Клеточников
«Я служил русскому обществу, всей благомыслящей России».
Н. В. Клеточников.
Самая опасная профессия — это профессия разведчика, требующая разных человеческих качеств, иногда прямо противоположных: идти на риск ежедневно, ежеминутно; обладать немалой долей дерзости и при этом быть незаметным, не бросаться в глаза; быть крайне аккуратным, наблюдательным; обладать незаурядной памятью; быть сдержанным, уравновешенным, уметь себя ничем не выдать. Да мало ли что ещё! И вот такого рода подвиг выпал на долю скромного, тихого, болезненного человека, приехавшего в Петербург из Пензы Николая Васильевича Клеточникова. К тому же по тем временам уже не молодого. Ему было 35 лет, тогда как средний возраст революционеров был 20-25 лет. И этот выбор Александра Михайлова, одного из руководителей организации «Земля и воля», был очень удачным.
Н. В. Клеточников родился 20 октября 1846 года в городе Пензе Саратовской губернии в семье титулярного советника и городского архитектора. Его мать была домохозяйкой. Клеточников был третьим, младшим в семье. Он окончил пензенскую гимназию, в которой учился двумя годами раньше Д. Каракозов, первым покушавшийся на царя Александра II. Также в этой гимназии учился не менее известный Герман Лопатин, пытавшийся освободить Чернышевского из ссылки. После окончания гимназии Клеточников поступил на физико-математический факультет Петербургского университета, где однокурсником его был Николай Ишимов, тесно общавшийся с Каракозовым и занимавшийся революционной деятельностью вплотную. Не переведясь на 2й курс, Клеточников по причине слабого здоровья сначала проходит курс лечения и по совету доктора едет в Крым.
В 1868 году он поступил на службу письмоводителем ялтинского предводителя дворянства, а с 1876 года в течение года был на должности кассира в обществе взаимного кредита в Симферополе. И так бы он и прожил свою тихую и незаметную жизнь, занимая должность мелкого чиновника (так как никаких особых амбиций не имел в плане карьеры), если бы не взбудораженная политическая жизнь в пореформенной России, когда надежды на обновление после реформы 1861 года обернулись полным разочарованием. Крестьяне формально вроде бы получили свободу, но на деле попали ещё в большую кабалу теперь уже не от помещиков, а от чиновников. Вся передовая интеллигенция также была недовольна положением дел в стране. Либерализация провозглашалась только на словах. На деле всё было наоборот. Поэтому даже самые умеренные, консервативно настроенные и далёкие от революционных идей люди сочувствовали любым выступлениям молодёжи, которые вдруг появились в немалом количестве в русском обществе. Возникли сотни кружков по всей России, деятельность которых была самой разной — от простого школьного обучения крестьян в деревне до политической агитации и пропаганды среди рабочих и военных.
И вот эти волны нарастающего протеста и подтолкнули Николая Клеточникова искать связи с теми людьми, которыми он безмерно восхищался и считал лучшими людьми нации (хотя мало кого из них знал в лицо). Позже на суде он скажет: «Я до 30 лет жил в глухой провинции, среди чиновников, занятых служебными дрязгами, попойками, ведущими самую порочную, бессодержательную жизнь. Живя среди этих людей, я чувствовал неудовлетворённость, мне хотелось иной, лучшей жизни».
Александр Михайлов и Николай Морозов, члены Исполнительно Комитета террористической организации «Народная воля», встретились с Клеточниковым. Оба — личности замечательные, каждый по-своему. Александр Михайлов, по выражению современника, был «неутомим, неистощим, вездесущ и всеведущ». Его правилом было: «Ты должен, а потому ты сможешь». Друзья видели его после революции первым министром в правительстве. Если А. Желябов был душой организации, то А. Михайлов был её мозгом и мотором. Он был опорой и защитой организации. Идеальный организатор и конспиратор («генерал от конспирации»). Он решал финансовые вопросы, обеспечивал конспиративными квартирами, искал типографии, следил за дисциплиной.
Михайлов предложил Клеточникову сначала поселиться на квартире шпионки А. П. Кутузовой, которая была вхожа в рабочую среду и выполняла задания III жандармского отделения. Она же имела тесные связи со статским советником Г. Г. Кирилловым и полковником В. А. Гусевым и порекомендовала им Клеточникова, чему А. Михайлов был очень рад. И совсем не обрадовала такая перспектива Клеточникова — быть сыскным агентом (вынюхивать, стучать и выдавать). Но эту неприемлемую для него коллизию разрешил случай: Кириллов увидел филигранный почерк своего подчинённого и определил ему место при секретных документах, которые тот должен был переписывать, формулировать, шифровать и пересылать. Клеточников буквально стал «своим» в III Отделении. Даже был награждён в 1880 году орденом Св. Станислава III степени по представлению «вице-императора» М. Т. Лорис-Меликова. Начальство ставило его в пример другим.
За два года (с 25 января 1879 г. по 28 января 1881 г.) своей службы в самом сердце царской охранки, а затем в Департаменте полиции Клеточников оказал неоценимые услуги революционному движению.
Благодаря ему были обезврежены и устранены несколько опасных тайных агентов, например, Николай Рейнштейн, петербургский слесарь, член «Северного союза русских рабочих», который мог разрушить всю организацию «Земля и воля», если бы не Клеточников. Так же как и Рейнштейн, землевольцами был уничтожен И. Жарков, наборщик типографии «Чёрного передела». Были обезврежены: П. Рачковский, бывший следователь, сотрудник газеты «Новости» (состоял на жаловании III отделения), А. Мальшинский, командированный в Женеву, чтобы основать там провокационную газету «Вольное слово» (якобы антиправительственного содержания), которая должна была компрометировать революционеров и вносить разлад в их ряды. Благодаря информации Клеточникова «Народная воля» сумела обезвредить, насколько это было возможно, последствия показаний Адриана Михайлова, наборщика типографии «Чёрного передела» и Григория Гольденберга (назвавшего фамилии 143 человек). Ряд агентов был предан огласке в номерах газеты «Народная воля»: К. Веланов (выдал А. Преснякова), В. Воронович (выдал Г. Лопатина), В. Швецов и другие. Публиковались их приметы.
Клеточников доставлял данные секретной статистики государственных преступлений, которые и были опубликованы в 4-м и 5-м номерах газеты «Народная воля». Называл имена всех, кому что-то угрожало. Так, 2 апреля 1879 года в день покушения А. К. Соловьёва на царя Клеточников сообщил список 76 подозрительных известных людей, общественников, адвокатов, сочувствовавших революционерам. Центр узнавал о непредвиденных арестах и предательских показаниях и предпринимал нужные действия. В газете народовольцев говорилось: «У правительства хватает ума ровно настолько, чтобы запереть конюшню, когда лошадь уже уведена».
Конспирация, придуманная Михайловым, была отменной. Вся информация передавалась на явочной квартире Натальи Оловенниковой лично Михайлову или Николаю Морозову (на крайний случай Льву Тихомирову). Никто больше не имел права появляться на квартире Оловенниковой.
Четверть века спустя в сборнике документов из архива «Земли и воли» и «Чёрного передела» были напечатаны знаменитые «Тетради Клеточникова», записи его агентурных наблюдений за 1879 год. Имея феноменальную память, он диктовал наизусть десятки фактов, имён, цифр, адресов, целые тексты документов.
После очередного неудачного покушения на царя одиночки Соловьёва, не принадлежащего ни к какой организации, власти обрушили на революционеров невиданный шквал репрессий. Царское правительство обратилось за помощью к общественности с призывом сплотиться против всеобщей угрозы, и доносы посыпались тысячами. Как сказал потом на суде Клеточников, из 100 доносов лишь один был верным. Тем не менее, они влекли за собой арест и ссылку. Сотни людей были брошены в тюрьму, десятки повешены в Харькове, Одессе, Киеве, Петербурге. Ответом на такой разгул политической реакции явилась крайняя форма борьбы со стороны организации «Народная воля» — террор.
Энгельс писал о России в 1879 году: «Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться, как только возможно, с помощью пороха и пули. Политическое убийство в России — единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима». Спустя 6 лет Энгельс вновь подчеркнул: «Способ борьбы русских революционеров продиктован им вынужденными обстоятельствами, действиями самих их противников».
Маркс тоже считал, что террор народовольцев «является специфически русским, исторически неизбежным способом действия, по поводу которого так же мало следует морализировать — за или против, как по поводу землетрясения на Хиосе».
Народовольцы рассматривали террор как прелюдию и ускоритель народной революции. Они хотели вызвать панику в правительстве и создать удобный момент для нападения и восстания. Причём мысли об этих крайних мерах у них возникли от полной безнадёжности и невозможности что-либо изменить другим путём. Царизм не шёл ни в чём ни на какие уступки. Главное зло они видели именно в царе. Началась 18-месячная охота на царя, беспрецедентная в истории. Маркс в беседе с Николаем Морозовым заметил, что борьба народовольцев против самодержавия представляется ему и всем европейцам «чем-то совершенно сказочным, возможным только в фантастических романах».
И вот при такой ожесточённой, свирепой сшибке ненавидящих друг друга сил деятельность Клеточникова выполняла роль охранительного щита. Землевольцы и народовольцы называли его «ангелом-хранителем», а листки с его информацией наглухо закрывали двери подполья от шпионов и провокаторов. «Мы видели из этих листков, – вспоминал Николай Морозов, — как десятки шпионов рыскали вокруг нас, но никак не могли до нас добраться, как будто окружённые непроницаемым для них волшебным кругом». Народовольцы берегли такого ценного агента пуще глаза. Но и на старуху бывает проруха. Сначала по небрежной неосторожности попался сам Александр Михайлов, а потом и Клеточников.
Судили их на «процессе 20-ти»: 11 членов Исполнительного Комитета «Народной воли» и 9 агентов. «Клеточников ведёт себя прекрасно, решительно и достойно, — писал Михайлов друзьям на волю, — он говорил спокойно, хотя председатель набрасывался на него зверем. Выставленные им мотивы истинны и честны». На суде он скажет: «Оказавшись в III Отделении на службе, среди профессиональных шпионов, я и представить себе прежде не мог, что это за люди. Они готовы за деньги отца родного продать, возвести на человека какую угодно небылицу, написать донос, лишь бы за это платили. Я ненавидел это учреждение и подрывал его деятельность как мог. Я действовал по убеждению и уверен, что Россия будет мне за это благодарна».
Приговор суда гласил: «10 человек к смертной казни, семь к вечной, три к 20-летней каторге».
За жизнь десяти вступилась вся мировая общественность. В. Гюго обратился к правительствам и народам с «Призывом», который был опубликован в газетах Европы: «Цивилизация должна вмешаться! Сейчас перед нами беспредельная тьма, посреди этого мрака 10 человеческих существ, из них две женщины, обречены на смерть. Пусть русское правительство поостережётся…» Роптало на жестокость приговора и русское общество. «Что о приговорённых? — писал 4 марта 1882 года Лев Толстой. — Не выходят у меня из головы и сердца. И мучает, и негодование поднимается…» 17 марта царь помиловал 9 из 10 вечной каторгой. Только Суханов как офицер, изменивший присяге, был расстрелян.
26 марта 1882 года арестованных революционеров из Трубецкого бастиона перевели в ещё более зловещий склеп — Алексеевский равелин Петропавловской крепости.
Клеточников решил пожертвовать собой, чтобы ценой своей жизни добиться облегчения режима для товарищей. 3 июля 1883 года он начал голодовку. На 7-й день его стали кормить (как обычно), и через 3 дня он умер от воспаления кишечного тракта.
Николай Васильевич Клеточников — первый контрразведчик в истории русской революции.
