Бессмысленная инклюзия

С понятием «инклюзия» я познакомилась, читая статью газеты «Суть времени», в которой автор статьи А. Мозжевитинов на Всероссийской научно-практической конференции в Кирове проводит разбор доклада Светланы Алехиной. В статье Мозжевитинов выделяет 7 смысловых линий, на которые опирается сама докладчица, но я остановлюсь на первых трех.

Первая линия — изменение в образовании в виде перехода к инклюзии — это частность, одно из проявлений будущих изменений, которые должны затронуть все общество, все сферы жизни человека.

Я живу в Европе, и такая формулировка, как «инклюзивное общество», мало кому знакома, но это не значит, что ее не существует вовсе. Мне кажется, что она, эта инклюзия, находится повсюду и поэтому никто о ней не задумывается. Как верно отметил автор статьи, начинается все с частных случаев, затем всё нормализуется, а потом даже и узаконивается. Далеко не надо ходить за примером: гомосексуалисты, лесбиянки и т.п. Вначале это были частные случаи, потом они стали обыденностью, а теперь и вовсе стали законными однополые браки в Европе. И подобные примеры везде и всюду… Вот уже и фашисты начинают входить в «нормальную» жизнь, не хватает только их еще узаконить. Не исключением является и толерантность, она, в принципе, и есть ключ к инклюзии — ключ к аморфному обществу.

Вторая линия — разделение людей по медицинским показателям — не обоснована. Такое разделение нарушает права человека.

Как я уже говорила, проект инклюзии не новый и это не Светлана Алехина его изобрела. Все давно скопировано с Европы, как будто она для России какой-то эталон счастья и благополучия. «Идея инклюзии не делит детей на группы, она дает право разным детям быть в одном классе», — говорит Алехина. Я могу понять родителей, которые хотят, чтоб их ребенок-инвалид учился вместе со всеми. Именно на этом, думаю, ставят лоббисты «инклюзивного общества» свой акцент. Дать ребенку почувствовать себя «как все». Но как он почувствует себя «как все», если он не такой? Простой пример из жизни европейского общества.

Простой пример из жизни европейского общества.

В Германии по проекту «Инклюзивное образование», пропагандируемого Светланой Алехиной, привели слепого мальчика учиться в обыкновенную школу. Что вы думаете? Он смог учиться «как все»? Конечно, нет. Представьте класс, в котором на перемене дети резвятся, бегают в кабинетах школы между партами или на улице, а тот слепой мальчик сидит в сторонке. Взять, к примеру, перемещение плохо видящего ребенка из одного класса в другой или по лестничной площадке. Или сам этап урока, построенный для видящих детей. Разве может слепой ребенок в таких условиях не отличаться от других? Где же здесь «инклюзивное общество»? Учитель и так говорит, что у него много учеников и он не успевает за каждым присмотреть, а тут за инвалидом нужен глаз да глаз. В итоге этого плохо видящего мальчика родители снова перевели в специализированную школу для слепых. Таким образом, мы видим, что инклюзия не интегрирует инвалидов в общество, а наоборот, разъединяет общество.

Мне кажется, что у нас, в России, должны быть исследовательские специализированные центры, где изучались бы методики по коррекции различных типов инвалидности, где инвалидов бы «ставили на ноги» и над этим бы работали самые лучшие специалисты.

У меня сердце разрывается, когда я вижу родителей из России, которые едут в Европу с детьми-инвалидами в надежде, что им смогут помочь на Западе или где-то еще. А ведь было совсем иначе во времена Советского Союза.

В создании реабилитационных центров у бывшего СССР имеется большой опыт.

Например, известны интернаты для слепых, где учились писать, читать. В каждом интернате училось около 100 человек. В 1951 году таких интернатов было построено 10.

Приведу один пример, где инвалид успешно живет в обществе среди людей и никто его «выключенным» или не интегрированным не считает.

У меня есть глухонемая сестра, она обучалась в специальном интернате среди таких же, как она. Теперь она имеет прекрасное образование, чудесную семью, воспитывает детей. И если бы таких интернатов не существовало, в жизни моей сестры всего этого могло бы и не быть.

Еще раз повторю, всего того, что было в СССР и что сохранилось сейчас, не достаточно. Мало реабилитационных центров, которые бы могли дать специфический уход и лечение, поднять инвалида на ноги и внедрить его в работу, в труд на благо обществу и на благо себе, конечно. Но они, эти институты, были! Надо просто их начать развивать, а не закрывать.

Третья линия, которую провел в своей статье Мозжевитинов, это то, что нужно менять коренные устои образования, культуры и всего общества. И подвижники инклюзии внесли здесь свой вклад.

Во-первых, поменяли слово «инвалид» на «человек с ограниченными способностями». А чем слово «инвалид» не нравится? Кто-то говорит что слово «инвалид» означает «непригодный»: «Медицинская модель определяет инвалидность как отклонение от нормы вследствие стойкого нарушения здоровья, вызванного болезнью, травмой или анатомическим дефектом, которое приводит к длительной (не менее года) полной или частичной потере трудоспособности. Подобный подход нашел отражение в употреблении слова «инвалид» (в переводе с латинского — «непригодный»)» (https://www.hse.ru/pubs/share/direct/document/59246475). Заглянула в латинский словарь, там даже близкого значения к этому нет. Если бы это было действительно так, я бы, конечно, тоже от такого слова отказалась. Но это не так. Слово «инвалид» на латинском означает ослабленный. Американцы стали употреблять вместо слова инвалид — лицо с ограниченной способностью. Ну и мы стали делать как они, — «у них же лучше», значит надо делать как там, на Западе, где никто вашему ребенку персональный контроль не будет обеспечивать в обыкновенных школах. Но западники, как известно, к здоровому образу жизни большой любви не питают, что уж говорить об инвалидах?

И потом, нам сегодня внушают, что наше общество дискриминирует инвалидов, что оно больное и его пора лечить. А чем лечить? Американскими и европейскими пилюлями? Но от них у нас «несварение желудка», нам их «пилюли» не подходят.

Инклюзивное общество или, как его еще называют, «включенное» пытается поменять нашу культуру и даже не скрывает этого. Прикрываются якобы благими намерениями, а на самом деле хотят нас превратить в «овощи», в управляемое стадо, не умеющее видеть разницы между людьми, а значит, и не различать плохое от хорошего.

Если говорить об инклюзивном обществе, цель которого не только внедрить инвалидов в обыкновенные школы, но и совсем закрыть специализированные учебные заведения, то допустить этого никак нельзя. Именно специализированные школы могут дать ребенку-инвалиду ту полноценную помощь, которую он ни в каком другом месте не сможет получить. В 2014 году уже 150 коррекционных школ было закрыто! На это даже Владимир Владимирович Путин обратил внимание: «Если это происходит, то должно быть сопоставлено с возможностями инклюзивного образования. А этого, к сожалению, нет, и на это я прошу Министерство образования и наших коллег, руководителей регионов, обратить самое пристальное внимание», — выразил озабоченность президент. (http://rusplt.ru/society/korrektsionnyie-shkolyi-perestanut-zakryivat-17585.html). На речь Владимира Владимировича министр образования Ливанов ответил, что коррекционные школы закрывать не будут… А школы, которые уже закрыты, их ведь снова не откроют!? Это сколько детей сегодня не могут посещать школу? (А я удивлялась еще, почему родители «с особенными» детишками бегут за Запад). Тут назревает вопрос: чем занимается Академия педагогических наук РФ сегодня?

А ответ, видимо, очень прост. Развивает западную идеологию: внедрение в общество равенства полов, толерантность к однополым бракам, развитие педофилии с внедрением сексуального образования в школах и даже в детских садах и того, о чем мы пока и не догадываемся.

Поэтому мы должны беречь нашу многовековую культуру, наши традиционные ценности.