Маленький секрет больших побед. Часть 1
Войны не выигрывают — их проигрывают. Этот вывод не столь очевиден в эпоху супергероев из «голливудских» фильмов и комиксов, обладающих сверхчеловеческим умом детективов, а также других персонажей, у которых всё и всегда получается. Мы сравниваем себя с подобным «эталоном» и думаем, что великие дела вершатся исключительно пришельцами с других планет — или всемогущими тайными организациями (наверное, тоже не совсем земного происхождения). Во всяком случае, кто уж точно не может ничего изменить — так это мы, обычные граждане, со всеми нашими недостатками, несовершенствами, счастливые обладатели известной степени безалаберности.
Однако главный герой истории — не гений, расставляющий на шахматной доске фигуры, за каждой из которых стоит железная когорта обученных и убежденных профессионалов. Не тайное общество, контролирующее каждую мысль каждого отдельного политика и гражданина. И даже не рождающийся раз в тысячу лет силач и харизматик. Нет, главный герой истории — человек, обладающий достаточным количеством упорства, чтобы собирать вечно разрушающиеся структуры, убеждать постоянно разубеждающихся людей, организовывать неизбывно превращающуюся в хаос работу.
Тот, кто может удержать в руках себя и своих ближних — не дать им разбежаться, рассыпаться, заснуть или сойти с ума — способен выстоять под ударами судьбы и дождаться своего шанса. Равно как и проигрывает только тот, кто трусит, устает и опускает руки. Грань между ними проходит не по обладанию суперспособностями или элитными связями. Граница здесь более тонка, говоря образно — это вопрос духа, может быть — веры или убежденности. Человек, по-настоящему на что-то решившийся, найдет силы и возможность. И только нерешительность гарантирует его поражение.
Один из ярчайших примеров такого упорства мы найдем в борьбе Латинской Америки за освобождение от испанского господства. Главным ее героем станет «Освободитель» Симон Боливар — человек, веривший в победу (даже если никто вокруг не верил), умевший учиться на ошибках, отдавший свое богатство и положение во благо народа. Однако, как Фидель Кастро следовал по стопам «Апостола независимости» Хосе Марти, более чем за 50 лет до него высадившегося на кубинском побережье, так и у Симона Боливара был духовный учитель — Франсиско Миранда.
Американская (латиноамериканская) революция делала много ошибок. Республика (Венесуэла) должна была несколько раз с крахом развалиться, прежде чем победить — да и то, не с теми последствиями, какие виделись ее Освободителю. И Миранда был частью этой непростой истории: его неверное решение обернулось концом первой независимой Республики. Сам он умер в испанской тюрьме.
Однако его же решение прорвало запоры, державшие американское негодование, начало непростую, но победоносную борьбу Америки за свободу. Боливар, вдохновленный духом Миранды, исправит его просчеты и предаст забвению слабости своего учителя.
Так же и мы должны отдать честь герою, первым вступившему на неизведанную территорию революционной борьбы. И пусть его ошибки помогут нам понять что-то в самих себе.
Себастьян Франсиско Миранда родился 28 марта 1750 года в городе Каракас — столице Венесуэлы. К тому времени Латинская Америка уже более двух веков находилась под пятой Испании. Испанской колонией была Мексика, даже Соединенные Штаты были еще зависимы от Британии и подвергались нападениям конкурирующих с ней метрополий.
Испанцы смотрели на Латинскую Америку исключительно как на источник прибыли, и не церемонились с местным населением, выстраивая систему своего господства. Колониальное общество было жестко разделено на касты, каждой из которых полагался свой набор прав, уровень образования и, в общем-то, вид деятельности.
Высшие политические и военные должности занимали коренные испанцы, командированные из метрополии. Потомки первых испанских захватчиков, оставшихся жить в Америке, назывались креолами. Как правило, они были землевладельцами. Самые богатые из них — местная аристократия — называлась мантуанцами или, в просторечье, «большими какао». Жители метрополии считали креолов «низшей расой», хотя в их жилах могла течь та же испанская кровь. Но в еще худшем положении оказывались новые переселенцы из Испании, занимавшиеся в колонии торговлей и пытавшиеся как-то пробиться в креольские «верхи»: их одинаково презирали как командированные в Америку на время начальники, так и местная аристократия.
Все, находившиеся под столь раздробленным слоем «господ» и занимавшиеся тем или иным трудом, делились по расовому признаку. В самом лучшем положении оказывались метисы — дети индейцев и испанцев. Затем, по ухудшению социального статуса, шли: мулаты (дети негров и испанцев), самбо (свободные потомки индейцев и негров), индейцы и негры.
Первоначально весь труд ложился на плечи коренного населения Америки — индейцев. Непосильная работа, голод и завезенные испанцами болезни миллионами убивали местных жителей, и в Испании решили завести к ним «в помощь» рабов из Африки. Особенно востребованными они оказались на плантациях, в частности — в Венесуэле, родине Миранды. На начало XIX века в колониальной Латинской Америке жило 150 тысяч испанцев, 3 миллиона креолов, а всего — около 17 миллионов человек.
Касты жили раздельно, в специальных районах, по-разному одевались и соблюдали различные нормы поведения. Вообще, испанцы старались максимально раздробить колонии: области и города не имели между собой никакой связи, были отрезаны от внешнего мира. Особенно испанские господа заботились, чтобы негры и индейцы не объединялись между собой: их натравливали друг на друга, карательные отряды составляли с учетом расовой принадлежности жертв.
Конечно, Испания держала в своих руках и всю колониальную торговлю. Основной интерес представляли драгоценные металлы, составлявшие почти 9\10 американского экспорта, поэтому регионы вроде Венесуэлы, основой экономики которых были плантации, оказывались не самыми преуспевающими. Внутренний рынок колоний был переполнен испанскими товарами, и Испания получала с них сверхприбыли. В итоге, испанские запасы драгоценных металлов составили почти половину общемировых.
Местная же креольская аристократия жила лишь на относительно небольшие подачки со стороны метрополии. Ни о каких благах культуры и просвещения не могло идти и речи — максимум, на что могли рассчитывать жители Латинской Америки, это контрабанда товаров и книг, в которой принимали участие голландцы, французы, португальцы, англичане, позднее — североамериканцы.
Все попытки противодействия испанскому господству подавлялись быстро и жестко. Не считались даже с креолами, пытавшимися «выбить» себе какие-то преференции: многим из поколения родителей Миранды запомнилось креольское «восстание» 1749 года, которому сначала как бы пошли на уступки, но затем все его главари были казнены. В других случаях испанцы считали оправданными зверства, ставящие их в один ряд с худшими нацистскими карателями. Они запросто прибегали к длительным и изощренным пыткам своих противников и их семей, массовым казням, нарушениям любых договоренностей и клятв. Испанцы украшали свою одежду и дома отрезанными частями тел бунтовщиков. Союзников они находили себе под стать — психопаты типа Бовеса, воюя с Боливаром, полностью вырезали стоявшие на их пути населенные пункты. Патриотам (борцам за освобождение Латинской Америки) при отступлении приходилось эвакуировать целые города — иначе их жители стали бы жертвой страшнейших расправ.
Однако все эти действия внушали в сердца жителей колоний не только страх, но и ненависть. Восстаний становилось всё больше, а вот сила Испании с течением времени иссякала. К началу XIX века деградация метрополии, немощность очередного короля и разврат, царящий в испанском дворе, соединились с революционными настроениями на Западе и обострившейся борьбой за колонии. Жители Латинской Америки почувствовали, что скоро им представится реальный шанс побороться за свое освобождение. Однако эту уникальную возможность еще предстояло использовать.
Отец Миранды был новым переселенцем с Канарских островов (считавшихся «провинциальными»), искавшим возможности «продвинуться» самому и обеспечить безбедное существование своим детям. Он рассчитывал заняться торговлей, разбогатеть и, используя царящую в метрополии коррупцию, купить хорошую родословную, которая открыла бы его семье дорогу в ряды мантуанцев. Жизнь отца Миранды прошла в отчаянных попытках реализовать этот план: он приобрел себе звание капитана, автоматически дававшее титул дворянина, а затем долго и мучительно отстаивал его от нападок креолов и местной администрации. В этих баталиях отец растратил почти всё свое богатство, а реально признан был лишь небольшим кругом людей (в который входила и семья Боливара).
Сын его — Себастьян Франсиско Миранда получал сначала образование у лучших венесуэльских учителей, а затем был отправлен в аристократическую школу. В возрасте 14 лет он поступает в Королевский понтифийский университет Каракаса, в котором преподавали испанские монахи. Вообще, испанцы старались даже креолов не допускать к науке и высокой культуре: учебные заведения в Венесуэле работали кое-как, обучали в них в основном богословию и праву. Политика, история и иные гуманитарные и точные науки оставались вне их поля зрения, так что большинство креолов было малообразованными людьми.
В этом смысле Миранда оказался исключением — в дальнейшем он прославится своей обширной библиотекой, культурным и историческим кругозором. Тем не менее, пока что его ждала стандартная судьба потомка колонистов: в 21 год Франсиско был отправлен отцом в Испанию — заканчивать учебу, поступать на службу и добывать себе от главного летописца дворянскую родословную, дающую право на титул графа или хотя бы барона. На то, чтобы получить право выезда из колонии, ушли почти все оставшиеся деньги семьи Миранды — но тогда это казалось лучшим вложением, которое может сделать житель Латинской Америки. Через несколько десятилетий такая же судьба постигнет и Боливара — правда, имевшего гораздо больше связей и в Испании, и в Венесуэле.
Вернуться на родину Миранде предстоит только через 40 лет. В Испании он отбросит имя отца — Себастьян — и станет просто «Франсиско», а также переделает год рождения на 1754 — как у своего умершего брата. Однако на этом зигзаги его судьбы только начнутся.
Прибыв в Испанию, Миранда первым же делом купил себе книги просветителей — Руссо, Вольтера, Рейналя — кумиров передовой европейской молодежи. На них будет учиться и Боливар, и многие другие революционеры XIX века. Возможно, эти книги подтолкнут его к идее необходимости борьбы за независимость Латинской Америки. Точно — что они определят либерализм взглядов Миранды, от которых он не отступится до конца жизни.
Вообще, эта склонность к чтению и желание приобщиться высокой культуре — важные черты, вырывающие Франсиско из мира аристократии и новой буржуазии частью которого он, конечно, являлся. Не только из сторонних свидетельств, но и из дневников самого Миранды мы знаем, что наш герой был не чужд земных утех (даже последние дни, уже в тюрьме, он не мог провести без женщины), роскоши, снобизма, даже какого-то социального высокомерия (хотя какой уж там, казалось бы, статус). В нем предельная холодность и неромантичность сочетались с любознательностью и непонятно на чём державшейся (при таком-то характере!) преданностью идее независимости колоний.
Большую часть времени Франсиско провел даже не на войне, а в светском обществе и компании самых разнообразных дам. Его приверженность аристократическому образу жизни дает основание многим хоть немного предвзятым историкам истолковать биографию Миранды как нескончаемую авантюру, прикрываемую стремлением к свободе американских народов. Однако, несмотря на определенный перекос «методов» достижения цели в сторону элитных игр, Франсиско до последнего дня сохранил преданность делу и всё же не отказался от шага, стоившего ему жизни.
Но этот день еще далеко впереди. А пока что, после недолгого периода поездок по Испании и чтения, Миранда прибывает в Мадрид и поступает на службу в армию — в качестве капитана пехоты. Начальство не любило Франсиско: не только потому, что тот был креолом, но и из-за его надменности, независимости мышления и непризнания никаких вышестоящих авторитетов.
В 1775 году Миранда принял участие в войне в Марокко. Жестокости местных воинов потрясли молодого офицера: враги казнили не только пленных, но и собственных военачальников, оказавшихся не слишком удачливыми на поле боя. Повсюду происходило бессмысленное кровопролитие. Тем не менее, Франсиско удалось проявить себя: он отметился успешной ночной вылазкой из осажденной марокканцами крепости, в которой ему удалось уничтожить целую батарею орудий.
Однако не все вышестоящие офицеры были рады успехам Миранды. Его дважды (по всей видимости, ложно) сажали в тюрьму за непослушание. Слухи о нём (в основном — негативные) достигли генерала-инспектора испанской армии и даже самого короля. Чинимые ему препятствия довели Франсиско до депрессии. Он страдал от царившего вокруг интриганства, расизм испанцев глубоко оскорблял его. В это же время Миранда был приглашен на бал в британский Гибралтар, где встретился с другом отца — англичанином Джоном Тэрнбуллом. Из разговоров с ним наш герой понял, что высшие круги Британии с интересом следят за судьбой испанских колоний и, может быть, окажутся готовы им чем-то помочь.
Поворотной точкой для судьбы Франсиско стала война США за независимость. Испания решает поддержать Америку, чтобы нанести удар по своему конкуренту — Британии. В качестве адъютанта генерала Кахигаля он командует испанскими войсками на Кубе, вместе с французским флотом приходит на помощь Джорджу Вашингтону.
Несмотря на военные успехи (а может, и «благодаря» им), Миранда был обвинен в контрабанде. Заступничество Кахигаля спасло его от десяти лет тюремного заключения, однако Франсиско понимал, что его недоброжелатели всё равно рано или поздно достанут его. Миранда решает бежать в Европу и оттуда посылать прошения испанскому королю. Но сначала — летом 1783 года — он отплывает в Северную Америку.
Там он встретился с Джорджем Вашингтоном и другими борцами за независимость, познакомился с будущим скандальным деятелем французской революции Жильбером Лафайетом («посредственность, облаченная в одежды активной деятельности» — написал о нём Франсиско). Чем дольше Миранда ездил по стране, тем больше ждало его разочарований. Наш герой с горечью отмечал озабоченность американского конгресса вопросами торговли и собственности:
«Почему в демократическом обществе нет места достоинству? Оно должно быть основой любой демократии. Напротив, все преимущества отданы собственности, но собственность губит демократию. Еще одна несуразность, которую я заметил в Америке, связана с религией. С одной стороны, человеку позволено поклоняться Богу так, как он считает нужным, а с другой — его могут уволить с работы только за то, что он не исповедует христианство».
С тревогой Миранда замечал, что США собираются начать захватническое движение на юг, «подмять» под себя стремящиеся к независимости колонии. По прошествии многих лет, его опасения подтвердятся: Штаты будут претендовать как на Мексику, так и на страны Южной Америки, свергнувшие испанское иго. При этом угнетение Испанией Кубы будет вполне соответствовать их торговым интересам.
Тем не менее после поездки по США Франсиско окончательно сформулировал цель своей жизни: добиться освобождения своей родины. В последнее время Миранда получал всё больше писем от оставшихся в Венесуэле родственников и знакомых: в колонии прибыл новый капитан-генерал Бернардо Гальвес, который принялся «завинчивать гайки». Про него писали: «Жестокость Нерона и Филиппа II слились в нём одном!» При том, что в английских колониях уже началась волна восстаний, Франсиско начали воспринимать как одну из надежд венесуэльской освободительной борьбы. Его венесуэльские друзья (в число которых входил и отец Боливара) писали в те дни: «Одно твое слово — и мы пойдем за тобой, нашим лидером, до самого конца и будем сражаться до последней капли крови за великую цель… Ты можешь рассчитывать на всю нашу провинцию. А также, если сочтешь удобным, можешь договориться с иностранными державами о том, как освободить нас от этой проклятой неволи».
Конечно же попытки нашего героя заручиться поддержкой американских властей в деле освобождения Венесуэлы потерпели неудачу. Тогда Миранда решает сделать ставку на свои связи в Британии. И вот уже в 1785 году английские газеты публикуют интригующие статьи:
«Пример Северной Америки стал предметом серьезного обсуждения и подражания. Здесь, в Лондоне, мы абсолютно уверены, что в Испанской Америке есть человек, обладающий большими способностями и пользующийся доверием своих сограждан, стремящихся завоевать независимость для своей страны… Этот человек объездил всю Северную Америку и посетил Англию, которую считает колыбелью гражданских свобод и школой политической деятельности…
Этот человек обладает возвышенным умом и большим талантом. Он образован и хорошо осведомлен, изучал политику много лет… Мы восхищаемся им, его благородством и желаем ему успеха в деле освобождения миллионов его сограждан. Ведь самым благородным из всех человеческих побуждений является желание дать свободу другим людям».
(Продолжение следует.)
