Реформа Сердюкова или реформа..?
Если кто-то ждет вместо многоточия фамилию Путин (или, например, Медведев), то он ошибается. Речь вовсе не о политических руководителях страны (хотя их доля ответственности за происходившее в Минобороны несомненна). Реформа Сердюкова была поддержана и продвинута, как ни прискорбно, весьма значимыми военными специалистами, причем некоторые из них совсем не чужды Ленинграду.
Для непосвященных должен сообщить, что любая реформа в нашей стране имеет научное обоснование. Причем это научное обоснование производится в профильных научно-исследовательских организациях научными работниками (можно ли их назвать учеными –вопрос отдельный), имеющими профильное образование и опыт работы по специальности, со всеми необходимыми атрибутами и по всем нормам, принятым в академической среде.
Не следует также думать, что все такие научные обоснования исходят из либеральных «интеллектуальных штабов» вроде ВШЭ, Института США и Канады и пр. Отнюдь. Вот эпизод из личных наблюдений.
Несколько лет назад на научной конференции мне довелось услышать вдохновенное выступление начальника отдела знаменитого ЦАГИ, из которого однозначно следовало, что гражданское авиастроение нашей стране не нужно. Причем доказывалось это вполне наглядно — с графиками — и убедительно. И вскоре соответствующее решение об отказе от производства в России дальне- и среднемагистральных самолетов было принято МЭРТом!
Что это — конформизм ученого, желание во что бы то ни стало соответствовать либеральной тенденции или осознанная позиция? Как бы то ни было, непонятно, почему руководитель отдела, отдавший любимой работе более полувека, не задался очевидным вопросом: зачем без авиастроения стране нужен его ЦАГИ и он сам?
Так вот, убежден, что реформы Сердюкова тоже не являются только его личной фантазией. Да, наверняка он (или кто-то из его окружения) пользовался разработками откровенных врагов нашей страны — той же ВШЭ, да хоть бы и RAND Corporation. Но, повторюсь, идейный источник военной реформы находился (а может, и находится) совсем не там.
Каждый вид Вооруженных Сил нашей страны имеет систему профильных научно-исследовательских институтов. Среди них особо значимыми являются те, которые с самого начала создавались именно как «мозговые центры» для прогнозирования развития средств и способов вооруженной борьбы, для выработки технических заданий на соответствующие разработки для академической и отраслевой науки и промышленности.
Очевидно, именно эти организации и должны разрабатывать направления и способы реформирования видов и родов Вооруженных Сил, исходя... А вот из чего исходя? Наверное, из каких-то целей, устанавливаемых высшим не военным даже, а государственным руководством, и из анализа текущей окружающей реальности и прогнозов ее развития. То есть из своего понимания этой реальности.
Как правило, результаты деятельности таких институтов имеют гриф не ниже «секретно», и предназначены для достаточно узкого круга высшего военного и государственного руководства и отдельных представителей предприятий-разработчиков. И очень редко сотрудники военных НИИ (пусть и бывшие), занимающиеся подобными разработками, получают возможность донести свои представления и взгляды до широкого круга людей, интересующихся соответствующими аспектами военного строительства. Тем ценнее подобные уникальные свидетельства.
Одним из них является книга В. П. Кузина и В. И. Никольского «Военно-морской флот СССР 1945–1991», изданная в 1996 году. На момент выхода книги оба автора являлись старшими научными сотрудниками 1-го ЦНИИ Министерства обороны РФ, ранее известного как Центральный научно-исследовательский институт военного кораблестроения. Оба — выпускники Высшего военно-морского инженерного училища им. Ф. Э. Дзержинского, оба прошли Военно-морскую академию, оба являются специалистами по системному анализу и прогнозированию развития сложных систем.
После ряда содержательных очерков развития всех классов боевых кораблей ВМФ и их систем, средств береговой обороны и морской авиации, с соответствующим (уникальным!) справочным аппаратом, после сравнительного анализа тенденций развития зарубежных флотов, авторы переходят к размышлениям о будущем флота нашей страны. Понятно, что при всех оговорках они высказывают не только свою личную точку зрения, но и некие взгляды, «циркулирующие» в среде как раз тех, кому положено научно обосновывать стратегию развития Российского флота. И эти взгляды, мягко говоря, достаточно странные.
Так, анализ текущей (к 1996 году) военно-политической ситуации авторы завершают констатацией ликвидации угрозы ядерной войны. Слышать это от капитанов первого ранга, потомственных военных... гм, странно.
Дальше — больше. Говоря о желательных, на их взгляд, стратегических перспективах Российского флота, авторы пишут: «Понятие «ЗАКРЫТОСТЬ» или «ОТКРЫТОСТЬ» морского театра в современных условиях зависит не только от географических условий, но и от способов ведения боевых действий на море и характеристик морского оружия. По этим причинам Балтийское и Черное моря являются закрытыми только для ПЛ, действующих на океанских коммуникациях, а для остальных сил ВМФ этот фактор особой роли не играет. Очевидно, что более сильный на море противник заставит наш ВМФ всегда действовать в прибрежной зоне, где будет организовано взаимодействие с другими видами ВС, а более слабый не сможет контролировать проливные зоны.
По всей видимости, теряет свою актуальность в новых условиях и система рассредоточенного БАЗИРОВАНИЯ. ... Замаскировать расположение системы базирования очень сложно, а замаскировать один корабль среди других в базе вполне возможно. Именно такой подход и обеспечивал выживаемость кораблей в локальных войнах при потере господства в воздухе. ... Наконец, переход от ядерных ударов с помощью МБР к массированным ударам авиации и СКР ОБЧ повысил требования к ПВО базы. При ограниченных средствах создать мощную ПВО удастся только в некоторых базах. Указанные обстоятельства позволяют по-новому рассматривать и вопросы, связанные с развертыванием системы базирования ВМФ.
Рассмотрев задачи, которые будет решать ВМФ России, географические особенности морских театров, размещение важных экономических центров страны и, учитывая возможный характер войн в XXI веке, можно рекомендовать такое распределение сил ВМФ: основным местом базирования МСОН (морских сил общего назначения) должны стать Балтийское и Черное моря, на Севере и Дальнем Востоке должны быть развернуты МСЯС (морские силы ядерного сдерживания) с ограниченными силами МСОН, осуществляющими их прикрытие. Эта часть МСОН может осуществлять на Севере и Дальнем Востоке военно-морское присутствие в виде полностью боеготовых соединений, прибывающих с Балтики и Черного моря».
То есть, что предлагается? Оставить на Северном и Тихоокеанском флотах только атомные подводные лодки (и, видимо, суда береговой охраны?), а весь остальной флот базировать на Балтийском и Черном морях, по необходимости посылая на Север, на Тихий океан и в другие места эскадры! Ничего предложение двух капитанов первого ранга не напоминает?
А в чем, собственно, состояли реформы Сердюкова? Главной их характеристикой можно признать слово «сжатие». Сжатие мест базирования. Так, на считаное число «баз» стаскивалась вся авиация. И то сказать: одну — пусть громадную — авиабазу, расположенную в обжитом районе страны, вблизи от транспортных маршрутов и городов, гораздо проще снабжать всем необходимым, чем 5–10 баз не таких больших, но разбросанных по удаленным районам. И пристроить к крупному городу новый жилой микрорайон для персонала одной такой базы гораздо экономнее, чем строить (и содержать) городки где-нибудь в Амдерме или Тикси.
Сходство представлений авторов книги, профессиональных моряков, как бы радеющих за флот, и реформатора в кресле министра обороны — разительное. И какая разница, что виды Вооруженных Сил разные — идея-то одна: собрать все силы вблизи промышленных и хозяйственных центров страны, в условиях максимально мягкого в России климата (в Воронеже, конечно, проще, чем в Амдерме, а в Новороссийске — лучше, чем в Петропавловске-Камчатском или Видяево), и, главное, дешево разместить личный состав. А отдаленные районы, дальние берега пусть прикрывают экспедиционные силы!
Если такие идеи вызревали в НИИ ВМФ, то какие основания полагать, что они же не блуждали в головах сотрудников таких же НИИ, допустим, Военно-воздушных сил? Никаких.
Между тем, у России опыт такого «сжатия» и его плачевных результатов уже есть, правда, до 1917-го года. Например, в 1904–1905 годах эскадрам балтийских броненосцев пришлось совершить уникальный переход через 3 океана и — погибнуть в Цусиме. Кстати, интересная деталь — с Балтики на Дальний Восток гнали всё, способное выйти в море, а достаточно новые черноморские броненосцы с прекрасно подготовленными экипажами так и не двинулись с места. Почему? Да потому, что выход через проливы был закрыт. Но не официальным противником — Японией, у которой для этого не было сил, а вроде как нейтральной Великобританией. Надавившей на «хозяйку Босфора и Дарданелл» Турцию. И что — эта ситуация не может быть воспроизведена и в наше время?
Или старшие научные сотрудники НИИ военного кораблестроения, кстати, ратующие за приоритетное развитие палубной авиации и авианосцев, не знают, почему в Советском Союзе так ни одного авианосца и не было построено, а всё — «авианесущие крейсера»? Да потому, что конвенция Монтре о режиме черноморских проливов запрещает проход по ним любых авианосцев...
Посмотрим, как схожие идеи «сжатия» реализовывались в области военной авиации. Самолеты — даже лучшие из них — имеют небесконечный радиус действия. И достаточно очевидно, что перехватывать средства воздушного нападения противника им придется не в районе Воронежа или Челябинска (там уже будет поздно), а над Северным Ледовитым океаном, куда от Амдермы и Тикси ближе. Так почему бы не оставить в заполярных (или дальневосточных) районах аэродромы подскока, передового базирования, куда перелетать в угрожаемый период? Ведь замечательная идея! Однако проблема в том, что Заполярье (и, скажем, Забайкалье) — не то место, где можно оставить бетонную полосу, постройки и при необходимости вернуться в них через месяцы или годы. Нет, за всей инфраструктурой там надо постоянно следить, периодически ремонтировать, да просто снег зимой с полосы чистить! Чего, однако, не делалось. И теперь приходится вкладывать огромные деньги и труд, чтобы восстановить запущенные арктические аэродромы (см. статью А. Костикова в этом номере газеты).
Идеи старших научных сотрудников головного института ВМФ пересекаются с реалиями реформ «имени Сердюкова» и в ряде других пунктов, например, в организации военного образования. Да, сердюковская команда помимо прочего еще и откровенно криминальными способами утилизировала высвобождающиеся околостоличные земли, но главная цель была всё той же: экономия и улучшение качества (!) за счет объединения.
Вся тенденция реформ заключалась в создании армии (и, конечно, флота), которые будут «соответствовать экономическим реалиям», будут небольшими и мобильными и в которых будет комфортно служить. Но эта «тенденция» полностью игнорировала вопрос, сможет ли такая армия защитить страну?
Безусловно, не должно быть так, чтобы армия высасывала все соки из страны, хотя бы потому, что армия — важная, необходимая, но только часть общества. Столь же безусловно, что неправильно транжирить государственные деньги, прикрываясь защитой Родины. Но при всем том нельзя выплескивать ребенка вместе с грязной водой — экономика в вопросах безопасности страны должна быть на втором плане.
А вот об уже устойчивом выражении «служить комфортно» хочется сказать отдельно. Комфорт, на мой взгляд, вообще не имеет к армии никакого отношения. Служба в армии должна быть осмысленной, приносящей солдату пользу и дающей импульс к духовному росту, но не комфортной. Конечно, нет нужды создавать прописанные в присяге «тяготы и лишения» искусственно. Но заимствованная из опыта западных армий «комфортизация», которая, возможно, срабатывает в случае наемных армий, не может сделать из молодого человека гражданина своей страны, стойкого и мужественного ее защитника.
Если же подвести итог нашей теме, то следует сказать, что «реформы Сердюкова» были не только навязаны вестернизаторами перестроечной и постперестроечной эпохи, но и опирались на определенную систему взглядов, сформировавшуюся ко времени перестройки в советской военной науке. Эта система взглядов, несмотря на ряд здравых, актуальных и перспективных идей, в целом предполагала создание весьма странной «военной машины».
Та армия, которую «строил» бывший министр обороны, сгодилась бы для небольшой западноевропейской страны со скромными внешнеполитическими амбициями. Но никак не для России с нашей гигантской протяженностью сухопутных и морских границ и, увы, как показывает история, с далеко не всегда дружелюбными соседями.
Теперь это, похоже, осознано. Но очень многое придется начинать с чистого листа.
