Правительство запретило изготовление и продажу спиртных напитков в России
27 марта Временное правительство утвердило текст своего заявления о целях войны:
«Предоставляя воле народа, в тесном единении с нашими союзниками, окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России — не господство над другими народами, не отнятие у них национального их достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение полного мира на основе самоопределения народов. Русский народ не добивается усиления внешней мощи своей за счет других народов, он не ставит своей целью ничьего порабощения и унижения. Во имя высших начал справедливости им сняты оковы, лежавшие на польском народе. Но русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной и подорванной в жизненных своих силах. Эти начала будут положены в основу внешней политики Временного правительства, неуклонно проводящей волю народную и ограждающей права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников.
Временное правительство свободной России не в праве скрывать истину от народа. Государство в опасности. Нужно напрячь все силы для его спасения. Пусть ответом страны на сказанную правду будет не бесплодное уныние, не упадок духа, а единодушный порыв к созданию единой народной воли. Она даст новые силы к борьбе и приведет нас к спасению».
27 марта военный и морской министр Гучков издал приказ об изъятии Кронштадтской крепости из ведения морского ведомства и включении ее в Петроградский военный округ с подчинением непосредственно командующему этого округа.
27 марта срочной телеграммой Временное правительство обратилось к США и Англии просьбой о присылке судов для усиления охраны российских северных вод.
На заседании 27 марта делегатов с фронта и рабочих тыловых учреждений в Петрограде была единогласно принята следующая резолюция:
«Собрание депутатов фронта и рабочих тыловых учреждений призывает товарищей-рабочих, в виду усиленного наступления внешнего врага, к энергичной работе без ограничения сверхурочных часов в предприятиях, работающих на оборону. При этом собрание настаивает на том, что рабочие должны быть снабжены продовольствием, а фабрики и заводы сырьем и топливом»
Временное правительство 27 марта запретило на всей территории России изготовление и продажу спиртных напитков; исключение сделано только для технических, врачебных, фармацевтических, химических и учебных надобностей.
Министру финансов предоставили право освобождать держателей «Займа Свободы 1917 г.» от уплаты гербового сбора, установленного при внесении облигаций на хранение, вексельного сбора по срочным ссудам и налога по специальным текущим счетам.
Общее собрание Центрального совета казаков вынесло постановление с протестом против распоряжений власти о вызове казаков для водворения порядка где бы то ни было, кроме казачьих областей.
Газета «Время» 27 марта приводит свидетельства о речи Александра Керенского в Совете рабочих и солдатских депутатов:
«Вчера на заседание Совета рабочих и солдатских депутатов явился министр юстиции Керенский. Картина в зале Таврического дворца была невиданная.
На кафедре перед солдатами появился министр в простой рабочей куртке. А.Ф.Керенский имел очень усталый вид. Бледный, изможденный, он начал свою речь следующими словами:
— Товарищи-солдаты! У меня не было времени посетить представителей среды, из которой я вышел. Я приехал к вам вот почему. До сих пор между нами не было никаких недоразумений, но теперь я слышал, что среди вас появились люди, которые распускают нелепые слухи, хотят положить грань между нами и внести раздор в демократические массы. Пять лет с этой кафедры я боролся против старой власти и неустанно обличал ее, и я знаю врагов народа, знаю, как с ними справиться. До вступления на эту кафедру я был долго в застенках русского правосудия, и через мои руки прошли многие борцы за свободу.
Во время войны я уже настаивал в закрытых заседаниях на изменении солдатского устава, отмене чести и облегчении солдатской участи. (Бурные аплодисменты и крики «браво»). Я пришел сюда, на эту кафедру, чтобы без боязни рассказать о бесправии народных масс и об угнетении старого режима. Как представитель демократических масс, до сих пор я делал свое дело, не нарушая общечеловеческих прав. Я всегда стоял за них до изнеможения, и вот теперь я снова на этой кафедре перед вами, товарищи, и в моих руках вся власть русского генерал-прокурора, и знайте, что никто не может выйти из-под ареста без моего согласия.
А.Ф. Керенский начинает говорить, повышая тон, сильно волнуясь и энергично жестикулируя:
— Я слышал, что среди вас ходят слухи, будто бы я делаю послабление старому правительству и лицам царской фамилии? Я слышал, что в вашей среде появились люди, которые осмеливаются выражать мне недоверие. Я предупреждаю всех, — говорит, повышая голос, Керенский, — кто так говорит, что я не позволю не доверять себе и в моем лице оскорблять русскую демократию. Я вас прошу или исключить меня из вашей среды, или мне безусловно доверять. (Бурные аплодисменты и крики «браво»). Вы обвиняете временное правительство и меня в том, что мы делаем послабления лицам царской фамилии, что мы оставляем на свободе их и поступаем с ними снисходительно?
Но знайте, что я был в Царском Селе, я виделся там с начальником гарнизона, я говорил с солдатами. Комендант царскосельского дворца — мой хороший знакомый, которому я вполне доверяю. Гарнизон обещал мне исполнять только мои приказания. На вас наводит сомнения, что на свободе остались некоторые лица царской фамилии, но на свободе только те, кто вместе с нами протестовал против старого режима и царизма.
Дмитрий Павлович оставлен на свободе, так как он боролся до конца со старой властью. Он подготовил заговор и убил Гришку Распутина, и он имеет полное право оставаться простым офицером в рядах русской армии в Персии.
Ген. Иванова я освободил, но он находится все время под моим надзором на частной квартире. Я освободил его, так как он болен и стар, и врачи утверждают, что он не проживет и трех дней, если останется в такой среде, куда был помещен. <…>
Я не уйду, пока не закреплю с этой кафедры уверенность, что никакого другого строя не будет, кроме демократической республики (общие овации). Товарищи-солдаты! Теперь во всем мире нет такой свободной армии, как русская. Вы — свободные граждане, вы имеете право участвовать в организациях, и это вы получили в три дня. <…>
Знайте, что на днях появится документ, в котором извещено будет, что Россия отказывается от всяких завоевательных стремлений.
Я работаю для вашего блага, пока мне доверяют и пока со мной откровенны вполне. Но появились люди, которые хотят поселить раздор между нами. Вспомните, что во имя долга перед родиной мы должны все работать, и, если вы хотите, я буду работать с вами, если не хотите, скажите — я уйду. Я хочу знать, верите ли вы мне или нет? (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию, крики: просим, просим и верим, — были ответом на последние слова министра).
С одного места поднялся депутат и заявил:
— Вся многомиллионная армия верит вам, Александр Федорович.
И после оваций А.Ф. Керенский продолжил:
— Я пришел сюда не оправдываться и не извиняться перед вами, я хотел только сказать, что не позволю себе и всей русской демократии быть на подозрении.
Министра снова прерывают оглушительные аплодисменты и овации. А.Ф.Керенский пошатывается и бледный с помощью солдата и офицера опускается на стул, и пьет воду.
Председатель собрания отвечает на речь министра:
— О недоверии, как об этом говорил Александр Федорович, не может быть и речи. Об этом говорили только отдельные лица, которых мы тотчас же пресекли. Армия вам верит, Александр Федорович, как вождю всей русской демократии!
Оглушительное «ура» раздается под сводами зала заседания. А.Ф. Керенский, отдохнувши и собравшись с силами, становится на кафедру и заканчивает свою речь:
— Товарищи, я больше чем удовлетворен тем, что здесь было, и что я слышал. Я до последних своих сил буду работать на благо русской демократии. Если у вас будут какие-либо сомнения, днем и ночью придите ко мне, как все приходят. Я вас приму и выслушаю.
А.Ф. Керенский сходит с кафедры при бурных приветствиях. Его подхватывают на руки и на стуле выносят из зала заседания»
На съезде партии «Народной Свободы» (кадетов) 27 марта обсуждался вопрос о действующей власти:
«Велики заслуги Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в революционные дни, но в настоящее время, к сожалению, он вышел за пределы своих функций. Создалась опасность многовластия; опасность чрезвычайно грозная. ЦК партии дважды обращался к Совету Р. и С. Д. и через особую депутацию и путем письменного заявления. Комитет указывал на недопустимость подобного поведения. Единственная исполнительная и законодательная власть в стране в настоящее время есть Временное правительство, и никакая другая не должна брать на себя его функции».
Соответственно, неотложным вопросом было названо установление нормальных отношений между Временным Правительством и учреждениями на местах — в отличие от Совета, правительство работает без участия народных представителей, имеющих с местными организациями непосредственную связь.
На съезде в конце заседания присутствовали и произнесли речи министры Милюков, Шингарев и Некрасов.
Милюков заявил о своем присоединении к решениям съезда о форме государственного правления и о войне и в заключение произнес речь в похвалу левых, революционного народа и революционной армии. Он сказал:
«Если бы не было у нас товарищей слева, никакие наши предвидения не помогли бы нам свергнуть самодержавие».
Некрасов в своей речи сообщил съезду данные о положении железнодорожного движения и о материальном положении железнодорожников. Он заявил, что в последние два месяца самодержавия почти совершенно было прекращено пассажирское движение. Теперь оно восстановлено, поэтому хлынула масса пассажиров; к этому надо прибавить увеличивающуюся силу революции, массу солдат, едущих в отпуск.
«Наша первая забота—обеспечение продовольствием фронта. За февраль было подано на фронт 45—50% назначенной муки, мы теперь подаем 70%. Далее мы категорически запретили реквизицию топлива, предпочитая платить, как всякий потребитель, лишь бы нас удовлетворяли в первую очередь, но бедствия с топливом мы и сейчас еще не вполне пережили. Необходимо подробно обсудить требования железнодорожников, так как для всякого непредубежденного человека ясно, что железнодорожные служащие находятся в таком положении, которое исключает возможность производительного труда».
Министр земледелия Шингарев рассказал съезду кадетов о проекте хлебной монополии.
27 марта на Московской областной конференции Совета рабочих и солдатских депутатов приняли резолюцию о восьмичасовом рабочем дне. Проведение его в местных рамках, а затем и в законодательном порядке, объявляется первоочередной задачей.
Конференция признала необходимым как можно скорее установить самую тесную связь между всеми организациями революционной демократии (рабочими, крестьянскими и солдатскими советами) как на местах, так и во всероссийском масштабе. На следующей конференции все организации области уже должны быть представлены на началах пропорциональности.
Земельного вопроса конференция, в виду его важности, не обсуждала в целом, а только сочла нужным в отдельной резолюции заявить, что она является горячей и полной сторонницей разрешения земельного вопроса в интересах широких крестьянских масс и высказалась за оказание всемерной поддержки трудовому народу, «призывая его организоваться и работать для мирной подготовки решения вопроса в будущем Учредительном Собрании».
27 марта рабочие кузнечной мастерской Путиловского завода приняли резолюцию против клеветы на петроградских рабочих. Всякие заявления о том, что рабочие не хотят работать, говорится в резолюции, преследуют одну цель: «разъединить революционную армию с революционным пролетариатом».
Общее собрание рабочих завода «В. Т. Однер» обсудило выдвинутое буржуазной пропагандой обвинение, будто рабочие тормозят производство и тем самым не помогают солдатам на фронте. Собрание постановило, что производительность труда тормозится не рабочими, а владельцем завода.
27 марта Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов получил письмо солдат действующей армии с требованием немедленного прекращения войны. Солдаты писали:
«Мы таких министров, как господин Милюков, не хотим знать. Одних врагов свергнули, а других нажили… Товарищи солдаты и рабочие депутаты, если в скором времени не будет мира, то бросаем позиции и уходим уничтожать… тех, которые не хотят мира…»
27 марта в Москве проходили собрания рабочих фабрики «Богатырь», завода Акционерного общества «Шеврохром» и чугунно-литейного завода Московского Городского Управления. На них заявлялась поддержка Совета в его контроле над Временным Правительством, а также требование завершения войны.
27 марта в докладе начальника штаба Северного фронта генералу Клембовскому, начальнику штаба Верховного главнокомандующего, сообщалось о потерях среди офицеров Балтийского флота, оказавших сопротивление в дни свержения самодержавия: на четырех броненосцах убито 8 офицеров, сменено 3 командира и 6 офицеров; на трех крейсерах убито 3 офицера, 5 сменено; на 50 малых судах и тральщиках 12 офицеров убито и 5 сменено. В докладе говорилось: «Почти весь Гельсингфорсский гарнизон отказался присягать новому правительству».
На Западном фронте командир 51-й пехотной дивизии доложил командующему 2-й армии, что с наступательными операциями следует обождать и ограничиться обороной. Он требовал, чтобы армию избавили от влияния Совета рабочих и солдатских депутатов. В докладе начальника 112-й пехотной дивизии командующему 2-й армии сообщается: «Замечается ослабление дисциплины, недоверие между офицерами и солдатами и упадок наступательного духа в частях».
27 марта в селении Анинском Хоринского аймака Забайкальской области открылся съезд 11 родов хоринских бурят. Съезд постановил требовать национальной автономии для бурят, организации выборного общенационального бурятского собрания, прекращения платежа ясака «в кабинет бывшего царя», предоставления в безвозмездное пользование хоринских бурят незанятых угодий и лесов.
В Якутске 27 марта открылся I съезд якутов и крестьян. Емельян Ярославский в своем приветствии съезду подчеркнул: «Отныне он (якутский народ — ИА REGNUM ) не инородец, отныне он свободный гражданин», и призывал якутов обеспечить равноправие других, еще более отсталых и некультурных народностей и племен, проживающих в Якутском крае.
27 марта В. И. Ленин и группа русских политэмигрантов выехали из Швейцарии в Россию. Уезжающие в Россию политэмигранты дали швейцарскому социалисту Фрицу Платтену, который организовывал их поездку, подписку в том, что они осведомлены о переговорах Платтена с германским посольством и обязываются подчиняться всем распоряжениям Платтена, знают о намерении Временного правительства обвинить в измене всех проезжающих через Германию и берут на себя всю политическую ответственность за эту поездку.
Фриц Платтен в книге «Ленин. Из эмиграции в Россию» описывает людей, ехавших с ним на Родину:
«Наша партия состояла из 32 человек.
Большинство поехавших с нами эмигрантов завоевали себе в истории революции выдающееся место своим мужеством, энергией, дальновидностью и самоотверженностью, проявленными ими в интересах пролетариата и коммунизма. Из числа ехавших в нашей партии нашел преждевременную смерть зять Феликса Кона тов. Усиевич, погибший на чехословацком фронте. К нашему величайшему горю, смерть слишком рано вырвала из наших рядов также незабвенного товарища Ленина.
Нет никакого сомнения, что лица, участвовавшие в этой поездке, сыграли решающую роль не только в русской, но, можно без преувеличения сказать, и в мировой истории. Кто в Западной Европе в 1917 году осмелился бы предсказать, что эти «голяки» в ободранных костюмах, все пожитки которых можно было увязать в головной платок, сделаются вождями и руководителями страны со 130-миллионным населением? В 1917 году все издевались над этой кучкой фанатиков, стремящихся «осчастливить мир и лишенных всякого чувства действительности».
Вспоминает о поездке и Елена Усиевич:
«Рано утром мы сели в предоставленный нам вагон «микст», то есть наполовину жесткий, наполовину мягкий, в котором нам предстояло ехать до Швеции, где уже можно было следовать в обычном порядке. Мы сели в этот пресловутый вагон, о котором было создано столько легенд, в частности смешная побасенка о «запломбированном вагоне», в коем якобы были ввезены в Россию. Ленин и сопровождающие его большевики. Единственным «основанием» для такой легенды послужило то обстоятельство, что, по договоренности Платтена с германским посольством, при проезде через Германию никто из немцев не имел права входить в наш вагон, равно как и мы обязывались не выходить из него. Таким образом, мы ехали на основах полной экстерриториальности. Вагон, в котором мы следовали, считался как бы клочком швейцарской территории. Насколько я помню, даже обслуживающего персонала, даже проводника при вагоне не было.
Подойдя к швейцарско-германской границе, наш поезд остановился на совсем пустынной станции — ни других поездов, ни публики. Наш вагон отцепили, чтобы прицепить его к другому поезду, но прежде была проделана церемония приема нас, заключающаяся в том, что каждый из нас выходил с задней площадки вагона, держа в руках клочок бумаги с начертанным на нем порядковым номером: первый, второй, третий — и так все тридцать. Показав этот клочок, мы входили в свой вагон с передней площадки. Никаких документов никто не спрашивал, никаких вопросов не задавал. Этим вся церемония и ограничилась.
Правда, немецкие власти, желая, очевидно, показать едущим в Россию русским, что к концу третьего года войны у них еще есть неисчерпаемые запасы продовольствия, распорядились, чтобы нам подан был ужин. Худенькие, изжелта-бледные, прямо-таки прозрачные девушки в кружевных наколках и передничках разносили на тарелках огромные свиные отбивные с картофельным салатом. Но ведь мы знали из газет и из сообщений изредка приезжавших в Швейцарию из Германии людей, как голодает немецкий народ, до какой степени физического истощения он доведен. Да и достаточно было взглянуть на дрожащие от голода руки девушек, протягивающих нам тарелки, на то, как они старательно отводили глаза от еды, на их страдальческие лица, чтобы убедиться, что давно уж в Германии не видят ничего подобного. Запас провизии мы забрали с собой из Швейцарии на несколько дней. И мы совали в руки официанткам нетронутые тарелки с кушаньем. Пусть бедняжки хоть раз поедят досыта, пусть хоть раз уснут не на голодный желудок.
Все сношения с германскими железнодорожными властями велись через Платтена…».
Справка ИА REGNUM:
Григорий Усиевич — русский революционер, большевик, вернулся в Россию из эмиграции вместе с Лениным. В 1917 году стал членом московского Военно-революционного комитета, был одним из руководителей вооруженного восстания в Москве в октябре. В марте 1918 года был направлен в Западную Сибирь для организации снабжения Москвы хлебом, с мая 1918 года был членом военно-революционного штаба в Омске, с июня возглавлял Революционный штаб в Тюмени. Погиб в бою 3 августа 1918 года под деревней Горки Ирбитского уезда Пермской губернии.
Елена Усиевич — русская революционерка, большевичка. Родилась в семье ссыльных народовольцев. Во время Гражданской войны воевала в рядах 1-й Конной армии. Впоследствии станет литературным критиком.
