Суворов, Панфилов и мы

В этих статьях анализируются суворовские принципы организации армии и ведения военных действий, сделавшие русскую армию победоносной. Но читались они как-то немного отстраненно, как далекая история, как что-то абстрактное и трудно применимое в современных реалиях. Буквально несколько дней назад товарищ выложил в чате ссылку на несколько книг, в том числе «Волоколамское шоссе» Александра Бека (которую в юности я как-то пропустил), с призывом обязательно их прочитать. «Волоколамское шоссе» я проглотил за две ночи и понял — вот он мост между прошлым и настоящим, то, чего мне не хватало для ясности. Тщательно прописанный стиль ведения войны, который, с одной стороны, корнями упирается в суворовскую традицию, а с другой — сам служит фундаментом для понимания и систематизации наших действий в новой реальности так называемой «мягкой», «гибридной» войны XXI века.

Вершиной в военной истории России, конечно, стала Победа СССР в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. — в мировой войне середины XX века. Эта война отличалась от войн суворовских времен прежде всего своей предельностью (глобальное противостояние света и тьмы) и тотальностью.

Наша реальность — «мягкая», «гибридная» война XXI века — это уже тотальность 2.0, с таким охватом абсолютно всех сторон жизни человека, о котором гитлеровские конструкторы нового мирового порядка могли только мечтать. И с предельностью 2.0, когда поражение в войне может оказаться окончательным поражением человечества. В значительной степени, это война без линии фронта, без «тыла» и одновременно — с множеством «линий фронта», проходящих в сознании и подсознании людей, война «за умы» людей.

При чтении повести «Волоколамское шоссе» меня не оставлял вопрос — как так получается, что участвуя в ТАКОЙ современной войне, требующей от нас уже большего, чем тогда требовалось от бойцов и командиров Красной Армии (прежде всего — желания и умения справляться с большей сложностью), мы не используем даже того багажа знаний и традиций, который достался нам по наследству от героических предков.

Попробую, опершись на Суворова, через идеи и опыт генерала Панфилова (описанные в повести «Волоколамское шоссе» Александра Бека), протянуть ниточку к нашей современности, в какой-то степени напоминающей (конечно, в иных формах) критическую ситуацию осени 1941 года, когда враг казался неостановим. В нашей военно-исторической традиции и опыте меня сейчас интересует прежде всего то, что, будучи перенесено в нашу реальность, поможет побеждать и в новых тотальных «мягких» войнах.

2. В одной из предшествующих статей цикла «Русский героизм» о русском полководце графе Петре Румянцеве были приведены слова историка А. Керсновского: «Никогда еще русское военное искусство не стояло так высоко, как в конце восемнадцатого века. План его величественного здания был начертан Петром, фундамент заложен Румянцевым, самое здание вознесено до небес великим Суворовым». Там же перечисляются заслуги Румянцева: создание активно-наступательной русской тактики, избавление от прусского формализма и дрессировки, внесение в основу воспитания войск нравственного момента. И, в целом, создание условий для развития такого военного гения, как Суворов.

Выделим описанные в статьях слагаемые суворовской системы:

Регулярное, качественное обучение солдата воинскому делу (тренировки приемов быстрого заряжания ружей, ускоренных маршей, штыкового боя).

«Смелая нападательская тактика». Как можно более скорое нападение, запрет на употребление слова «оборона», которое «доказывает слабость и наводит робость».

Выделение фактора времени, как принципиального условия победы. Такая организация ведения ружейного огня, которая не замедляла атаку пехоты и кавалерии. Стремительные, непостижимые для врага марши.

Не ожидание приказа «сверху», а инициативные согласованные действия офицеров, основанные на умении видеть общую картину боя и мгновенно определять слабые и сильные места обороны противника.

Новшество суворовской тактики — атака не каре, а колонами, что лучше подходило для скорого и мощного штыкового удара пехоты. Способность быстро перестраиваться в каре или линию в ходе боя, что требовало соответствующей блестящей выучки солдат.

Новшество суворовской стратегии — «предпобеждение». Разгром врага прежде, чем он сможет пустить в ход оружие. Принцип, позволяющий сломить дух противника и не дать ему вообще вступить в сражение. Тем самым избежать затяжной кровавой битвы с неопределенным исходом.

Ошеломительные победы русской армии «не числом, а умением» противоречили традиционному европейскому взгляду на Россию, как на отсталую, азиатскую, варварскую страну. Как пишет Юрий Бардахчиев: «Западному сознанию трудно было признать, что дело заключалось в лучшей организации и боевой выучке русского войска, в высокой нравственности и превосходстве его духа».

3. Пересказывать повесть Александра Бека «Волоколамское шоссе», написанную в 1942–1944 годах, дело неблагодарное, лучше ее прочитать. Скажу лишь, что повествование в ней ведется как рассказ старшего лейтенанта, Героя Советского Союза Бауржана Момыш-Улы, командира батальона Панфиловской стрелковой дивизии, сражавшейся с фашистами под Москвой на Волоколамском направлении осенью-зимой 1941 года.

Генерал Панфилов погиб 18 ноября 1941 года у деревни Гусенево Волоколамского района Московской области. Его дивизии, ставшей гвардейской, было присвоено его имя.

Среди новшеств, которые генерал-майор Иван Васильевич Панфилов применял в подготовке и боях, чаще всего указывают следующие:

тренировки по преодолению танкобоязни — для этого на позиции новобранцев двигались трактора;

рейды в тыл врага, «чтобы у солдат было ощущение, что враг тоже живой человек и его можно победить»;

петля Панфилова: когда силы боевых подразделений рассредоточивались в нескольких важных точках, а не бросались на противника целиком;

система глубоко эшелонированной артиллерийской противотанковой обороны;

подвижные отряды заграждений, истребителей танков.

Но повесть раскрывает намного больше, чем перечислено в этих пунктах. Подробный ее разбор не укладывается в формат данного текста, упомяну здесь то, что показалось мне наиболее значимым для нас, чуть ли не буквальным руководством к действию.

4. Итак, какие суворовские принципы получили дальнейшее развитие у Панфилова и чему, на мой взгляд, стоит уделить особое внимание в первую очередь?

И Суворов, и Панфилов добивались от офицеров умения видеть общую картину боя. Не ограничиваться только своим участком, а гибко, творчески взаимодействовать, поступать нешаблонно и стремительно. Суворовские «Смелая нападательская тактика» и «предпобеждение», значение фактора времени — все это было принято и развито Панфиловым.

Особое, вполне объяснимое внимание, которое Панфилов уделял точности. Возросшая сложность всех элементов войны как системы — технологической, организационной, идеологической, психологической — требует особого отношения к этой сложности. И на первом плане тут точность и тщательность во всем: и в обращении с оружием, и в обращении со временем. И, конечно же — в обращении с человеком.

В ситуации численного и ресурсного превосходства врага только такой подход может привести к победе.

Написал эти слова и задумался. За годы, прошедшие с момента возникновения нашего движения, изменилось многое. Но мне до сих пор кажется, что главным барьером, который нам трудно преодолеть, является страх. Страх перед возможным обнаружением собственной несостоятельности, порождаемый невозможностью реально поверить в то, что именно ты можешь на что-то повлиять. Что именно от тебя лично зависит — будет переломлена ситуация или нет. В конечном итоге — страх перед сложностью, с которой опасаешься не совладать, поскольку не вооружен, не обучен и так далее. А сил вооружаться и обучаться нет (что усугубляется неверием) — и получается замкнутый круг.

Поэтому часто наблюдается сочетание самоотверженности в делах, которые понятны и организованы кем-то, с неготовностью к инициативе и сложным многоэтапным действиям, неготовность к сложным взаимодействиям даже со своими товарищами (а сложные задачи требуют организации сложных взаимодействий). Что уж тут говорить о взаимодействии с людьми вне движения, которые должны стать для нас помощниками и опорной средой. Здесь тоже страх, что они могут оказаться образованнее и способнее тебя.

И тут я хочу коснуться вопроса о месте РВС в нашем движении.

По моим представлениям, РВС является инструментом движения для выполнения политических и идеологических задач в ситуациях, когда применим именно такой инструмент. А значит, деятельность РВС не является обособленной «социальной» деятельностью. Вторичной, как это, к сожалению, до сих пор видится многим товарищам.

Но важно еще одно обстоятельство. Именно РВС оказалось сейчас на переднем крае, жестко вклинилось в непростую реальность «внешнего мира». Условия, в которых оказался актив РВС, — это «обкатка боем», те самые панфиловские рейды в тыл врага, «чтобы у солдат было ощущение, что враг тоже живой человек и его можно победить». Товарищи, отстраняющиеся от деятельности РВС, лишают себя такой возможности.

5. Чего мы можем добиться из того, что нам вполне по силам, если системно, творчески и в полной мере (здесь уместно слово «тотально» — мы же участвуем в тотальной войне) начнем применять суворовские и панфиловские принципы ведения войны?

Нас по-прежнему нет в школах так, как мы могли бы там быть. Враг (выражаясь военным языком) «держит» эту территорию через властную вертикаль управления образованием и разнообразные внешние структуры (фонды, НКО и др.). Но поскольку до последнего времени особой опасности для себя он там не ощущал, а сама территория образования огромна (учителя, родители, ученики по всей стране) — позиции его пока еще уязвимы перед стремительными неординарными действиями, даже если они будут осуществляться малыми силами. Успех стенгазеты «Шаги истории», выставок, лекций, уроков, обсуждений, конкурсов, викторин и др. действий — тому подтверждение.

Опять же, новая ситуация дает новые возможности, которыми надо успеть и суметь воспользоваться. Но их надо захотеть увидеть, не придумывая себе ограничений там, где их уже (или пока) нет!

Иногда возникает ощущение, что территория образования настолько истосковалась по чему-то настоящему, живому, что только наши не-быстрота, не-уверенность, не-способность увидеть ситуацию целостно, просчитать на несколько ходов вперед и действовать слаженно; не-верие в людей, а значит и отказ бороться за их умы и тем самым наращивать свой ресурс; страх перед сложностью проблем образования (отсюда частое желание упрощения того, что упрощать опасно) и подспудное желание уклониться от боя на этой территории — именно это является главной причиной наших недостаточных позиций в школах, техникумах, детских садах, вузах (хотя там уже гораздо сложнее). А с опорой на эти позиции — в управлениях образования, региональных министерствах... и в целом в обществе.

Важно помнить, что наш враг — это, как правило, не конкретный человек в министерстве, вузе, школе или другом месте, чиновник, учитель или даже сотрудник НКО (хотя и среди них хватает явных врагов). Наш враг — это, прежде всего, состояние пораженчества и отказа от ценностей в головах у людей.

А тогда придет осознание, что отказ идти к людям с тем, на что многие из них готовы откликнуться, фактически является собственным пораженчеством, бегством с поля боя, красочно описанным в повести. Оставлением врагу тех, кто все еще не сдался окончательно и продолжает (как может) противостоять врагу внутри себя.

К суворовским принципам, позволяющим побеждать «малым числом», а иногда и до сражения, необходимо добавить понимание, что в войне «за умы» каждый человек, выводимый из-под вражеского влияния и пораженчества, не только ослабляет позицию врага, но и усиливает нас. Если, конечно, мы сможем применить к делу такое его пробуждение.

Не демонстрируя каждодневно свои суворовско-панфиловские качества — нравственность и силу духа, мастерство, наступательность (предпобеждение), быстроту, инициативность, точность, нешаблонность, желание и умение работать со сложностью! — мы не только не решим свои «малые» задачи, но и не сможем быть убедительными для людей. А значит, для нас окажутся недоступны и «большие» задачи, со всеми вытекающими последствиями.

Еще раз выделю то, что нам следует делать лучше:

видеть общую картину боя, слабые и сильные места врага;

использовать фактор времени как принципиальное условие победы;

действовать на упреждение, используя слабость или неготовность врага;

действовать инициативно, скоординировано и точно, нешаблонно;

организовать взаимодействие внутри движения на максимально возможном уровне;

включать людей, не входящих в движение, в каждодневную деятельность, налаживать взаимодействие с ними на должном уровне. Опираться на них в расширении деятельности;

занимать позиции, которые нам доступны или могут оказаться доступны. Не всегда перспективность позиции видна сразу. Иногда она видна только при взгляде со стороны;

использовать полноценно те позиции, которые имеем. Иначе есть опасность девальвации или потери позиции;

преодолевать страх перед сложностью. Понимать, что сложность — не самоцель, а такой же фактор победы, как, например, время.

В конце хочу привести две цитаты из повести «Волоколамское шоссе»:

«На что рассчитывали немцы, вторгаясь в нашу огромную страну? Они были уверены, что в восточный поход вместе с ними во главе танковых колонн отправится генерал Страх, перед которым склонится или побежит все живое.

Наш первый бой, проведенный в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября тысяча девятьсот сорок первого года, был и сражением со страхом. А семь недель спустя, когда мы отбросили немцев от Москвы, за ними побежал и генерал Страх. Они наконец-то узнали, быть может, впервые за эту войну, что значит, когда сзади гонится страх».

«Массовый героизм — не стихия. Наш негромогласный, неказистый генерал готовил нас к этому дню, к этой борьбе, предугадал, предвосхитил ее характер, неуклонно, терпеливо добивался уяснения задачи, «втирал пальцами» свой замысел. Напомню еще раз, что наш старый устав не знал таких слов, как «узел сопротивления» или «опорный пункт». Нам их продиктовала война. Ухо Панфилова услышало эту диктовку. Он одним из первых в Красной Армии проник в небывалую тайнопись небывалой войны.

Оторванная от всех маленькая группа — это тоже узелок, опорная точка борьбы. Панфилов пользовался любым удобным случаем, чуть ли не каждой минутой общения с командирами, с бойцами, чтобы и так и эдак растолковать, привить нам эту истину».