Лев Толстой по-сербски. Явление «Власти тьмы» из Белграда

«Власть тьмы» — не самая постановочная пьеса на театральных подмостках России. Этим и была интересна версия сербского режиссера Игора Вука Торбицы, обратившегося к одному из самых драматических произведений классика, в том числе трактовке второго варианта четвертого действия, которая была запрещена для показа до 1902 года.

Трагическая история зажиточного деревенского мужика Петра и его дочерей на фоне порочной любви жены Петра Аксиньи к наемному работнику Никите, сдобренная циничной материнской опекой матери Никиты Матрены, череда измен, убийств, предательства и покаяния рассказывается участниками действа живо и по-южнославянски страстно.

Одна из первый сцен. Отец Никиты, набожный и застенчивый Аким приходит к Петру с просьбой отпустить сына домой. Сын опозорил кухарку Марину, надо бы женить его, чтоб по-божески. Чернобородый Петр, олицетворение безраздельной власти в доме, восседает на импровизированным троне — широком стуле с высокой спинкой — со статью средневекового короля. Матрена и Анисья, мать и любовница молодого работника, склонились, как коварные придворные перед приговоренным монархом, нашептывая каждая свое. Младшая дочь Петра и Анисьи Анюта сидит, подавшись вперед, на ступеньках входной лестницы, с распущенными волосами и недетским всезнающим взглядом, словно Дева Мария, спустившаяся на божий суд. Демоницы и воплощение Света, развязное поведение Никиты и собранный, цельный образ его отца — полярность героев подчеркивается внутренним пространством сцены, стилизованным под мраморную стену в светло-бежевых тонах с распятием в центре.

Минимум декораций и реквизита, подчеркнутая простота в костюмах. Вот деревенская дурочка Акулина, старшая дочь Петра от первого брака, в растянутой синей кофте, розовых лосинах и черных резиновых сапогах. Хозяин дома Петр в домашнем халате. Синее платье в черный горох на его жене Аксинье. Рабочие штаны и рубаха главного героя Никиты и мрачное черное одеяние сгорбленной Матрены.

Все злодейские поступки замышляются у края сцены, отделенного от зрительного зала стеклянной перегородкой. Фиолетовый свет ламп, бьющий снизу, ещё сильнее подчеркивает глубину зловещих замыслов героев.

Вот Никита, очень натуралистично, заставляет свою хозяйку Анисью терять рассудок под его властными прикосновениями. Вот Матрена и Анисья в сговоре заваривают Петру смертоносное зелье. Матрена, сутулясь под тяжестью задуманного, разрывает сверточек, и в чайную чашку неотвратимо сыплется снежно-белый порошок — две макбетовские ведьмы колдуют над роковым напитком.

Не обходится и без третьей ведьмы — кумы Анисьи. Эта любопытная простушка, «молчаливая подельница» в одеянии белой монашки, явно пребывает в курсе дел своей крестницы, но предпочитает не вникать в их суть.

Сцена смерти Петра, пожалуй, самое сильное место в спектакле. В центре — хозяин дома, в белом исподнем, принимает из рук жены чашу с ядом. Он всё понимает и всё знает, поэтому медлит, вглядываясь в темноту зала. Петр, объятый внутренним спокойствием, как апостол Павел, готов смиренно принять свою участь. Анютка затягивает песню «Ой, то не вечер», по очереди её подхватывают другие женские голоса. Петр подносит чашу ко рту, и Анисья отворачивает и прячет лицо дочери в складках своей юбки, глядя на мужа широкими от ужаса глазами.

Интересно обыграно пьянство Никиты и его протестная открытая связь с падчерицей Акулиной. Сцена возвращения с молодой любовницей из города и пьяный разговор с набожным отцом ещё сильнее подчеркивает моральное падение героя, увязшего в тайных делишках матери и жены. Не оставляет равнодушным преображение Акулины: от забитой дурочки до уверенной, одетой с иголочки богачки. Акулина не только без стеснения демонстрирует сестре предметы женского туалета — модные чулки и пояс, но предъявляет мачехе свои права на дом и деньги лишенного жизни родителя.

К середине пьесы бегущая строка субтитров становится лишней. События наворачиваются по спирали в таком темпе, что отвлекаться на чтение неживых букв становится утомительно — близкий по фонетике славянский язык уже не требует перевода.

Переходы между действиями — ещё одна находка спектакля. Гаснет свет, звучит надрывная этническая музыка, и вновь вспыхивающий свет уносит нас в другой мир; герои на сцене уже не те, жизнь изменила их за доли секунды темноты.

Необычным предстает перед нами образ работника, нанятого новым хозяином дома Никитой, Митрича. Это не разуверившийся в жизни, дружелюбный старик, а прожженный мужчина средних лет, двусмысленно вымещающий свои комплексы а-ля суровый Гумберт на Анюте — ребенке, позабытом остальными взрослыми.

Сцена убийства младенца, прижитого Акулиной от молодого отчима Никиты, сдобрена леденящим, безжалостным многоголосьем. Это близкие герою женщины требуют немедленной расправы над безвинным малышом. Никита, готовый на всё, чтобы не слышать этот неистовый визг, в исступлении опускает стул на невинное дитя, а потом, взяв за его ножки, хлещет вымышленное тельце о прозрачное стекло, словно нанося пощечины зрительному залу.

Сцена признания Никиты — мощный завершающий акт пьесы. Покаянных слов зрители не слышат. Толпа на несколько мгновений поднимает Никиту с раскинутыми руками, символизирующими крест, и уносит вглубь, а на переднем плане маленькая Анюта в немом крике впечатывает ладони в стекло, разделяющее трагический и реальный мир. Неожиданно свет софита со сцены, с лица девочки разворачивается в зал, опаляя потрясенных зрителей.

Читайте также: На театральный фестиваль им. М.Горького впервые приехал белградский театр

Опускается несуществующий занавес, шквал аплодисментов, и свидетели человеческого грехопадения расходятся с тяжкой думой на лицах. Национальному театру Белграда удалось достучаться до сердца каждого зрителя.

Премьера спектакля «Власть тьмы» состоялась на сцене «Национального театра Белграда» 24 марта 2017 года. Это была третья постановка драмы, которую Лев Толстой написал в 1886 году, поставленная Государственном театром Сербии. Впервые премьера этого спектакля состоялась в Национальном театре в декабре 1904 года. Это было первое произведение Толстого, которое было сыграно на сербской сцене.