Отречение от родства
Два чувства дивно близки нам, В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам.
А. С. Пушкин
Мы вновь продолжаем рассказ о русском героизме.
Русская военная история, как и вся Русь, после монголо-татарского завоевания не представляла собой единого целого — она раздробилась на множество отдельных элементов, на маленькие истории борьбы русских княжеств за свое выживание. В этих историях присутствовали и героические эпизоды сопротивления захватчикам, и совершенно неприглядные моменты взаимной борьбы русских против русских.
В предыдущих статьях мы мельком упоминали о враждебном отношении к Московской Руси такого государства как Литва. Казалось бы, мало ли было у Руси врагов — и Польша, и Дания, и Швеция, и немецкие ордена. Но дело-то в том, что Литва была не чужим государством, а своим, русским. И называлось оно тогда Литовской Русью.
Это древнее русское княжество, отпав от единой русской территории и славянской этнической общности, стало врагом не только Московской Руси, но и России в целом.
Но начиналось всё иначе.
В ходе монгольского завоевания лишь Северо-Западная Русь (Турово-Пинское, Полоцкое, Гродненское и Литовское княжества) осталась независимой. На приведенной карте хорошо видно, что граница подвластных монголам княжеств охватывает Северо-Восточную и Южную Русь, а также Новгородскую и Псковскую республики.
Литва, повторим, фактически была русским княжеством. Населяли ее преимущественно славяне, хотя территория принадлежала балтским племенам литвы, аушкайтов, ятвязи, жмуди и др. Основным языком, разговорным и письменным, был славянский (так называемый старобелорусский) язык. Правовая структура княжества базировалась на нормах древнерусского, а не римского права — как в Западной Европе, Польше и Чехии. Наконец, верой большинства населения Литовского княжества было православное христианство (балты были язычниками).
Правда, элита — правящая княжеская династия и верхушка княжеской дружины — имела литовско-балтские корни. Но православную веру литовские князья не притесняли, сами часто женились на русских княжнах, обрусевали и принимали православие. Нормой был также постоянный переход на службу князей и ратных людей то в Литовскую Русь, то в Московскую.
Именно Литовская Русь, когда мирным, когда военным способом, собирала раздробленные земли Южной и Западной Руси, не попавшие под прямое монгольское владычество. Но главное — Литовская Русь издавна героически боролась с немецкими орденами — Тевтонским и Орденом меченосцев, чем, конечно же, способствовала общерусскому делу. Постоянное отражение немецкой агрессии, которая со времен Александра Невского продолжалась уже второе столетие, было главным вкладом Литовской Руси в выживание русских как этноса.
Казалось, что логика истории ведет к появлению на берегах Балтийского моря братского государства, хотя и с определенным литовско-балтским этническим элементом, но с общерусской идеологией и единой с русскими языком и верой.
Однако литовско-балтская элита круто повернула судьбу Литовской Руси. Поначалу соперничество с Московской Русью носило характер борьбы за первенство в собирании русских княжеств. И в какой-то момент именно Литва возглавила борьбу с татарами (победа литовского войска в битве при Синих Водах предшествовала Куликовской битве). Но затем Литва превратилась в прямого врага Москвы и ее одушевляли уже не идеи объединения русских земель, а тривиальное захватничество, ради которого Литва пошла на союз с Польшей, а затем и с бывшим смертельным врагом — Ливонским рыцарством.
Этот перелом случился на рубеже XIII-XIV столетий. И хотя еще крепка была взаимовыручка русских и литовских княжеств при нападении крестоносцев и еще были герои, беззаветно сражавшиеся за общерусское дело, — трагические процессы отпадения подспудно уже шли.
Одним из таких героев, о которых мы хотим рассказать, был князь Давыд Гродненский (1283–1326), не самый известный русский полководец.
Память о князе Давыде хранит белорусская история. Известно, что он был сыном литовского князя Довмонта и княжны Марии Дмитриевны, внучки Александра Невского, то есть приходился Невскому правнуком. Довмонт, уехав из Литвы, стал служилым князем в Пскове и возглавил борьбу против «безбожных немцев».
Полководец Довмонт и своего сына с младых ногтей воспитывал как воина. Мальчика обучали верховой езде, стрельбе из лука, владению мечом и копьем. С детства он привык к многодневным походам, к ночевкам под открытым небом в любую погоду и в любое время года.
Но в 16 лет Давыд лишился родителей — они умерли от чумы — и, вернувшись в Литву, поступил на службу к князю Гедимину. По-видимому, юноша обладал настолько выдающимися умом и способностями, что Гедимин назначил его каштеляном (военным комендантом) крепости Гродно, а вскоре выдал за него свою дочь.
Военные таланты Давыда оказались таковы, что не только Гродно, но и все северо-западные русские земли получили в его лице надежного защитника от немецкой опасности. Его называли «грозой крестоносцев» и «щитом Понемонья», он сражался с рыцарями в восьми битвах и не потерпел ни одного поражения.
Зимой 1305 года Давыд возглавил оборону гродненского замка от многотысячного крестоносного войска во главе с прославленным во многих битвах комтуром Конрадом Михтенхагеном. Два дня крестоносцы провели в безуспешной осаде крепости, а затем князь Давыд вывел свой гарнизон на битву и наголову разбил крестоносцев.
В следующем 1306 году гродненский каштелян разбил войско из сотни рыцарей и 6 тысяч легковооруженных всадников из Кенигсберга. А в 1314 году Давыд спас древнюю столицу Литовской Руси Новогрудок, который осадили тевтоны под водительством магистра Генриха фон Плоцке. Причем сделал это в манере современной диверсионной группы — нанес удар и исчез.
В самый разгар осады князь Давыд во главе небольшого отряда из дружины и гродненского ополчения напал на рыцарский обоз, перебил охрану, захватил всё воинское снаряжение, провиант и 1500 боевых коней и растворился в лесах.
Без вооружения, еды и привычных удобств воевать рыцари не могли. Попытки раздобыть в округе провиант и фураж для оставшихся лошадей пресекались внезапно появлявшимися летучими отрядами гродненцев. Бросив больных и раненых, рыцари двинулись в обратный путь. Но назад, преследуемые отрядом гродненского князя, дошли немногие.
Давыд использовал против крестоносцев их же тактику карательных набегов. Он совершил несколько рейдов возмездия в Пруссию и в северную Эстонию, захваченную датчанами. Немецкий хронист того времени писал: «Русские из Пскова с помощью литовцев разорили землю короля Дании и умертвили около 5 тысяч человек».
Когда же немецкие рыцари нападали на соседний Псков, Давыд приходил на выручку. В июле 1323 года попавший в осаду немецких рыцарей Псков был фактически спасен гродненским князем. Псковичи держались больше двух недель. И хотя им на помощь подошел гарнизон соседнего Изборска, исход тяжелой битвы был непредсказуем. В это время, как пишет летописец, «приспе князь Давыд из Литвы с людьми своими» и разгромленные рыцари «убежаша со стыдом и срамом». Поразительна невероятная скорость передвижения Давыдова войска — за 18 дней, что продолжалась осада Пскова, гродненцы прошли без малого тысячу километров, не считая времени, необходимого для мобилизации сил.
Не сумев победить Давыда в открытом бою, крестоносцы решили уничтожить своего самого опасного врага иначе. В 1326 году, во время похода на Бранденбург, Давыд был убит кинжалом подкупленного немцами польского рыцаря Анджея Горста. В расцвете лет и воинского таланта погиб славный полководец, в чем-то повторив судьбу своего прадеда Александра Невского — как и он, не побежденный крестоносцами ни в одном сражении, как и он, коварно убитый.
Однако подвиги князя Давыда и его бескомпромиссная борьба с ливонцами и тевтонцами, как выяснилось, уже не соответствовали новой политике князя Гедимина. Литовская Русь постепенно переходила от борьбы с немецкими орденами к союзу с ними. И основой этого союза послужило принятие католичества.
Сначала Гедимин завязал сношения с римским папой, который на радостях тут же приказал Ливонскому ордену прекратить войну с Великим княжеством Литовским. В 1323 году Гедимин заключил торговые соглашения с Ливонией и позволил жителям вольных немецких городов переселяться в Литву на льготных условиях. И хотя крещение Литвы в католическую веру тогда сорвалось, наследники Гедимина последовательно проводили курс на равноправие католицизма и православия в своих землях.
Окончательно западное христианство победило при князе Ягайло, который в 1386 году сам принял католичество, оформил личную унию с Польшей, женился на польской королеве Ядвиге и стал основателем новой польской династии Ягеллонов.
Казалось, Великое княжество Литовское одержало невероятную политическую победу, разом избавившись от врага в лице католического Запада и превратив его в друга. Более того, оно фактически возглавило объединенное государство Литвы и Польши.
Однако в исторической перспективе эта победа оказалась тактической, а вот поражение — стратегическим. Через 30–35 лет после принятия Кревской унии от суверенности Литовского княжества не осталось и следа — всем заправляла польская шляхта, самоуправление городов и областей Литвы было заменено на наместничество, усилилась католическая экспансия, а прорусская ориентация аристократии ВКЛ сменилась на пропольскую. Католическая верхушка начала религиозное и национальное притеснение низов.
В итоге следующая польским курсом Литва затевает целую серию литовско-русских войн, но раз за разом проигрывает. Зато Москва из них выходит окрепшей и завершает процесс объединения русских земель. В 1489 году в состав Московской Руси вошли земли в районе Вятки, в 1510 году присоединен Псков, в 1514 году — Смоленск, в 1521 году окончательно присоединено Рязанское княжество. Образовалась крупнейшая в Европе страна, которая с конца ХV века стала всё чаще называться Россией.
Литва же ослабевает и окончательно поглощается Польшей. Но эстафета войн против России переходит к Польше и продолжается теперь уже под названием русско-польских. Пиком этих столкновений оказывается эпоха, позже получившая название Смутного времени.
История Литовской Руси несет в себе несколько трагических уроков. Один из них — в том, что русским противопоказаны раздор и разобщение — тогда они слабее самых слабых народов. И напротив, когда русские едины — они непобедимы.
Другой урок — в том, что даже многие века не стирают травмы разделения народа. Разобщение славян, проживавших на тогдашних украинских и белорусских землях, и славян Северо-Востока, произошедшее более 6 веков назад, отзывается сегодня в событиях на Украине. Понять природу недоверия и ненависти части украинцев и белорусов к «москалям» можно, только нащупав связь между этой нынешней ненавистью и столетиями войн и вражды с Россией. Да, эти войны затевались литовско-польскими магнатами, но они не могли не отразиться и на самосознании украинского и белорусского народа в целом.
И наконец, еще один урок, который дает нам история Литовской Руси, — в том, что никакая сиюминутная политическая или экономическая выгода не стоит потери исторической памяти о своих корнях, о тех самых «отеческих гробах», о которых говорит Пушкин. Отречение от родства не доводит до добра.
