Толерант-обелительница
В газете «Суть времени» уже рассказывалось о шокирующих социальных проектах либеральной писательницы Людмилы Улицкой. В том числе, о запущенном в 2014 г. под патронажем Улицкой спецпроекте просвещения детей в вопросах толерантности «Другой, другие, о других». Проекте, в рамках которого нашим детям активно навязывается, через сеть библиотек, изучение различных форм сексуальных отношений — от гомосексуализма до инцеста.
Но креативная оригинальность российской либералки не ограничивается растлением несовершеннолетних. Еще одна сфера деятельности Улицкой — отмывание фашизма.
Убедиться в этом можно, ознакомившись с романом Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», напечатанном издательством «Эксмо» в 2007 г.
Начинается роман с воспоминаний Эвы Ковач, родившейся в белорусском лесу в поселении трехсот евреев, сбежавших из гетто. Эти «партизаны», предпочитающие не воевать с немцами, а выживать, — явно положительные персонажи в описании Улицкой.
Главный же герой Улицкой — Даниэль Штайн, за годы войны успевший послужить в гестапо, побыть «партизаном», послужить в НКВД... Везде давал клятву верности — и при этом все его клятвы, как он сам вспоминает, «не были истинными» (знакомый до боли портрет российского либерала-диссидента).
Переводчиком в гестапо еврей Штайн поступил, благополучно выдав себя за поляка (уже смешно). О своей переводческой службе в гестапо Штайн гордо сообщает: «Я был переводчиком, что ни говори, помогал людям договариваться между собой и ни в кого не стрелял».
Мило, не правда ли? И как тут не вспомнить героя романа «Мать-тьма» американского писателя Курта Воннегута (которого прогрессивная Улицкая явно не могла не читать). Будучи разведчиком, он поступил в пропагандистское ведомство Геббельса, где честно тайно боролся с гитлеризмом, — а после войны, не в силах вынести своей невольной замаранности в делах фашистов, столь же честно покончил с собой. Однако у героя Улицкой нервы покрепче... он гордится, что «договаривался, не стреляя». И автором это подается как даже большая доблесть, чем скрываться в белорусских лесах, не партизаня...
При этом Даниэля Штайна отличает удивительная неразборчивость в средствах — так, он не брезгует носить одежду расстрелянных евреев. Вспоминает он об этом в следующих выражениях: «Я снял с себя последнее «еврейское наследство» — одежду расстрелянных евреев с полицейского склада. Теперь я надел черный полицейский мундир... ... Я был жив, и это было чудом». «Был жив» — единственная и основная эмоция этого «договорщика-нестреляльщика», он же выживальщик.
Тут сложно не вспомнить еще одно художественное произведение — знаменитый фильм Романа Полански «Пианист» (2002 г.), в котором показан ровно такой же еврей-выживальщик. Пианист выживает, когда другие сражаются в Варшавском гетто... Выживает, слащаво сойдясь в любви к музыке с фашистским офицером... Однако Полански как талантливый режиссер всё же придал своему герою под конец фильма явные признаки и облик Иуды. Полански — но не Улицкая. Нашу даму такой образ выживальщика абсолютно устраивает.
Однако если бы на воспевании выживальщика Улицкая остановилась — было бы еще полбеды... Но нет.
В романе многие события, о которых вспоминают герои, происходят в Белоруссии. При этом о народе Белоруссии, потерявшем каждого четвертого жителя, не сказано ни одного доброго словечка. А про мощнейшее партизанское движение белорусов Улицкая выдавила из себя всего лишь строчку: «Партизанское движение становилось всё более заметным, оно очень беспокоило немцев». Это — всё. Сказать хоть что-то позитивное о белорусских партизанах либеральный язык не повернулся.
Зато в романе многократно живописуются забитость и трусливость белорусов, их массовое доносительство на соседей, их беспринципная жадность. Например: «Полицейские были местные белорусские. А с белорусами отношения были понятно какие — им платили. Им за всё платили». Или: «Юденат постоянно платил деньги белорусской полиции, там был какой- то подлец, не помню его фамилии... просто тянул деньги»; «полицейские были в основном белорусы». И т. д., и т. п.
Много места в романе Улицкой уделено образу начальника окружной полиции Ивана Семеновича. О Семеновиче говорится: «Он славился пьянством и жестокостью». При этом одна из главных положительных героинь романа Улицкой Беата Семенович, у которой Семенович расстрелял родственников, является его женой и безбедно проживает на его кровавые деньги.
Более того, немецкие зарплаты и средства замученных полицаями белорусов приносят главным героям после войны сладкие дивиденды. Идет 1987 год. Палач Иван Семенович умирает в Англии. А его жена пишет своей сестре Марысе Валевич (чудом выжившей под грудой расстрелянных): «После Ивана осталось мне хорошее наследство: его жадность, от которой я так страдала всю жизнь, обернулось очень приличной суммой, нам с тобой хватит, чтобы безбедно, ни в чем себе не отказывая, прожить остаток жизни». Таким образом, читателю предлагается вслед за образом военного выживальщика примерить на себя еще один «позитивный» образ — наживальщика на крови жертв... (До чего же либеральная писательница презирает русский народ, если верит, что читатели проглотят и это?)
Не упускает в своем романе Улицкая, конечно же, и возможности спеть любимую песню всех либералов — о «несчастных прибалтах, оккупированных ужасным Советским Союзом». Процитируем: «Мы были счастливы, что из оккупированного русскими [здесь и далее выделено мною — Н.Г.] Львова, попали в литовский город Вильно». На уровне лексики всё выстроено отчетливо: «В июне 1940 года Литву оккупировала Красная Армия. В июне 1941 года Вильно было занято войсками вермахта». Согласитесь, напрашивается вывод: «Вильно от оккупантов освободили войска вермахта»...
При этом дальше в романе без возмущения, совершенно между прочим, сообщается о карательных отрядах литовцев, уничтожавших евреев... (Картина размывается, добро и зло перепутываются — на что, собственно, и расчет.)
Наконец, поговорив душевно о выживальщиках и наживальщиках и прокляв «советских оккупантов», Улицкая переходит к основному, ради чего роман, по сути, и писался, — к обелению нацистов. Главный герой романа Улицкой Штайн вспоминает, как после расстрела полутора тысяч евреев к ним приехал новый гестаповский начальник — он же глава зондеркоманды Рейнгольд. Новый начальник впечатляет: «Как не поразительно, но самым достойным человеком среди всех был майор Рейнгольд. Член нацистской партии, по природе он был добропорядочный человек и добросовестный исполнитель. Проработав под его началом несколько месяцев, я заметил, что он избегает участия в акциях по уничтожению еврейского населения, а когда присутствует, пытается соблюсти видимость законных действий и обойтись без лишних жестокостей». Вот такой вот славный нацист! Честный, исполнительный и при этом с тонким душевным аппаратом — как и полагается истинному арийцу!
Что же еще угнетает нашего героя Штайна при таком чудесном начальнике? Увы, угнетает Штайна... необходимость работать с белорусами: «Причина была в том, пожалуй, что прежде я никогда не сталкивался так близко с человеческой подлостью, неблагодарностью, гнусностью. Я искал объяснения этому и находил только одно: местное белорусское население было страшно бедное, необразованное и забитое». Всё это Улицкая пишет на глубоком серьезе... Читай: бедное, не допущенное большевиками к благам цивилизации население... Как же оно контрастирует с благородным гестаповцем!
Вот герой романа Штайн присутствует при уничтожении еврейской деревни: «Так случилось, что именно эта деревня была первой, куда меня отправили как переводчика. Майор Рейнгольд, чтобы избежать излишней жестокости и, как он выражался, «свинства», обязал команду непременно собирать всех евреев и зачитывать приказ, объявлявший их врагами Рейха, и — в качестве таковых — расстреливать».
Таким образом, гитлеровская картинка, наконец, сошлась под пером либералки: «доблестный ариец» — и «звери» (они же «свиньи») славяне...
Здесь вспоминается еще один культурный прецедент — нашумевший немецкий фильм «Наши матери, наши отцы» Ф. Кадельбаха (2013 г.), откровенно оправдывающий «простых хороших немцев», пытающихся спасать поляков от «зверей» из польской освободительной Армии Крайовы. МИД Польши после появления данного кинопоклепа направил официальный протест Германии (что, впрочем, способствовало разве что лишь большему успеху фильма в прокате...) Так вот, Улицкая и немецкий режиссер явно работают на одно и то же дело обеления фашизма.
Наиболее трагическое место романа Улицкой — вынужденное предательство переводчиком Штайном своего любимого начальника. Рейнгольд сообщил по телефону, что готовится уничтожение еврейского гетто: «Так точно, Йод-Акция состоится 13 августа!» Штайн услышал этот разговор, и он в смятении — ведь «С Рейнгольдом у меня были очень теплые отношения». Всё же герой романа решается сообщить обитателям гетто о его готовящемся уничтожении. Но испытывает ужасные муки, предавая такого «хорошего человека». Что логично, в конце романа Штайн братается с сыном этого отличного гестаповца Рейнгольда.
При этом, конечно, как вы сами понимаете, в романе Улицкой нет ни одного слова о нашей Победе, ни намека благодарности стране, спасшей мир от нацизма.
Итак — налицо устойчивое желание обелить фашизм. Наши белоленточные либералы и в этом «проекте» подпевают своим западным хозяевам. А Улицкая — так прям бежит впереди паровоза...
Кстати, хотя проект детского секспросвета Улицкой был запущен лишь в 2014 г., тема гомосексуального растления несовершеннолетних рекламировалась уже в романе «Даниэль Штайн, переводчик». Одна из главных положительных героинь романа Эва настолько толерантна в половых вопросах, что не может прервать связь своего мужа с пятнадцатилетним сыном от другого брака. Более того, она не брезглива, поэтому утешается в постели с Гришей (отчимом и растлителем ее несовершеннолетнего сына).
Всё встает на свои места, круг замыкается. В рамках либерально-белоленточного «проекта» нас, с одной стороны, пытаются превратить в «русиш швайн», заставив забыть элементарные нормы, отделяющие человека от зверя (то есть сделать то, что не удалось сделать фашистам). С другой — пытаются заставить забыть свое героическое прошлое, Великую Отечественную войну, назвав наших героев «оккупантами», а фашистских оккупантов — «героями».
Кому-то может показаться, что российское общество отвергнет пакости Улицкой даже в случае, если мы не будем организовывать сопротивление этим пакостям. А была ли возможна Победа в Великой Отечественной войне, если бы ее не организовывали, не ковали бы ее в тылу и на фронте? А ведь та война, которая ведется сейчас против России, ничуть не менее беспощадна, чем Великая Отечественная, но еще более коварна. Великую Отечественную мы выиграли, а эту пока что нет. Пока что.
