско-пакистанский проект создания здесь большого глубоководного порта. Строительство первой очереди порта было начато в 2002 г. и завершено в 2005 г. Здесь же был создан «наблюдательный пост» Военно-морских сил КНР для слежения за действиями ВМС США в Персидском заливе и ВМС Индии — в Аравийском море. Глубоководный порт был достроен (в основном, на деньги КНР) и принят в эксплуатацию весной 2007 г. А наблюдательный пост китайских ВМС был оснащен специальной аппаратурой для морской, воздушной и космической разведки.
В мае 2013 г. председатель Госсовета КНР Ли Кэцян совершил визит в Пакистан, в ходе которого было заключено соглашение о создании на территории Пакистана «международного экономического коридора» CPEC (China-Pak Economic Corridor). Эта система дорожных и трубопроводных магистралей и сопутствующей инфраструктуры должна пройти от порта Гвадар через южную пакистанскую провинцию Белуджистан, а затем через северные провинции и так называемый «горный Каракорумский проход» перейти в юго-западную часть китайского Синьцзян-Уйгурского автономного округа.
В том же 2013 г. между Пекином и Исламабадом было заключено соглашение о передаче прав на эксплуатацию порта Гвадар китайской государственной компании Chinese Overseas Port Holdings. И началось активное проектирование инфраструктуры «коридора СРЕС».
В феврале 2014 г. президент Пакистана Мамнун Хусейн во время визита в Пекин встретился с Председателем КНР Си Цзиньпинем и подтвердил готовность Пакистана всячески способствовать ускоренному созданию «коридора СРЕС». Главы двух государств, в числе прочего, договорились о том, что в перечень приоритетов проекта войдет строительство в Гвадаре международного аэропорта, а также прокладка нефтепровода из Гвадара в китайский Синьцзян.
В ноябре 2014 г. Пекин обнародовал конкретные детали финансирования «коридора СРЕС». Китай сообщил, что готов до 2020 г. инвестировать в энергетические и инфраструктурные проекты в Пакистане $45,6 млрд!!! Основные кредитные ресурсы выделят Банк развития Китая и Промышленно-коммерческий банк Китая. $11,8 млрд предназначаются на инфраструктурные проекты, $33,8 млрд — на энергетические проекты. В частности, до 2017 г. по проекту СРЕС планируется инвестировать в автодороги $5,9 млрд, в строительство железнодорожной сети — $3,7 млрд, в модернизацию и расширение порта Гвадар — $622 млн, в прокладку оптоволоконного кабеля между Китаем и Пакистаном — $44 млн.
16 апреля 2015 г. агентство Reuters сообщило, что в ходе предстоящего 20–21 апреля визита в Пакистан Председателя КНР Си Цзиньпина предполагается подписать контракты на общую сумму около $50 млрд, из которых $46 млрд (как и было заявлено ранее) будут направлены на инвестиции в «коридор СРЕС».
Кроме того, Reuters предполагает, что остальные $4 млрд — это цена поставки Пакистану 8 подводных лодок, которые — внимание! — будут базироваться вместе с подводными лодками (и, видимо, другими кораблями) ВМС Китая в порту Гвадар. И хотя пока Пекин подчеркивает лишь стратегическое коммерческое значение Гвадара, большинство аналитиков убеждено, что создание здесь крупной пакистанской и китайской военно-морской базы — не за горами.
В связи с этим напомним, что еще в мае 2011 г., на фоне бурного возмущения всего пакистанского общества американской операцией по уничтожению в пакистанском Абботабаде Усамы бен-Ладена, о которой не уведомили даже правительство страны, — министр обороны Пакистана Ахмед Мухтар заявил: «Мы были бы благодарны... китайскому правительству, если бы военно-морская база для Пакистана... была построена в Гвадаре».
Тем не менее, пока в Пекине и Исламабаде Гвадар и «коридор СРЕС» обсуждают в основном в их экономическом измерении.
Для Пакистана гигантские китайские инвестиции означают, прежде всего, весьма существенный вклад в повышение уровня жизни населения в бедном и политически беспокойном Белуджистане, а также в обеспечение инфраструктурной связности южных и северных провинций. Кроме того, Пакистан не без оснований рассчитывает на масштабный рост торговых отношений с Китаем по «коридору СРЕС». Не менее важно для Исламабада и военно-техническое сотрудничество с Пекином, поскольку именно Китай является для Пакистана ключевым поставщиком современных вооружений.
Для Китая Гвадар (даже если «вывести за скобки» его военно-стратегическое значение) обеспечивает прочное экономическое присутствие «Поднебесной» в Аравийском море и Индийском океане в целом. То есть рядом с главными источниками ближневосточной и, отчасти, африканской нефти, а также катарского сжиженного газа, импорт которых для КНР еще долго будет оставаться «критически важным».
А «коридор СРЕС» даст Пекину возможность проводить огромные товарные потоки его международной торговли (включая импорт нефти и, возможно, газа из Персидского залива и стран Африки), минуя «узкое горло» Малаккского пролива между Малайзией и Индонезией. Сейчас этим морским торговым потокам нередко мешают внезапные нападения быстроходных катеров местных пиратов. Но Китай опасается не пиратов. Он хорошо понимает, что судоходный (в том числе танкерный) транзит в Малаккском проливе в случае военно-политического кризиса может быть в любой момент остановлен мощнейшим американским военным флотом.
В связи с «малаккской проблемой» Китай уже давно оценивает возможность построить обходной, так называемый Тайский канал — подобный Панамскому, через узкий перешеек на территории Таиланда между Бенгальским заливом и Сиамским заливом Южно-Китайского моря. Но пока эти планы далеки от практической реализации. И, кроме того, «Тайский канал» не снимет риски возникновения проблем на торговых путях Китая в Индийском океане в случае конфликтного обострения отношений с Америкой. В этом смысле сухопутный «коридор СРЕС» должен быть гораздо надежнее.
Однако Гвадаром и «коридором СРЕС» планы Китая в данном регионе не ограничиваются. И здесь мы возвращаемся к проекту газопровода «Мир» (или, возможно, IPI).
Дело в том, что китайская нефтегазовая корпорация CNPC еще в 2004 г. подписала с Ираном контракт объемом $4,7 млрд на участие в разработке газовых блоков месторождения «Южный Парс». Однако развитие проекта из-за наложенных на Иран санкций шло с большим отставанием от графика, что вызывало понятное недовольство Тегерана. А когда в 2012 г. США и страны Евросоюза наложили на Иран новые, еще более жесткие санкции, CNPC вышла из иранского газового проекта.
10 апреля 2015 г. в ходе визита в Пекин иранской делегации во главе с министром нефти Бижаном Зангене Китай и Иран подписали ряд крупных «нефтяных» контрактов. А затем Зангане объявил, что CNPC высказала готовность вернуться в проект на «Южном Парсе».
То есть, похоже, Пекин намерен поставлять по газопроводу «Мир» в Пакистан (и, возможно, в Индию) уже не иранский, а фактически свой газ. А поскольку газа на «Южном Парсе» планируется добывать много, возник и вопрос о возможности строительства в Гвадаре терминала сжижения газа для поставок китайского и иранского СПГ как в сам Китай, так и на мировые рынки.
Кроме того, напомним, что в середине прошлого десятилетия, когда Китай еще не закрепился на крупнейших газовых месторождениях Туркмении, но уже вошел в Иране в проект «Южный Парс», в мировой прессе появлялись сообщения о планах Пекина провести из Ирана в Китай через Пакистан и «Каракорумский проход» мощный газопровод.
Сейчас, после освоения корпорацией CNPC газа туркменского «Галкыныша» и на фоне подготовки двух контрактов на поставки в Китай газа из Сибири, этот газопровод из Ирана, видимо, потерял острую актуальность. Однако нельзя исключать, что позже, в случае успешного развития газового контракта CNPC на «Южном Парсе» и реализации проекта «коридора СРЕС», Пекин вернется к идее прокладки «транспакистанского» газопровода. Тем более, что значительную часть необходимых для этого подготовительных инфраструктурных работ предполагается провести в рамках уже объявленного строительства газопровода «Мир» и «коридора СРЕС»...
Пакистан в проекте «Мир» крайне заинтересован. Одна из острейших экономических проблем Исламабада — катастрофический дефицит электроэнергии (особенно в наименее развитых провинциях), который сильно сдерживает реализацию проектов широкой индустриализации страны. Проект «Мир» должен обеспечить газом генерацию в Пакистане почти 5 тераватт дополнительных электрических мощностей, то есть возможности для «индустриального рывка».
А поскольку, повторим, иранский участок газопровода почти готов, а основную часть трубы «Мир» от Гвадара в Синьцзян обещает построить Китай, Пакистан должен оплатить и построить лишь небольшой участок газопровода от иранской границы до Гвадара. И, значит, названные сроки запуска газопровода «Мир» — через два года — не представляются фантастическими.
Ценность для Пакистана укрепляющейся «оси» Китай–Пакистан–Иран очень наглядно показала реакция Исламабада на войну с шиитами-хуситами в Йемене, которую начала арабская коалиция во главе с Саудовской Аравией. В конце марта Эр-Рияд призвал Пакистан присоединиться к операции коалиции «Буря решимости» и прислать для этого военную авиацию и корабли флота. В начале апреля значительная часть депутатов пакистанского парламента (вослед за осуждением «Бури решимости» Ираном!) — высказалась резко против вовлечения Пакистана в йеменский конфликт. После этого министр обороны Пакистана Хавайя Асиф заявил саудитам, что Исламабад «выполнит свои союзные обязательства ... в случае, если подвергнется угрозе территориальная целостность Саудовского королевства».
А 10 апреля парламент Пакистана официально проголосовал против присоединения страны к операции «Буря решимости» в Йемене...
(Продолжение следует)
