Впечатление, что лоббисты ювенальных технологий вышли на некую финишную прямую, и мы сейчас на пороге очень серьезных и крайне опасных изменений

А судьи... посмотрим-ка, кто!

Огромное спасибо Владыке Пантелеимону за те очень верные слова, которые он сейчас до нас всех донес. Мы можем только подписаться буквально под каждым словом, потому что полностью разделяем этот взгляд, эту позицию. Мы, «Родительское Всероссийское Сопротивление», очень остро ощущаем, что находимся как раз на Рубиконе, что это тот момент, когда мы обязаны сделать самые решительные шаги, потому что, не сделав их, мы окажемся в ситуации, из которой нам будет уже не выбраться — как обществу. И, в общем-то, как человечеству. Так сложилось, что сейчас решается очень многое. И это многое, как ни странно, связано с такой тонкой сферой, какой является семья, семейная политика. Вот общая тревога за эту важнейшую сферу жизни общества нас здесь и собрала.

Дело в том, что на наших глазах идут очень серьезные изменения, в частности, в законодательстве. Они идут в очень специфической нравственной атмосфере, которая разлита в обществе и которая насаждается во многом телевидением и средствами массовой информации, приходит с элементами субкультуры — мы это понимаем. Но есть еще вещь и более страшная, может быть, — то, что вся эта субкультурная стихия формирует не только среду, в которой живут наши дети, в которой живем мы все, но и вынуждает законодателей, государство идти по пути принятия неких законов, которые противоречат нашим человеческим представлениям, нашим культурным нормам. И мы видим, что они буквально сейчас, в это время, у нас на глазах, вступают в силу — эти новые законы, новые законопроекты. Это очень серьезно.

Когда мы стоим перед проблемой, должны ли мы принять нормы ювенальной юстиции, которые нам навязывают с Запада, мы должны ответить себе на вопрос: «Мы сделаем какие-то решительные шаги, чтобы этого не произошло? Или же мы будем считать, что каждый из нас не может ничего, а значит, и мы все вместе бессильны перед таким культурным сломом. И перед таким мощным противником, как новое международное право, международные сегодняшние представления о том, как якобы должна строиться жизнь всех обществ?».

Нам это кажется неприемлемым, и мы вступили на свой путь борьбы. И борьба разворачивается по всем регионам. Она захватила большое количество родителей России. Все вы знаете, что мы собирали подписи под письмами против введения законов о патронате, что мы проводили манифестации, митинги, что мы были в результате в большой степени услышаны. Тем не менее, лоббисты ювенальной юстиции ведут свое наступление. И в каком-то смысле, наверное, это наступление даже подстегнуто тем сопротивлением, которое они увидели от родительской общественности. Они поняли, что формируется некая сила, которой они не ожидали, которая готова противостоять их натиску, и — усилили сейчас свой натиск.

Вот это делает момент еще более серьезным. Впечатление, что лоббисты ювенальных технологий вышли на некую финишную прямую, и мы сейчас на пороге очень серьезных, законодательно затвержденных изменений.

В частности, как раз сегодня, 23 сентября, в Ханты-Мансийске проходит «Росийско-американский форум по противодействию жестокому обращению с детьми в семье».

Казалось бы, ну как можно обвинить родителей в целом в жестокости? Однако мы прекрасно знаем, что происходит именно это, знаем, сколь проювенальны фонды, которые проводят данный международный форум, и до какой степени они действуют по кальке Запада. Насколько это всё является реализацией американской модели управления семьей, вторжения в семью. И мы категорически против того, чтобы у нас проходили такого рода мероприятия.

Так называемые «обмен опытом и проведение мастер-классов» (там это ровно так значится — в программе ханты-мансийского форума), на которых американцы будут учить наших представителей опеки, представителей других структур, занятых проблемами семьи, как именно нужно поступать с российскими семьями... Нас, повторяю, всё это абсолютно не устраивает.

Нам пытаются внушить, что мы должны, наконец, осознать «мудрость» ювенальных догм и стать «как все». Перестать опираться на наши представления о воспитательной функции семьи и положиться в этом вопросе на мнение зарубежных специалистов и подготовленных ими специалистов российских. Вот, собственно, это сейчас и происходит в Ханты-Мансийске.

Ну что можно сказать? Можно предположить, что проводники зарубежных технологий правы и нам пора меняться, что мы отстали от современности. Возможно, там у них всё чудесно, а у нас — ужасно? Нам-то внушают именно это. Причем, внушают нам это в последнее время в режиме психологического террора — вот что настораживает больше всего. Потому что когда возникает такой стиль «диалога» с обществом — с обществом, имеющим собственную позицию, — то это говорит о серьезности намерений противоположной стороны. Если нас ТАК обрабатывают, значит, это очень нужно. Если задействован столь мощный информационно-психологический прессинг, значит, пора разобраться, что же представляют собой те цифры, которыми общество подавляют. Ведь нас буквально парализуют цифрами насилия, которые якобы отражают ситуацию в российских семьях.

Итак, давайте поговорим о цифрах, потому что о них не говорят — о них кликушествуют.

Вот нам сообщают, что в российских семьях чудовищно распространено якобы насилие над детьми. И что процент подвергающихся насилию именно в семье, именно родительскому насилию — растет с каждым годом. Из статьи в статью гуляют некие (скажу сразу, что фантазийные) цифры. Например, что пятая часть или даже четвертая часть всех российских детей подвергается насилию. Откуда это взято, журналисты не сообщают: они не знают сами. Ссылаются общо — на неких «специалистов», иногда говорят, что это статистика Минобразования, цитируют г-на Голованя (видимо, по умолчанию принимается, что г-н Головань не может вводить в заблуждение, поскольку он был уполномоченным по детям). Однако это не так.

Г-н Головань объявил не далее как в мае этого года, будто бы в России от насилия страдают более 4 миллионов детей до 15 лет. Это дословно так было сказано: «Более 4 миллионов до 15 лет». Понимают ли сидящие здесь, что это невозможно? Что сказана дикая вещь, потому что 4 миллиона детей — это огромная цифра! Это значит, что вокруг нас — зримо и повсеместно — царит издевательство родителей над детьми. Не где-то там, в каких-то маргинальных слоях, которые нам, может быть, неведомы, и про которые мы можем предположить что угодно. Особенно, если нам каждый божий день рассказывать что где-то мать выкинула ребенка из окна, или родители оставили детей зимой, и они замерзли... Да, бывают такие случаи. К сожалению, есть абсолютно дикие случаи, связанные с патологией, но это — девиантное поведение. Это чрезвычайные случаи, чрезвычайные ситуации. Эти случаи — каждый из которых ужасен — не являются нормой, их счетное количество, а нам об этом начинают говорить как о повсеместном явлении.

Когда нам говорят про 4 миллиона детей, страдающих от жестокости в семье, то мы ведь должны как-то соотнести эту цифру с реальностью? Сообразить, что если у нас в России 143 миллиона вообще населения, а детей до 15 лет, о которых говорит г-н Головань, у нас 20 миллионов 928 тысяч (это ведь легко узнать, согласитесь, — есть Росстат), то, соответственно, «более 4 миллионов» — это каждый пятый, иначе — 20 %.

Итак, нам внушают, что 20 % детей якобы испытывают на себе жестокое обращение родителей. Если нас не удивляет такое количество насилия, и мы уже готовы почему-то поверить, что жестокость охватила 20 % родителей, то мы… мы должны всё же остановиться и свериться со статистикой МВД. Ведь она есть! Что бы нам ни говорили журналисты и «специалисты», но существуют цифры, которые содержатся в официальных сводках — это сводки МВД. И никакие специалисты не могут почерпнуть свои «знания» более ниоткуда. То есть всё это легко проверяемо.

В таблице отчетов МВД (а любая цифра, повторяю, которой оперирует журналист или правозащитник, по идее, должна вести именно туда, потому что других статистик нет), мы видим, что есть общее количество преступлений против несовершеннолетних. Например за 2012 год — это 84 558 случаев. Я хочу подчеркнуть, что сюда входят ВСЕ преступления против несовершеннолетних: и мобильники, отобранные на улице, и побои, нанесенные хулиганом из старшего класса, и неуплаченные отцом алименты — это всё преступления против несовершеннолетних, которые входят в эти самые 84 с половиной тысячи случаев. В процентах от общего числа несовершеннолетних, таким образом, подверглись этому многомерному насилию 0,4 %. Никак не 20 %, а 0,4 %. При этом с применением насилия — а нас интересует именно эта цифра — 45 965. То есть, когда речь о тяжелых преступлениях, о побоях и так далее, это 0,22 % от всех несовершеннолетних. Из них произведено членами семьи — 13,7 %, то есть это 0,03 % от общего количества несовершеннолетних. Я всё время подчеркиваю — это процент не от подвергнутых тому или иному насилию, а от общего количества несовершеннолетних. Потому что нам дурят голову — нам называют «вклад» родительского насилия в насилие над детьми вообще (назовем это так), но говорят об этом сознательно столь нечетко и в таком контексте, что нам кажется, будто это такой процент всех российских детей жестоко мучают в семьях. И, «конечно», именно родители!

Так вот главные цифры, которые нас интересуют. В таблице это всё видно. «Жестокость родителей по отношению к детям» — 4580 случаев в 2012 году. То есть 10 % от количества преступлений в отношении несовершеннолетних. Это много или мало? Разумеется, мы должны стремиться, чтобы ни один из детей не страдал. Но всё же давайте признаем, посчитав, что среди российских детей жертвами насильственных действий со стороны родителей стало 0,021 %. Вот истинная цифра, — не 20 % детей терпит насилие от родителей, что нам лукаво подсовывают лоббисты внедрения ювенальных технологий, а двадцать одна тысячная процента. Понимаете, это совершенно разные цифры! «Ошибка» — в 1000 раз!

Глядя на эти данные от МВД, давайте признаем, что, нагнетая истерику вокруг темы родительской жестокости, обществу просто нагло дурят голову. Признаем, что, повторяя друг за другом фантазийные цифры про 20–25 % — по принципу «кто больше даст», вдалбливая их, заставляют эмоции возобладать над разумом.

Но откуда же взялись эти 20 %? Они же, все-таки, откуда-то взялись? И мы знаем, откуда. Это было произнесено госпожой Мод де Бур-Букиккио, заместителем Генсекретаря Совета Европы, в марте 2012 года, когда она присутствовала в России на парламентских слушаниях «О концепции формирования национального плана действий в интересах детей РФ». Вот вам цитата: «Согласно приведенным исследованиям, каждый пятый ребенок в Европе становится жертвой сексуального насилия, причем в 70–80 % случаев это насилие совершается человеком, которого ребенок хорошо знал». Тут же было добавлено, что «по мнению правозащитников» в России эта цифра еще выше. Ну как же, разве может быть, что в России ситуация лучше, чем в Европе! Естественно, что если там 20 %, то у нас — 25 % навскидку, если у них каждый пятый, то у нас, наверное, каждый четвертый! Так был создан миф. Его стали тиражировать. Кто-то — бездумно нагнетая обстановку, а кто-то — добиваясь кардинальной смены политики по отношению к семье. Мы не будем обсуждать, таковы ли цифры родительского насилия (причем, заметим, сексуального насилия!) — в Европе, это ведь огромные цифры, если верить госпоже Мод, оставим это на ее совести.

Заметим только, что в этой цифре — «каждый пятый» — тоже присутствует подтасовка. Там смешаны данные о случаях насилия в обычных семьях и в семьях гомосексуальных, где насилие в три (!) раза выше. Эта «средняя температура по больнице» и есть те самые 20 %. То есть вместо того, чтобы показать опасность проживания детей в перверсивных семьях, чиновники Совета Европы замазывают этот факт, более того, продвигают ЛГБТ как норму.

Но вернемся к нашим американским учителям, к их притязаниям на «учительство» в деле борьбы с жестокостью в семье. К тем мерам, которые нам предлагают как якобы радикально исправляющие ситуацию. Если мы поинтересуемся и найдем в сети Доклады Конгрессу США Министерства юстиции и ряда специальных комиссий за несколько последних лет, то мы увидим весьма прискорбные цифры. Они касаются вовлечения несовершеннолетних в проституцию и нужды секс-индустрии. С 1998 г. по 2004 год, например — это мы читаем в одном из докладов Конгрессу — на «горячую линию» подразделения по борьбе с секс-эксплуатацией детей поступило более 300 000 заявлений. Зафиксировано, что их всё больше и больше год от года. Что 1 из 5 девочек и 1 из 10 мальчиков подвергаются насилию или растлению до достижения совершеннолетия.

В 2013 г. зафиксировано, что торговля людьми — это международная индустрия, приносящая прибыль в 32 миллиарда долларов ежегодно. То есть мы имеем дело с целой системой финансовых интересов, которые правят миром, что, в общем, для нас совершенно не новость. Да, они там правят, эти финансовые интересы. И в эти интересы вовлечены дети, и они подвергаются эксплуатации. Да, это так. Так что же делает Америка для того, чтобы исправиться?

Она фиксирует, что торговля людьми — это международная индустрия, приносящая прибыль. Она говорит, что ситуация ухудшается с каждым годом. Многие отчеты очень детально разбирают случаи борьбы с такой ситуацией и ту роль, которую играют в них органы опеки, опекунские семьи, так называемые фостерные семьи (весьма распространенные в Америке). Так вот, когда они начинают рассматривать эти случаи — ту, казалось бы, область, в которой опека должна действовать и приносить огромную пользу населению: детям и семьям, — вдруг обнаруживается, что как раз дети, находившиеся под опекой, в системе опеки, подвергаются в большей степени насилию и сексуальной эксплуатации, чем в среднем по Америке. То есть эта система ювенальной юстиции ни от чего не уберегает! Вот в чем дело.

Вот, например, есть такое свидетельство в текстах одного из докладов Конгрессу: «Одна из спасенных жертв сказала мне, что нахождение в патронатной системе стало идеальной базой тренировки для коммерческой сексуальной эксплуатации. Меня использовали и перевозили с места на место без предупреждения. Я никогда не знала, куда меня повезут, и могу ли я паковать свои вещи. После пребывания в фостерной системе я не думала, что хоть кто-то позаботится обо мне просто так, не за деньги. Так что то, что мой сутенер ожидал, что я начну зарабатывать деньги для «семьи», для меня было вполне понятно и приемлемо». Дальше (тоже цитата, из другого документа): «Дети, ставшие жертвами эксплуатации, часто до этого находились в системе соц.защиты… А именно или находились под защитой службы защиты детей, либо в фостерных семьях». Еще документ: «Исследования в Лос-Анджелесе показали, что существует прямая связь между коммерческой сексуальной эксплуатацией и местным агентством службы защиты детей… Из 72 девочек 56 контактировали с департаментом по защите семьи и детства. В этой группе 42 девочки были формально под опекой…».

То есть опять же мы видим, что они сами, те специалисты в США, кто занимается на федеральном уровне рассмотрением этой всей проблематики, признают, что ювенальная система, система фостерных, в том числе, семей, не приносит никакой пользы и никакого блага.

А у нас сейчас внедряют фостерную систему — надо дать себе в этом отчет. У нас сейчас провозглашена очень пафосно программа «Россия без сирот». У нас расформировывают детские дома и интернаты. Мы не спорим, есть плохие и даже очень плохие интернаты. Хотя есть и хорошие, и очень хорошие. Мы считаем, что надо делать так, чтобы все интернаты были хорошими. Если семья хочет взять ребенка из детского дома — усыновить или взять в опеку — то да, это должно быть рассмотрено как приоритетное для ребенка по сравнению с казенным учреждением. Но тут огромное значение имеет, что за семья, в которую попадает ребенок? Кто те опекуны, которые собираются заменить собой детский дом, интернат?

Вот, сейчас, когда сказано, что вся система детских домов будет расформирована «под гребенку» и всех детей отдадут, что мы видим? Мы видим, что везде уже выстроились очереди под эту фостерную систему. Что опека в регионах представляет собой уже биржу труда. Поскольку в регионах у большинства нет работы — в провинциальных маленьких городах, в поселках и так далее — то взять вот так вот детей, стать опекуншей на зарплате — это очень выгодное дело. И мы прекрасно понимаем, что это уже сейчас приводит к коммерциализации данной сферы. К коррупционным схемам, в которых участвуют сотрудники органов опеки, и это — абсолютно недопустимо. Мы понимаем, что не все сотрудники органов опеки участвуют в таких схемах. Мы прекрасно понимаем, что там есть самоотверженные профессионалы, которые давно и с душой занимаются данной проблемой. Но мы видим, как это у нас на глазах механизируется, превращается в чудовищную систему, из которой мы потом не выберемся.

И вот здесь я хотела бы еще кое-что рассказать о той американской реальности, которая существует за глянцевым мифом об успехах ЮЮ. Несколько лет назад в Пенсильвании разразился очень серьезный скандал. Оказалось, что в этом штате за взятки детей отправляют в тюрьму за мелкие нарушения. За насмешку, например, над директором школы. Или за то, что мальчик поцеловал девочку. То есть за какие-то совершенно абсурдные «как бы нарушения», которые вдруг почему-то объявлены судом преступлениями, детей отправляют в тюрьму. Детей даже не представляли адвокаты в этой ситуации, их просто осуждал судья. По этому делу он в результате был лишен статуса и сел в тюрьму, это был председательствующий судья округа Люцерн некий Марк Кьяварелла.

Суть скандала в том, что двое высокопоставленных судей в этом округе: Марк Кьяварелла и Майкл Конахан за 5 лет осудили не менее 5000 (!) детей и подростков и отправили их в детскую тюрьму или исправительный лагерь округа, с которыми у суда был КОНТРАКТ! Контракт — и пять тысяч осужденных детей! То есть ювенальные судьи обеспечивали наполняемость (от которой зависело финансирование) этих частных тюрьмы и лагеря для детей. За это судьи получали взятки. Более 2,6 миллионов долларов они получили. Эта поставка детей началась где-то в 2002 году и попала в поле зрения «федералов» в 2006-м, и они начали расследование.

Теперь понятно, ЧТО такое действующая в рыночном формате ювенальная система, якобы занятая «благополучием детей»? И чем оборачивается всевластие органов опеки?

Хочу зачитать еще один сюжет, он довольно неожиданный, и он совсем недавний. Касается не Америки, а Италии. Он очень совпадает с сегодняшними нашими впечатлениями от происходящего, от начавшего происходить сейчас в России. Речь идет о некоем буквально шокирующем интервью, которое было показано пятым каналом итальянского телевидения. У ведущей Федерики Паникуччи выступал судья Моркавалло. Судья по детским делам, ювенальный судья.

Ведущая программы Федерика Паникуччи: Судья Моркавалло, следовательно, я поняла правильно? Это Вы отдаете приказы изымать таким насильственным путем детей?

Судья Моркавалло: К сожалению да, к сожалению, многие судьи это делают, большинство, и прежде всего, судьи по делам несовершеннолетних — безосновательно, без законной на то основы. Ребенок не может быть подвергнут захвату. Тем более — в случаях конфликтной ситуации, сложившейся между родителями.

В: Объясните, пожалуйста, Вы приказываете изымать этих детей...

С: Большинство судей это приказывают, но в действительности не существует никакого законного основания, оправдывающего такое изъятие против воли самого ребенка.

В: Но Вы это делаете... Не понимаю. Какой-то парадокс. Не существует законных оснований, но Вы это делаете.

С: Это парадоксальность. Парадоксальность, заключающаяся в том, что в случае тяжелой ситуации, что социальной, что экономической, применяются авторитарные инструменты, похожие на тоталитарные.

В: Извиняюсь, мне хочется сказать — всё это в цивилизованной стране возможно?

С: Верно... Есть определенные причины, есть определенные причины...

В: Какие же эти причины, объясните нам, мы все хотим их знать.

С: Причины эти носят экономический характер, а также — социального контроля. Эти дети, которых насильственно изымают, попадают в рыночную сеть — рынок опекунства, рынок усыновлений.

В: Подождите, подождите минутку. Вы сейчас делаете абсолютно серьёзное и тяжелое заявление. Вы говорите, что существует рынок...

С: Рынок опекунства.

В: То есть, что это значит? Получается, что за спиной есть такой механизм, благодаря которому существует интерес, который стоит выше уважения интересов ребенка?

С: Существует громадный интерес экономического характера, интерес, затрагивающий каждый год полтора миллиарда, два миллиарда евро в Италии.

В: Что Вы имеете в виду, господин судья? Более точно — эти интересы, кого они затрагивают?

С: Я говорю о частных организациях и религиозных интернатах, которые управляют, так называемыми общинами, которые в действительности являются интернатами, в которые помещают насильственно изъятых детей и куда направляются государственные деньги — каждому интернату, за каждого ребенка, за каждый проведенный там день.

В: Следовательно — объясним: Вы говорите, что этих детей изымают с легкостью из семей, потому что они попадают в экономически очень выгодную сеть. Вы это имеете в виду?

С: Всё верно. И самое страшное, что всё это происходит с участием государственных структур, то есть служб опеки и судебных учреждений, которые тяжело «заражены» этими... такого рода интересами.

В: … И в тоже время именно судьи назначают психологов, социальных работников, скажем, всех тех, кто потом решает, делает экспертизы, пишет отчеты, которые потом направляются к вам, попадают в ваши руки, господин судья. Значит это Вы — последнее звено этой цепи, это Вы потом принимаете решение o необходимости изъятия ребенка из семьи или нет. Правильно?

С: Всё верно. Именно поэтому я говорю об опасном и распространяющемся «заражении» судебных учреждений, а также структур, гарантирующих функции судебных учреждений, Высший совет магистратуры, например, который, несмотря на то, что знает ситуацию, о который мы сейчас говорим, ни разу не активизировался в защиту граждан, а наоборот, в защиту различных судей, которые обвинялись в том, что оперировали в этой опасной системе. Очень опасной, глубоко влияющей на общество. И мы здесь не говорим об редких случаях — изъятые из семей несовершеннолетние в большинстве случаев — необоснованно изъятые, в Италии это 35 тысяч.

В: Простите?

С: 35 тысяч!

В: Изъятых из семей несовершеннолетних? Необоснованно изъятых?

С: В большинстве случаев необоснованно изъятых, смотрите, в 99 % случаев изъятия не мотивируются фактами, а [основаны] на оценках личности или несовершеннолетнего или родителей. «Синдром родительского отстранения» — это одно из оправданий, которые создают эти типологии фальшивых оценок, базирующихся только на подозрениях.

В: … Вот два ребенка, которых изъяли из семьи, в то время как существует огромная социальная сеть родственников, которая могла бы помочь. Это действительно насущная проблема: есть сестры, к тому же одна из сестер сама имеет пятилетнего малыша, то есть сама, в свою очередь, мать...

С: Это проблема двух порядков. Первый: как вы об этом уже упоминали, это то, что принимаются решения, никого не опрашивая, вслепую. Второй: решение доверить опекунство родной тете не принесет никому прибыль. Я не знаю, стала ли эта причина в данном конкретном случае решающей, но в большинстве случаев действия происходят именно таким образом».

Вот мы, «Родительское сопротивление», не зная, что в Италии то же самое, хотя догадываясь об этом, работая с конкретными случаями, с которыми к нам обращаются пострадавшие семьи, видим буквально то же самое. Детей отправляют не родственникам в подавляющем количестве случаев (нарушая при этом закон, потому что закон гласит, что первичное право на усыновление и на опекунство имеют родственники) детей отправляют в детские дома, с дальнейшей не очень понятной судьбой. Очень многих потом отправляют за границу, потому что повторю, за это даются большие деньги. Родственники не будут давать взятку органам опеки, в то время как заинтересованные в этом корыстные опекуны — будут.

Эту систему надо немедленно, на взлете, останавливать. Мы сейчас находимся еще не в закрепившейся патологии. Мы находимся при ее рождении и законодательном закреплении. Поэтому мы на нашей конференции должны рассмотреть — я думаю, что мы сегодня это сумеем сделать, ведь у нас впереди очень интересные доклады — мы должны рассмотреть те схемы, те ювенальные подходы, которые сейчас нам уже вменяют фактически как обязательные, которые сейчас продвигают.

Это подходы, по которым мы не сможем жить. А дело кончится тогда, я считаю, всенародным бунтом. Бунтом против навязываемых изменений в семейной сфере. Но это очень тяжелый путь, на который лучше не вступать. Лучше остановить это миром.