«Армия — организм хрупкий, завтра она может обратиться против России»
4 марта в 10:30 утра на квартире у министра-председателя Львова состоялось совещание членов Временного правительства с главнокомандующими по вопросу о составе правительства.
В 2 часа дня 4 мая в Мариинском дворце состоялось соединенное заседание Временного правительства, Исполнительного комитета Госдумы, представителей Совета рабочих и солдатских депутатов и главнокомандующих фронтом. Когда вопрос коснулся распределения портфелей, то здесь возникли весьма серьезные прения. Первые 4 кандидатуры — Терещенко, Керенского, Скобелева и Чернова — были одобрены сравнительно скоро и довольно единодушно. Разногласия возникли после того, как всеми была признана необходимость создания особого министерства продовольствия. Так же на дневном заседании не был в решен вопрос о назначении министров финансов и народного просвящения.
В 23:30 заседание продолжилось. Обсуждался вопрос о перераспределении портфелей. ЦК партии «Народной Свободы» признал желательным назначение Гримма министром народного просвещения, Мануйлова министром финансов, Шингарева министром продовольствия. Представители Совета отстаивали прежнюю свою точку зрения на необходимость предоставления поста министра продовольствия кандидату демократии. Обе стороны категорически настаивали на своих требованиях. Заседание было прервано. Наконец, около 2 часов ночи соглашение по вопросу о министерстве продовольствия было достигнуто.
Распределение прочих портфелей было произведено очень быстро. В состав нового правительства должны войти следующие лица:
— князь Львов министром внутренних дел и председателем; — Керенский (эсер) военным и морским министром; — Чернов (эсер) министром земледелия; — Переверзев (эсер) министром юстиции; — Терещенко министром иностранных дел; — Шингарев (кадет) министром финансов; — Некрасов (кадет) министром путей сообщения; — Коновалов (прогрессист) министром торговли и промышленности; — Пешехонов (народный социалист) министром продовольствия; — Скобелев (эсер) министром труда; — Церетели (эсер) министром почт и телеграфов; — Шаховской (кадет) министром государственного призрения; — Мануйлов (кадет) министром народного просвещения; — В. Н. Львов (центрист) обер-прокурором синода; — Годиев (левый октябрист) государственным контролером.
Указом Временного правительства, данным тогда же правительственному сенату, предписано министру юстиции Керенскому вступить во временное управление военным и морским министерством.
В 5 часов вечера 4 мая в кабинете председателя Госдумы состоялось частное совещание членов Думы; присутствовало около 100 депутатов, принадлежащих к октябристам, националистам и кадетам. На совещание прибыли бывшие министры Гучков и Милюков. После небольшой вступительной речи Родзянко, слово было предоставлено Гучкову, который объяснил причины, заставившие выйти его из состава Временного правительства. Гучков заявил, что он ушел от власти потому, что ее просто не было.
«Болезнь наша заключается в том странном разделении между властью и ответственностью, которая у нас установилась. Наверху — полнота власти, но без тени ответственности, а на видимых носителях власти — полнота ответственности, но без тени власти. Если внизу повинуются по формуле, которая установила у нас, «постольку—поскольку», то развал правительственной власти неизбежен…
Кризис, который мы в эти дни переживаем особенно остро, отнюдь не создан моим уходом. Этот кризис начался на другой день после создания нового правительства, когда оно взяло руль власти, будучи связано по рукам и ногам…
По чувству долга перед Родиной мы все обязаны поддерживать эту власть, потому что наша поддержка сделает ее сильной, а только сильная власть может спасти страну от той анархии, которая в дальнейшем своем развитии, несомненно, приведет нашу родину к гибели».
Милюков заявил:
«С чистой совестью могу сказать, что не я ушел, а меня ушли. Совесть моя спокойна: я стоял на своем посту до того момента, когда товарищи значительным большинством сказали: очистите этот пост, потому что он нужен для других целей…
Мы постоянно говорили, что прежнее правительство не в состоянии организовать страну для победы. Именно это было ближайшей целью нашего участия в перевороте, и, естественно, казалось, что за переворотом наступит именно тот результат, для которого, в значительной степени, этот переворот был сделан. Вот каким образом я смотрел на мою задачу во внешней политике. Но через некоторое время оказалось, что извне вносится другая теория, основанная на взглядах на эту войну незначительного меньшинства заграничных социалистов. Циммервальдские и кинтальские идеи, которые заграницей представляли достояние очень небольшой группы, у нас широким потоком прошли через те же каналы и принесли нам созданную в Германии формулу через посредство швейцарских социалистов и наших собственных изгнанников, которые, вернувшись в Россию, начали широкую агитацию в пользу циммервальдских идей».
Милюков не согласен с новой внешней политикой: по его мнению, она вредна и опасна для России, опасна потому, что не достигнет той цели, которой хотят достигнуть, и значительно расстроит отношения с союзниками. В заключение Милюков заявил, что появление нового министерства есть акт положительный, что он, во всяком случае, даст возможность надеяться на достижение двух главнейших целей настоящего момента — усиления власти и перелома настроения в армии.
«И постольку, поскольку наши задачи исполнятся, — мы должны поддержать вновь образовавшееся Временное правительство».
Шульгин (лидер националистов) в своей речи утверждал, что если агитация против союзников будет продолжаться, то им придется порвать с нами, и в результате получится следующее: славянство будет удобрением для германской культуры, а Франция и Англия заключат мир с Германией за счет России. В заключение Шульгин заявил:
«Единственный путь к спасению лежит через войска, лежит в том, чтобы эти войска, загоревшись всем жаром, всем пылом революционного воодушевления перешли в наступление против врага всякой свободы, против Германии».
Маклаков (кадет) говорил о том, что Россия оказалась недостойной той свободы, которую она завоевала. По его мнению, «сейчас наш единый долг, без которого нам стыдно будет смотреть за границей, наш долг воевать в то время, когда все силы переведены на запад, наш долг наступать». Поскольку правительство ставит своей задачей сделать войско способным к наступлению, Маклаков не будет спорить с ним о формулах мира.
После выступлений еще некоторых ораторов, Родзянко, сказав небольшую заключительную речь, поставил на голосование следующую резолюцию:
«Совещание членов Госуд. Думы обращается к Временному правительству в момент его пересоздания с настоятельным напоминанием, что в основу внешней политики положены по-прежнему начала безусловной и стойкой верности доблестным союзникам, ибо с этой верностью неразрывно связаны и жизненные интересы России, и ее честь».
Резолюция принята единогласно.
4 мая в Петербурге в народном доме открылся съезд Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов. Заседание открыл от имени организационного Бюро съезда Маслов (эсер). Он заявил, что съехавшиеся в настоящий момент 561 человек дают возможность считать, что Всероссийский Совет Крестьянских Депутатов может существовать. Переходя к выяснению задач съезда Маслов говорит, что их 4:
«1) Централизация, кристаллизация и оформление мнения крестьян, живой деятельности и наличной силы;
2) Совет Крестьян. Депутатов, независимо от сословий, чинов и должностей, должен заставить всех исполнить обязанности перед родиной;
3) Совет Крестьянских Депутатов должен выступить на защиту своих интересов;
4) Сов. Крестьянских Депутатов должен защитить интересы страны свободного строя».
На съезде Брешко-Брешковская говорит о тех чувствах, которые волновали ее, когда она узнала о великой революции, и затем переходит к своему отношению к войне и к тому, как к войне должен относиться весь русский народ. По ее мнению, необходимо приложить все усилия для приближения конца войны; но ошибочно думать, что конец этот может наступить без сражения на нашем фронте. Мы не должны забывать о наших союзниках, о тех, «кто проливает с нами кровь за свободу всех народов».
Чернов в своей речи указывает, что должен быть вольный труд крестьянства на общей земле. Земля должна перейти трудовому крестьянству. Это послужит тем прочным фундаментом, на котором свободная Россия будет воздвигать один этаж за другим и завершит его красивым куполом. В заключение он говорит об огромном значении крестьянского съезда для выявления воли крестьян. После Чернова выступает с приветствиями Фигнер, которая выражает уверенность в положительных результатах съезда.
На съезде появился французский министр Альбер Тома. Он приветствует съезд от имени французских крестьян, говорит о их роли в великой французской революции и выражает уверенность, что и русские крестьяне будут высоко держать знамя и не дадут возможности восторжествовать анархии.
Министр финансов Шингарев, приветствуя съезд, изложил обязанности, которые, по его мнению, должно выполнить Временное правительство. На обязанности его лежит: доставка армии хлеба, оружия, снаряжения, доведение страны до Учредительного Собрания и выполнение долга — остаться верным своим союзникам. После речи Шингарева выступали с приветствиями делегаты от Петербургского гарнизона, Черноморского флота, а также члены Исполкома Петербургского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. В тот же день состоялось вечернее заседание съезда Совета Крестьянских Депутатов, которое было целиком посвящено приветствиям от различных войсковых частей.
4 мая в Петрограде состоялось совместное заседание главнокомандующих фронтами, Временного правительства и Исполкома Петроградского Совета, посвященное состоянию армии и принятию Декларации о правах военнослужащих. На заседании высказались все командующие фронтами (кроме отсутствовавшего командующего Кавказским фронтом). Генерал Деникин в книге «Крушение власти и армии» приводит выдержки из отчета об этом заседании, считая, что «в нем нарисована картина состояния армии в том виде, как она представлялась всем вождям ее, непосредственно во время хода событий вне, следовательно, влияния меняющего перспективу времени; в нем же вырисовываются некоторые характерные черты лиц, стоявших у власти».
В частности Главнокомандующий Русской армии генерал Алексеев сказал:
«Казалось, что революция даст нам подъем духа, порыв и, следовательно, победу. Но, к сожалению, в этом мы пока ошиблись. Не только нет подъема и порыва, но выплыли самые низменные побуждения — любовь к своей жизни и ее сохранению. Об интересах родины и ее будущем забывается. Причина этого явления та, что теоретические соображения были брошены в массу, истолковавшую их неправильно. Лозунг «без аннексий и контрибуций» приводит толпу к выводу — «для чего жертвовать теперь своею жизнью».
Вы спросите, — где же власть, где убеждения, где, может быть, даже физическое принуждение? Я должен сказать, что реформы, которые армия еще не успела переварить, расшатали ее, ее порядок и дисциплину. Дисциплина же составляет основу существования армии. Если мы будем идти по этому пути дальше, то наступит полный развал. Этому способствует и недостаток снабжения. Надо учесть еще и происшедший в армии раскол. Офицерство угнетено, а между тем, именно офицеры ведут массу в бой. Надо подумать еще и о конце войны. Все захочет хлынуть домой. Вы уже знаете, какой беспорядок произвела недавно на железных дорогах масса отпускных, и дезертиров. А ведь тогда захотят одновременно двинуться в тыл несколько миллионов человек. Это может внести такой развал в жизнь страны и железных дорог, который трудно учесть даже приблизительно. Имейте еще в виду, что возможен при демобилизации и захват оружия».
Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов в частности сказал:
«Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще. Все знают, что даны большие права, но не знают какие, не интересуются и обязанностями. Офицерский состав оказался в трудном положении. 15−20% быстро приспособились к новым порядкам, по убеждению; вера в них солдат была раньше, сохранилась и теперь. Часть офицеров начала заигрывать с солдатами, послаблять и возбуждать против своих товарищей. Большинство же, около 75% не умело приспособиться сразу, обиделось, спряталось в свою скорлупу и не знает, что делать. Мы принимаем меры: освободить их из этой скорлупы и слить с солдатами, так как офицеры нужны нам для продолжения войны, а других офицеров у нас сейчас нет. Многие из офицеров не подготовлены политически, многие не умеют говорить, — все это мешает взаимному пониманию. Необходимо разъяснить и внушить массе, что свобода дана всем. Я знаю солдата 45 лет, люблю его и постараюсь слить с офицерами, но Временное правительство, Государственная Дума и особенно, Совет солдатских и рабочих депутатов, также должны приложить все силы, чтобы помочь этому слиянию, которое нельзя отсрочивать, во имя любви к родине.
Это необходимо еще и потому, что заявление «без аннексий и контрибуций» необразованная масса поняла своеобразно.
Один из полков заявил, что он не только отказывается наступать, но желает уйти с фронта и разойтись по домам. <…>
При дальнейшей беседе одним из солдат было заявлено: «Сказано без аннексий, зачем же нам эта гора?» Я ответил: «Мне эта гора тоже не нужна, но надо бить занимающего ее противника».
В результате мне дали слово стоять, но наступать отказались, мотивируя это так: «Неприятель у нас хорош и сообщил нам, что не будет наступать, если не будем наступать мы. Нам важно вернуться домой, чтобы пользоваться свободой и землей: зачем же калечиться?».
Главнокомандующий Северным фронтов генерал Драгомиров, в частности, сказал:
«Я дополню картину, нарисованную генералом Брусиловым, оценкой положения на Риго-Двинском фронте, прикрывающем Петроград. <…>
Трудно заставить сделать что-либо во имя интересов Родины. От смены частей, находящихся на фронте, отказываются под самыми разнообразными предлогами: плохая погода; не все вымылись в бане. Был даже случай, что одна часть отказалась идти на фронт, под тем предлогом, что два года тому назад уже стояла на позиции под Пасху. Приходится устраивать торговлю комитетов заинтересованных частей.
Наряду с этим, сильно развилось искание места полегче. Когда распространился слух о формировании армии в Финляндии, то были устранены солдатами командиры нескольких полков, отказавшиеся будто бы идти в Финляндию и пожелавшие, ради личных выгод, занять позицию. <…>
Гордость принадлежности к великому народу потеряна, особенно в населении Поволжских губерний. «Нам не надо немецкой земли, а до нас немец не дойдет; не дойдет и японец».
Главнокомандующий армиями Румынского фронта генерал Щербачев:
«Если мы не хотим развала России, то мы должны продолжать борьбу и должны наступать. Иначе получается дикая картина. Представители угнетенной России доблестно дрались; свергнув же правительство, стремившееся к позорному миру, граждане свободной России не желают драться, и оградить свою свободу. Дико, странно, непонятно! Но это так.
Причина — исчезла дисциплина; нет доверия к начальникам; Родина — для многих пустой звук».
Командующий войсками Западного фронта генерал Гурко:
«Если вы введете декларацию (о правах военнослужащих —ИА REGNUM), то армия рассыпется в песок.
Надо торопиться. Время не терпит. Необходимо создать нормальные условия для совместной работы тех, кто вместе отдает Родине свою жизнь и свое здоровье. Если вы не сделаете этого теперь, то скоро уже ничего не будет. <…>
Вы говорите — «революция продолжается». Послушайте нас — мы больше знакомы с психологией войск, мы пережили с ними и славные и печальные страницы. Приостановите революцию и дайте нам, военным, выполнить до конца свой долг, и довести Россию до состояния, когда вы можете продолжать свою работу. Иначе мы вернем вам не Россию, а поле, где сеять и собирать будет наш враг, и вас проклянет та же демократия. Так как именно она пострадает, если победят германцы; именно она останется без куска хлеба. Ведь крестьяне всегда просуществуют своей землей…
Армия накануне разложения. Отечество в опасности и близко к гибели. Вы должны помочь. Разрушать легче, и если вы умели разрушить, то умейте и восстановить».
Главнокомандующий генерал Алексеев:
«Главное сказано, и это правда. Армия на краю гибели. Еще шаг — и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собою Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны — все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние 2 месяца. <…>
Армия — организм хрупкий; вчера она работала; завтра она может обратиться против России. <…> Если будет издана декларация, то, как говорил генерал Гурко, все оставшиеся маленькие устои, надежды рухнут…
Выбейте идею, что мир придет сам по себе. Кто говорит — не надо войны, тот изменник; кто говорит — не надо наступления, тот трус…»
4 мая Фракция меньшевиков, делегатов Петербургского Совета, признала существование самостоятельной рабочей гвардии излишним и вредным и высказалась за демократизацию народной милиции и за широкое участие в ней рабочих.
Исполком Московского Совета рабочих депутатов постановил командировать в Богородский уезд Московской губернии на торфяные промыслы депутатов Совета Смидовича и Владимирова для разбора конфликта, возникшего между рабочими и хозяевами на торфяных промыслах из-за требований рабочих увеличить заработную плату на 500% против расценок, существовавших в прошлом году, и уменьшить в день выработку кирпичей. Ввиду заявления хозяев о невозможности удовлетворить требование рабочих, эти последние прекратили с хозяевами всякие переговоры, заявив, что они верят только Московскому Комитету Рабочих Депутатов и только ему подчинятся.
На заседании Московского Комитета РСДРП (большевиков) 4 мая, по заслушивании доклада военной организации, решено немедленно создать по районам группы, специально занимающиеся работой среди солдат, и открыть клуб для солдат.
В Петербург из-за границы приехали интернационалисты Троцкий, Мельничанский и вождь румынской социал-демократии Раковский, освобожденный русскими революционными войсками 18 апреля из Ясской тюрьмы (в Румынии). Одновременно с Троцким и другими приехал в Петербург бельгийский министр Вандервельде.
Справка ИА REGNUM
Алексей Пешехонов — экономист, политик, занимавший леволиберальные позиции. Основатель партии народных социалистов. Член Исполкома Петроградского Совета. Пытался отговорить царских министров от применения силы против мирных демонстрантов в «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, за что был арестован.
Давид Гримм — юрист, действительный статский советник, бывший член Государственного Совета (верхней палаты парламента) по выборам от Академии Наук и российских университетов.
Владимир Львов — прогрессист, депутат III и IV Госдумы. Бывший председатель комиссии по делам Русской церкви. В 1915 году был кандидатом на пост обер-прокурора Святейшего Синода.
Екатерина Брешко-Брешковская — «бабушка русской революции», одна из создателей партии эсеров и ее Боевой организации. Сторонница методов террора.
Виктор Чернов — один из основателей и теоретиков партии эсеров. Ярый противник шовинизма.
Вера Фигнер — революционерка, член Исполкома «Народной воли», позднее — вошла в партию эсеров. Участвовала в убийстве Александра II.
Партия эсеров после февральской революции быстро росла, и внутри нее начало формироваться три направления, окончательно разделившиеся к осени 1917 года: левые, правые и центристы. Первоначально партия наследовала народническому движению и считала, что Россия должна избежать капиталистического пути развития. Опорой особого, социалистического и демократического пути должна была стать деревня. Основным шагом должна быть социализация земли — передача ее во владение органов народного самоуправления. Раскол оформлялся по мере того, как росло напряжение между политикой Временного правительства и Советов.
Правые эсеры отказались от идеи социалистической революции, требовали продолжения войны, делали ставку на буржуазию и Временное правительство. Их представителем был Керенский.
Левые эсеры требовали передачи земли крестьянам, власти — Советам, прекращения войны, и поддерживали революционные устремления большевиков. Их будущим лидером станет Борис Камков, объединявший радикальные элементы в Петроградском Совете.
Эсеры центра, во главе с первоначальным идеологом партии Виктором Черновым, пыталась проводить политику примирения всех «умеренных» сил и предлагали проекты вроде «Однородного правительства», в котором всем партиям отводится равная степень участия.