Второе пришествие «исшедших» — 2
Недавний громкий прецедент — установление в Новороссийске памятника «Исход», прославляющего белоэмигрантов и, в том числе, фашиста А. Туркула — привел нас к необходимости рассмотрения всей системы околотуркуловской белогвардейской мифологии. В прошлый раз мы обсудили смехотворность мифа № 1 данной системы, утверждающего, что «Белые ангелы» боролись против «красных демонов» за Святую Русь». Продолжим же разбор.
В своей написанной в 1937 году и назойливо пропагандируемой сегодня книге «Дроздовцы в огне» Туркул постоянно пытается провести мысль, что русский народ, якобы насильно мобилизованный в Красную Армию, якобы массово дезертировал к белым: «В голове шел 1-й солдатский батальон, наш белый батальон, только что сформированный из захваченных красных. Среди них не было старых солдат, но одни заводские парни, чернорабочие, бывшие красногвардейцы. Любопытно, что все они радовались плену и уверяли, что советчина со всей комиссарской сволочью им осточертела, что они поняли, где правда. Вчерашние красногвардейцы первые атаковали Тихорецкую... Солдаты батальона сами расстреляли захваченных ими комиссаров».
Столь ярко расцвеченная «развесистая клюква» полностью противоречит воспоминаниям соратников Туркула. Вот что вспоминал, например, дроздовец-артиллерист В. Г. Бусыгин: «В это время приезжает на автомобиле генерал Туркул. Переговорив с командиром полка, генерал Туркул приказывает 3-му батальону полковника Потапова идти в контратаку. Командир полка старается убедить генерала Туркула направить в контратаку весь полк. Начальник дивизии повторяет свой приказ, 3-й батальон идет в контратаку. Пройдя половину дистанции до противника, батальон бросает винтовки и бежит к красным. Это пленные красноармейцы, поставленные в строй. Из толпы дезертиров вырываются офицеры и добровольцы с пулеметами. Раненого командира батальона полковника Потапова выносят с поля боя. Генерал Туркул отдает новый приказ идти в контратаку 2-му батальону, полковник Рязанцев, чуть не плача, говорит, что нельзя этого делать, но приказ есть приказ. Батальон с криком «Ура!» идет в контрнаступление и, не дойдя немного до красных цепей, разворачивается и идет в атаку на нас впереди красных. Выскакивают офицеры, добровольцы спасают пулеметы».
Очевидный исторический факт состоит в том, что русский народ поддержал красных. Без этой поддержки никогда красным не удалось бы ни победить в Гражданской войне, ни прогнать с территории России представителей стран Антанты и германского блока, призванных белыми.
Туркул в своей книге с легкостью необычайной дерзко сметает красные отряды и залихватски захватывает неимоверные количества пленных при минимальных потерях. Читая эти «охотничьи рассказы», невольно удивляешься — и как же это они проиграли?
Судите сами:
«С музыкой ударили волны атаки, мгновенно опрокинули, смели красную колонну. Колонна была взята с артиллерией и обозом. Мы захватили до трех тысяч пленных одним ударом».
Или:
«Синельниково взяли, захватили до двух тысяч пленных»;
«Кабаров взял много сотен пленных, пушки, пулеметы»;
«Дроздовский полк в последней атаке под Перекопом опрокинул красных, взял до полутора тысяч пленных».
Постепенно фантасмагоричность нарастает:
«Мы захватили семьсот пленных, батарею. У нас ни одного раненого».
И, наконец:
«На отдыхе ко мне прискакал ординарец с донесением от Харжевского: два бронепоезда красных, отрезанные нами, взяты атакой 2-го стрелкового полка. Два бронепоезда, до четырех тысяч пленных, броневики, десятки пулеметов, десять пушек — теплая сентябрьская ночь обернулась для 23-й советской дивизии полным разгромом. А у нас — странно сказать — всего один убитый и двадцать семь раненых».
Это, действительно, настолько странно, что приходится остановиться... И, просыпаясь от сладкого белоэмигрантского сна, признать: всё было наоборот — белые позорно проиграли. Проиграли, притом что их части состояли в большой степени из офицеров, прошедших Первую мировую войну. Проиграли морально, проиграли идейно.
Однако, вынужденно признавая белый позор, Туркул сразу же объясняет его «большей численностью» красных: «Нас точно затопляла серая мгла. Ломило советское Число».
Оставим даже в стороне тот факт, что миф о серьезном перевесе красных — ложь. Но где логика даже внутри этой лжи? Как сочетаются между собой утверждения о дезертирстве толпами в лагерь белых — и это самое «советское число»?
Но главное тут — расистская составляющая этого мифа. Туркул с наслаждением рисует сцены того, как застигнутые пулеметным огнем пьяные красные сбиваются в кучки и «умирают, как звери»... Есть и такие цитаты:
«В деревне захватили до тысячи пленных. Это были человеческие стада, ошалевшие со сна и ничего не понимающие»;
«Они всегда наваливались на нас числом, всегда подавляли нас массой, человеческой икрой»;
«На стороне красных перевес потрясающий; ползут, можно сказать, какой-то кишащей икрой. Комиссары вовсе не жалели своего пушечного мяса».
«Стада», «серая масса», «человеческая икра», «мясо»... Красные рисуются как «недочеловеки» или, как любили повторять белые и либералы с легкой руки М. Булгакова, «шариковы». Миф о «заваливании мясом» во время Гражданской войны — безусловно, белогвардейский прототип развиваемого сегодня отвратительного профашистского мифа о «заваливании мясом» во время Великой Отечественной войны. И не случайно, ох, не из одной любви к родине, часть белых «элитариев» влилась накануне Великой Отечественной войны в ряды фашистов.
Туркул постоянно подчеркивает религиозность «белых воинов православной Руси».
Что до общей религиозности белых, приведем цитату из книги «На рубеже двух эпох» митрополита Вениамина Федченкова, бывшего во время Гражданской войны епископом Вооруженных сил Юга России (в настоящее время в РПЦ решается вопрос и его канонизации в чине преподобного): «Конечно, белые были или считались религиозными. В действительности в общем так и было. Но у многих эта вера была прохладная, как проявление традиции, старого быта ушедшего строя и, конечно, как противоположение безбожным большевикам. Это была, так сказать, одна из официально-государственных форм «белого движения». А попадались и открытые атеисты, после расскажу. Однако не в них дело, а в целях движения вообще: оно не ставило себе задачей защиту веры». Так кому мы будем верить, — свидетельству фашиста Туркула или свидетельству митрополита?
При этом надо сказать, что несмотря на утверждения Туркула о «религиозности» его соратников, рисуемый им образ белых — мягко говоря, антиправославный и антирелигиозный. Так, своего подчиненного капитана Иванова, завзятого бабника, он именует «русским праведником». Не стесняется Туркул и темы еще более страшного греха, — самоубийства, и впрямь сильно распространенного в рядах дроздовцев.
Так, как рассказывал М. А. Нестерович-Берг с своей книге «В борьбе с большевиками», при эвакуации из Новороссийска, когда «отряды большевиков уже были близко, многие офицеры стрелялись тут же в порту».
Стрелялись командир бронепоезда капитан Рипке, генерал Третьяков, женщины-добровольцы... Застрелились в эмиграции полковник Петерс и поручик Ковалевский...
Покончил с собой в эмиграции и главный соратник Туркула, прославившийся сходной с ним жестокостью «безрукий черт» генерал Владимир Манштейн — застрелив перед отходом в мир иной и свою супругу.
В книге С. Волкова «Трагедия русского офицерства» приводится и совсем ужасный случай самоубийства офицера дроздовской дивизии: «Момент пленения нас большевиками не поддается описанию; некоторые тут же предпочитали покончить счеты с жизнью. Мне запомнился капитан Дроздовского полка, стоявший недалеко от меня с женой и двумя детьми трех и пяти лет. Перекрестив и поцеловав их, он каждому из них стреляет в ухо, крестит жену, в слезах прощается с ней; и вот, застреленная, падает она, а последняя пуля в себя...».
Не правда ли, тема убийства жен и детей (судя по всему, истинно «православная») ничто так не напоминает, как конец фашистов?
Наконец, еще один популярный миф:
Вот тут уж натурально «с больной головы на здоровую». У дроздовцев отношение к Германии, прямому врагу России того времени, с которым она де-факто находилась в состоянии войны, было дружественно-нейтральным. В книге Туркула читаем: «На походе мы встречали эшелоны германцев и австрийцев, тянувшиеся к югу. Под Каховкой германцы предложили нам свою помощь. Отличный германский взвод с пулеметом на носилках уже подошел к нам по глубокому песку. Германских пулеметчиков мы поблагодарили, но сказали, что огня открывать не надо. В те мгновения боя, когда мы несли тяжелые потери, к Дроздовскому прискакали немецкие кавалеристы. Это были офицеры германского уланского полка, на рассвете подошедшего к Ростову. Германцы предложили свою помощь. Дроздовский поблагодарил их, но помощь принять отказался».
С английскими же интервентами, которые, как стервятники, со всех сторон накинулись на своего бывшего союзника, дроздовцы сотрудничали открыто. Туркул рассказывал: «Английские танки с английскими командами пошли на выручку и застряли в красных цепях. Я приказал полку развернуться для атаки. Под звуки старого егерского марша удалые роты 1-го полка, четко печатая шаг, с оркестром двинулись в огонь. Англичане рукоплескали. Наша атака выручила 3-й полк и освободила все английские танки, застрявшие на пашне. С того дня мы с англичанами стали, можно сказать, неразливанными друзьями. Тогда мы все одинаково хорошо знали, что деремся за правду, честь и свободу человека против красного раба, не правда ли, лейтенант Портэр, не правда ли, майор Кокс?»
Об интересах «английских друзей» в той интервенции лучше всех сказал будущий премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в своей книге «Мировой кризис»: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены, и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи».
Наконец, чтобы окончательно закрыть вопрос о «белом патриоте» Туркуле, необходимо исследовать более подробно тему его сотрудничества с врагами России — как в начальный период эмиграции с иностранными разведками, так и позже, в рядах фашистского движения.
К чему и перейдем.
Продолжение следует.
