Зачем трудить мозги напрасно?
Сдавая в двухтысячном году свои школьные выпускные экзамены в самой обычной средней общеобразовательной школе своего города, я, разумеется, совсем не предполагал, что вскоре механизм получения школьником аттестата зрелости, а вместе с ним и вся система школьного образования, претерпит столь существенное переформатирование. И хотя полученное мною школьное образование по факту было уже постсоветским, оно всё же в значительной своей части еще опиралось на советский фундамент. Тогда во многом еще советские учебные программы могли худо-бедно реализовываться на практике преданными делу учителями-энтузиастами, зачастую имевшими за плечами еще советский преподавательский опыт.
До введения в систему ЕГЭ в стране еще оставалось какое-то время. Впрочем, как говорится, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». И всякий раз, получая скромную возможность сравнить средний уровень знаний нынешних школьных выпускников с уровнем тех же одиннадцатиклассников моего года выпуска (между прочим, в разной степени уже вкусивших сомнительные «прелести» перестроечного и постперестроечного регресса), я ловлю себя на мысли о том, что действительно считаю удачей для себя возможность окончить еще ту, «доЕГЭшную» школу.
Впрочем, феномен ЕГЭ в отечественном образовании в данном случае обозначен мною не с целью уделения ему какого-то особого внимания, а с целью постановки в один ряд с заявлениями Германа Грефа. В одном из своих заявлений Греф говорит о том, что необходимо отказаться воспроизводить «старую, советскую, абсолютно негодную модель образования напихивания детей огромным количеством знаний». И в этой связи, конечно, и ЕГЭ, и заявления Грефа, будучи рассмотренными в рамках единого разрушительного процесса (речь идет уже о чем-то большем, нежели только разрушение образования), прекрасно согласуются друг с другом.
В другом же, более раннем, своем высказывании от 2012 г., сделанном на одном из экономических форумов, Греф сообщает о необходимости манипулирования обществом посредством массового ограничения доступа граждан к информации: «Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания. В иудейской культуре Каббала, которая давала науку жизни, она 3000 лет была секретным учением, потому, что люди понимали, что такое — снять пелену с глаза миллионов людей и сделать их самодостаточными. Как управлять ими? Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции. Как жить? Как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации?..» Аналогичные логические построения и обоснования своим действиям, к слову, нетрудно встретить в исполнении пропагандистов и идеологов Третьего рейха в гитлеровской Германии в самом что ни на есть развернутом виде.
И здесь, как мне кажется, стоит поговорить о категории рабства и категории господства... Дело в том, что раб не может перестать быть рабом, не овладев всем тем, что предполагает категория господства. И если категория господства предполагает определенные знания, от которых раб в силу своего социального положения оказывается, то первый шаг, который он должен сделать по преодолению положения раба, — подчинить все свои усилия, все стремления делу устранения интеллектуального разрыва между собой и господином.
У Горького в его произведении «Мать» главный герой Павел Власов говорит следующее. «Разве мы хотим быть только сытыми? Нет! — сам себе ответил он, твердо глядя в сторону троих. — Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все видим, — мы не глупы, не звери, не только есть хотим, — мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что наша каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме и даже встать выше их!..»
Другим ярким примером подобного преодоления этого интеллектуального разрыва является главный герой романа Джека Лондона «Мартин Иден». Оказавшись в господском доме семейства Морз, Мартин произносит фразу, являющуюся, на мой взгляд, одной из ключевых в произведении: «Простите меня, мисс, что я к вам полез с разговорами, — сказал он, — Правду сказать, я мало смыслю в таких вещах. Это не моего ума дело... Но я добьюсь того, что это будет моего ума дело».
А что же Греф? Греф напрямую заявляет отнюдь не об устранении интеллектуального разрыва между элитой и обществом, а нечто совершенно противоположное. Он говорит о необходимости наращивания такого разрыва. Вывод, естественно, напрашивается сам собой: в понимании Грефа и в его идеализированном представлении общественного устройства население страны уже давно поделено на рабов и господ. (Себе он, разумеется, отводит место в числе последних.)
В своем раннем высказывании от 2012 года, цитата из которого представлена выше, Греф проговаривается об истинных причинах стремления к отказу воспроизводства «старой, советской, абсолютно негодной модели образования напихивания детей огромным количеством знаний», «всем этим ненужным барахлом»... В этой связи вспоминаются слова Мефистофеля из Фауста Гёте:
Смысл медицины очень прост.
Вот общая ее идея:
Все в мире изучив до звезд,
Все за борт выбросьте позднее.
Зачем трудить мозги напрасно?
Валяйте лучше напрямик.
Кто улучит удобный миг,
Тот и устроится прекрасно.
Согласно самому же Грефу, цель (сколь бы отвратительна при этом она ни была), не в том, чтобы «прекрасно устроить» (разместить) в обществе потребления вступающего во взрослую жизнь современного выпускника школы. Его обоснование предлагаемого подхода к образованию, согласно которому целью является сообщение учащемуся только необходимых для практической жизни знаний, в этой связи, мягко говоря, сталкивается с серьезнейшей критикой, известной еще со времен К. Д. Ушинского.
Как можно заключить из сказанного, истинная цель российской неолиберальной элиты, представителем которой является Греф, заключается в построении многоэтажного общества с созданием и обеспечением условий, при которых элитное меньшинство будет манипулировать малограмотным большинством, как захочет. Но в данных условиях воспроизведение народом своих социально-культурных кодов в принципе становится невозможным.
В жизни мне невероятно везло с преподавателями. И сейчас, перечитывая заявление Германа Грефа о «старой советской абсолютно негодной сегодня модели образования», я вспоминаю своего замечательного преподавателя, которому обязан большей частью того, что мне удалось вынести за пределы стен института. Усачев Георгий Константинович. Настоящий умница! Он тратил свое личное время и объяснял нам дисциплины, которые не должен был объяснять вовсе, и делал это намного лучше и основательнее тех, кому это положено было делать по штату. И его занятия всегда несли в себе невероятную энергетику. Мы, студенты, смотрели ему в рот и с жадностью ловили каждое слово. Когда мы спрашивали его о том, зачем же он тратит на нас свое личное время, он отвечал примерно следующее: «Я хочу дать своим студентам самое лучшее из того, что могу дать. И они (студенты) не должны страдать от того, что не могут учиться где-нибудь в Москве или Санкт-Петербурге!..» Уже тогда, в первой половине двухтысячных, он тонко чувствовал все эти нарождающиеся процессы формирования «элитарной» принадлежности (так называемой элитизации) образования, его отчуждения от широких масс (то, о чем сегодня открытым текстом говорит Греф) и очень болезненно на них реагировал.
Самое интересное, что в начале своего профессионального пути, этот преподаватель учил мою мать. И это было более сорока лет назад. Они были самой первой его группой и были влюблены в него безумно. Мать рассказывала, что после того, как они встали с институтской скамьи и оказались на практике, руководители крупных производств удивлялись: «Откуда у таких юных и сырых специалистов взялись столь основательные теоретические знания?..» Спустя сорок с лишним лет влюбленным в него по уши оказалась вся наша группа.
