В столице угрожают распустить действующее правительство
20 апреля в Петербурге начались массовые митинги и демонстрации, вызванные возмущением нотой Милюкова. К 3–4 часам дня до 15 тыс. демонстрантов — солдат и рабочих — собрались перед Мариинским дворцом, где помещалось Временное правительство. Исполком Петроградского Совета направил для успокоения солдат эсера Гоца и меньшевика Скобелева. Их выступления успеха не имели. Солдаты тут же приняли резолюцию с требованием немедленной отставки Милюкова. В демонстрации участвовали солдаты Финляндского, Московского гренадерского, 1-го пулеметного, 180-го пехотного запасного полков, броневого дивизиона и других воинских частей, а также моряки Балтийского флота. Мощными колоннами вышли рабочие крупнейших петроградских заводов.
Ираклий Церетели — член Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов таким образом описал позже ситуацию, сложившуюся в городе:
«С утра 20 апреля рабочие с окраин двинулись к центру города. Финляндский полк в боевом порядке окружил резиденцию правительства, Мариинский дворец.
Манифестанты двигались с красными знаменами и плакатами с надписью: «Долой Милюкова!», «Долой Гучкова!», «Долой захватную политику!» Некоторые плакаты были с надписью: «Долой Временное правительство!» Рабочие и солдатские массы стекались со всех сторон в убеждении, что они вышли на улицу по призыву Исполнительного Комитета. Исполнительный Комитет немедленно послал делегатов к Финляндскому полку и к манифестировавшим толпам рабочих и солдат, чтобы объяснить им, что такого призыва он не делал, что он, напротив, призывает манифестантов прекратить демонстрации, которые могут вызвать кровавые столкновения, и ждать решений руководящих органов революции.
Толпы манифестантов повиновались и расходились. Финляндский полк вернулся в казармы. Но общее возбуждение продолжалось, и новые манифестации возникали стихийно, тем более что сторонники правительства со своей стороны стали организовывать контрманифестации. Агитаторы из этой среды приписали инициативу движения большевикам, и особенно Ленину, зная, что последний в то время не пользовался никаким влиянием в массах и был так ненавидим солдатами, что вынужден был просить Исполнительный Комитет защитить его от эксцессов. Часть солдат присоединилась к этим контрманифестантам из правых обывателей, студентов и интеллигенции, выступавшим с плакатами «Долой Ленина!».
Возбуждение в Исполнительном Комитете особенно усилилось, когда стало известно, что главнокомандующий Петроградского военного округа генерал Корнилов отдал приказ вверенным ему воинским частям выйти на Дворцовую площадь с артиллерией. Одни воинские части повиновались и находились уже на Дворцовой площади, другие же отказались выйти и сообщили об этом Исполнительному Комитету.
Исполнительный Комитет немедленно предписал генералу Корнилову увести воинские части обратно в казармы и вслед за тем принял обращение к населению с призывом сохранять спокойствие, включив в это обращение следующее предписание воинским частям:
«Без зова Исполнительного Комитета в эти тревожные дни не выходите на улицу с оружием в руках. Только Исполнительному Комитету принадлежит распоряжение вами. Каждое распоряжение о выходе воинских частей на улицу (кроме обычных нарядов) должно быть отдано на бланке Исполнительного Комитета, скреплено его печатью и подписано не меньше чем двумя из следующих лиц…»
Корнилов выполнил предписание Исполнительного Комитета и увел войска. Но, оскорбленный этим вмешательством в сферу его действий, он скоро подал в отставку. <…>
Роль большевистской партии в апрельских событиях была очень незначительна. Правда, большевики использовали эти стихийные выступления для самой демагогической пропаганды против правительства и против политики соглашения с ним. Отдельные большевистские агитаторы пытались даже побудить манифестантов требовать немедленного свержения Временного правительства. Но огромное большинство манифестантов, особенно солдаты, несмотря на свое крайнее возбуждение, обнаруживали к ним такое недоверие, что большевистская организация с Лениным во главе держалась в эти дни по вопросу о свержении правительства с крайней осторожностью. <…>
Для апрельского кризиса очень показательно то, что главным инициатором манифестаций оказался тогда еще мало кому известный Ф. Ф. Линде. Это он привел Финляндский полк к Мариинскому дворцу. Буржуазная пресса утверждала, что он большевик, но на самом деле он был беспартийный, идеалистически настроенный интеллигент. Математик по образованию, он был мобилизован во время войны и был солдатом Финляндского полка. Не входя ни в одну из существующих фракций, он с энтузиазмом отдался революции… Под непосредственным впечатлением от ноты Милюкова он, возмущенный до глубины души, по собственному почину призвал полк манифестировать против правительства».
Исполком Петроградского Совета и Временное правительство искали выход из кризиса. И. Церетели пишет:
«Утром 20 апреля кн. Львов пригласил меня к себе для переговоров. С ним был Некрасов. Оба они, очень взволнованные, выражали изумление, что Исполнительный Комитет истолковал сопроводительную ноту как враждебный акт. Они говорили, что во время обсуждения этой ноты в правительстве сам Милюков объяснял все выражения, им употребленные, в духе акта 27 марта, понимая под «победоносным окончанием войны» установление демократического мира (выделено ред. — ИА REGNUM ).
Я отвечал, что выбирать для пояснения демократических целей войны слова и формулы, вошедшие в общий обиход как лозунги воинствующего империализма, по меньшей мере странно. Весь дух нашего соглашения, все долгие наши переговоры при выработке акта 27 марта должны были предостеречь правительство от этой ошибки.
Львов и Некрасов настаивали на своей интерпретации. <…>
Львов в эти дни публично заявлял, что если советская демократия откажется от поддержки правительства, то оно готово уйти. Но в разговоре со мной он даже не упомянул об этом, так как ни советская демократия, ни правительство не думали серьезно о таком исходе. <…>
Чтоб найти выход из создавшегося положения, кн. Львов предложил устроить официальные переговоры между Временным правительством и двумя органами, от которых оно приняло власть: полным составом Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов и Комитетом Государственной думы. Зная, что такое предложение встретит полное сочувствие в Исполнительном Комитете, я его немедленно принял. <…>
Соединенное заседание Временного правительства, Исполнительного Комитета и Комитета Государственной думы состоялось в тот же вечер, 20 апреля, в Мариинском дворце. Вокруг дворца собралась толпа, манифестировавшая за Временное правительство. Милюков и Некрасов выходили к этой толпе и благодарили за поддержку. Но антиправительственные манифестации, вести о которых приходили со всех сторон, были гораздо более внушительны, и правительство не обманывалось относительно действительного положения. Именно в этот вечер кн. Львов заявил, что правительство готово уйти, если советская демократия лишит его своей поддержки».
20 апреля Центральный Комитет РСДРП (б) утром на экстренном заседании принял резолюцию о кризисе в связи с нотой Временного правительства от 18 апреля:
«Нота Временного правительства показала полную правильность позиции, занятой нашей партией в резолюции СПб общегородской конференции, а именно, что 1) Временное Правительство есть правительство насквозь империалистическое, связанное по рукам и ногам англо-французским и русским капиталом; 2) все его обещания, которые оно делало или могло бы делать (относительно «выявления воли народа к миру и т. д.») ничего, кроме обмана, содержать не могут; 3) Временное Правительство не может отказаться от аннексий — независимо от того, каков будет личный состав его, потому что в настоящей войне и особенно в данный момент класс капиталистов связан банковым капиталом; 4) политика мелкой буржуазии, проводимая народниками, меньшевиками, большинством вождей данного Совета Рабочих Депутатов и состоящая в поддержке обманчивых надежд на возможность «исправить» «мерами воздействия» капиталистов (то есть Временное Правительство), еще и еще раз разоблачена этой Нотой.
Ввиду этого Ц. К. признает: I. Всякие изменения личного состава данного правительства (отставка Милюкова, отзыв Керенского и т. п.) будут подражанием худшим приемам буржуазного парламентарного республиканизма, подменявшего борьбу классов соревнованием клик и личными перетасовками. II. Единственным спасением для массы мелко-буржуазного населения, колеблющегося между капиталистами и рабочим классом, является безусловный переход этой массы на сторону революционного пролетариата, который один только способен на деле разорвать путы финансового капитала и аннексионистской политики.
Только взявши — при поддержке большинства народа — всю государственную власть с свои руки, революционный пролетариат совместно с революционными солдатами, в лице Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, создаст такое правительство, которому поверят рабочие всех стран и которое одно в состоянии быстро закончить войну истинно демократическим миром».
Вечером, от 7 до 10 часов, по Дворцовой площади проходили многолюдные манифестации с плакатами: «Долой Милюкова!». Манифестации шли в полном спокойствии и порядке, слушали ораторов, членов Совета, и также спокойно расходились.
На Дворцовую же площадь явилась толпа манифестантов с плакатами: «Доверие Временному правительству!», кричала: «Долой Ленина!» и, воспользовавшись отсутствием рабочих масс, арестовала нескольких рабочих.
На Невском проспекте произошло столкновение двух манифестаций: одной — из рабочих, солдат и матросов с плакатами «Долой Милюкова!», «Милюкова в отставку!», «Мир без аннексий и контрибуций!», другой — из буржуазной публики с белыми плакатами: «Да здравствует Милюков!». Произошла стычка, в результате которой белый плакат был разорван, после чего буржуазная публика начала рассеиваться.
Лев Троцкий пишет о митингах 20 апреля:
«Наутро нота появилась во всех газетах. «Речь» комментировала ее в духе зрело обдуманной провокации. Социалистическая печать высказывалась крайне возбужденно. Меньшевистская «Рабочая газета», не успевшая еще, вслед за Церетели и Скобелевым, освободиться от паров ночного возмущения, писала, что Временное правительство опубликовало «акт, являющийся издевательством над стремлениями демократии», и требовала от Совета решительных мер, «чтобы предотвратить его ужасные последствия». Растущий нажим большевиков чувствовался в этих фразах очень явственно.
Исполком возобновил заседание, но только для того. чтобы снова убедиться в своей неспособности прийти к какому бы то ни было решению. Постановили созвать экстренный пленум Совета «для информации» — на самом деле, чтобы прощупать степень недовольства низов и выгадать время для собственных колебаний. В промежутке намечались всякого рода контактные заседания, которые должны были свести вопрос на нет.
Но в эту ритуальную возню двоевластия неожиданно вмешалась третья сила. На улицы вышли массы с оружием в руках. Меж штыков солдат мелькали буквы плакатов: «Долой Милюкова!» На других плакатах красовался также и Гучков. В негодующих колоннах трудно было узнать демонстрантов 1-го мая.
Историки называют это движение «стихийным» в том условном смысле, что ни одна партия не брала на себя инициативу выступления. Непосредственный призыв на улицу исходил от некоего Линде, который и вписал этим свое имя в историю революции. «Ученый, математик, философ», Линде стоял вне партий, всей душой был на стороне революции и горячо хотел, чтобы она выполняла то, что обещает. Нота Милюкова и комментарии «Речи» возмутили его. «Не посоветовавшись ни с кем… — рассказывает его биограф, — он сразу приступил к действиям… направился в Финляндский полк, созвал комитет и предложил немедленно пойти всем полком к Мариинскому дворцу… Предложение Линде было принято, и в 3 часа дня по улицам Петрограда уже направлялась внушительная демонстрация финляндцев с вызывающими плакатами». Вслед за Финляндским полком выступили солдаты 180-го запасного, Московского, Павловского, Кексгольмского, матросы 2-го Балтийского флотского экипажа, всего до 25−30 тысяч человек, все с оружием. В рабочих кварталах пошло волнение, прекращали работу и заводами выходили на улицу вслед за полками.
«Большинство солдат не знало, зачем они пришли», — уверяет Милюков, точно он успел их опросить. «Кроме войск в демонстрации участвовали рабочие-подростки, громко (!) заявлявшие, что им за это заплачено по 10−15 рублей». Источник оплаты ясен: «задача устранения обоих министров (Милюкова и Гучкова) прямо была поставлена из Германии». Милюков давал это глубокомысленное объяснение не в разгаре апрельской борьбы, а через три года после октябрьских событий, которые достаточно ясно показали, что ни у кого не было надобности оплачивать высокой поденной платой ненависть народных масс к Милюкову».
Вечером 20 апреля в Мариинском дворце произошло соединенное заседание Временного правительства, исполнительного комитета Госдумы и Исполкома Петроградского Совета по поводу разрешения кризиса в связи с нотой министра иностранных дел Милюкова.
Открыл заседание премьер-министр Львов, речь которого свелась к следующим положениям: в стране было доверие к Временному правительству, и дела шли удовлетворительно. Но за последние две недели известные всем социалистические круги открыли в печати поход против правительства, и в результате явилось противодействие ему. Так дальше продолжаться не может. Нужна решительная поддержка со стороны Совета, иначе — правительство уйдет.
После речи Львова один за другим выступали с докладами министры: военный, земледелия, финансов, путей сообщения и иностранных дел. Военный министр Гучков в своей речи подчеркнул, что «отечество в опасности», что главная причина этого в «потоке пацифистских идей», проповедуемых известными социалистическими кругами, что проповедь эта должна быть прекращена, а дисциплина восстановлена с помощью Исполнительного Комитета Совета.
Министр Шингарев указал, что главная причина обострения продовольственного кризиса заключается в аграрном движении крестьян, которое разжигается агитацией ленинцев. По мнению Шингарева, одно из двух: либо существующее правительство — облеченное доверием, — и тогда аграрным «эксцессам» должен быть доложен конец, либо — другая какая-нибудь власть.
Милюков заявил, что нота есть не его личное мнение, а мнение всего Временного правительства. Вопрос о внешней политике сводится к вопросу о готовности к выполнению обязательств, но отношению к союзникам.
Представитель большевиков Каменев говорил о том, что если страна переживает хозяйственный, продовольственный и политические кризисы, то выход из положения не в продолжении войны, а в скорейшем ее окончании. Существующее правительство, по-видимому, не способно взять на себя дело ликвидации войны, ибо оно стремится к «войне до конца». Окончить войну может только рабочий класс, в руки которого должна перейти власть.
Представитель большинства Петербургского Исполкома Церетели сначала настаивал на издании Временным правительством новой ноты с устранением из нее всех мест, вызывающих со стороны демократии ожесточенные нападки, а затем, после отказа министра иностранных дел Милюкова от издания новой ноты, согласился на опубликование только официального разъяснения уже опубликованной ноты и обещал со стороны демократии поддержку Временному правительству.
Сталин так писал о заседании в Мариинском дворце 20 апреля:
В буржуазной печати появилось уже сообщение о совещании Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов с Временным правительством. Сообщение это, в общем не… точное, местами прямо искажает факты, вводя читателя в заблуждение. Мы уже не говорим об особом, свойственном буржуазной печати освещении фактов. Необходимо поэтому восстановить действительную картину совещания.
Цель совещания — выяснить взаимные отношения Временного правительства и Исполнительного комитета в связи с нотой министра Милюкова, обострившей конфликт…
Длинные речи министров свелись к нескольким коротким положениям: страна переживает тяжелый кризис, причины кризиса — революционное движение, выход из кризиса — обуздание революции и продолжение войны.
Выходило так, что для спасения страны необходимо: 1) обуздать солдат (Гучков), 2) обуздать крестьян (Шингарев), 3) обуздать революционных рабочих (все министры), срывающих маску с Временного правительства. Поддержите нас в этом трудном деле, помогайте вести наступательную войну (Милюков), — и тогда все будет хорошо. Иначе — уйдем.
Так говорили министры.
Крайне характерно, что эти архиимпериалистические и контрреволюционные речи министров не встретили отпора со стороны представителя большинства Исполнительного комитета, Церетели. Напуганный резкой постановкой вопроса со стороны министров, потеряв голову перед перспективой ухода министров, Церетели в своей речи стал упрашивать их пойти на возможную еще уступку, издав «разъяснение» ноты в желательном духе, хотя бы для «внутреннего употребления». «Демократия, — говорил он, — всей энергией будет поддерживать Временное правительство», если оно пойдет на такую в сущности словесную уступку.
Желание замазать конфликт между Временным правительством и Исполнительным комитетом, готовность идти на уступки, лишь бы отстоять соглашение, — такова красная нить речей Церетели.
В совершенно противоположном духе говорил Каменев. Если страна стоит на краю гибели, если она переживает хозяйственный, продовольственный и пр. кризисы, то выход из положения не в продолжении войны, которое только обостряет кризис и способно пожрать плоды революции, а в скорейшей ее ликвидации. Существующее Временное правительство по всем видимостям не способно взять на себя дело ликвидации войны, ибо оно стремится к «войне до конца». Поэтому выход — в переходе власти в руки другого класса, способного вывести страну из тупика…
После речи Каменева с мест министров раздались возгласы: «В таком случае возьмите власть».
Французский посол Морис Палеолог пишет о 20 апреля:
Под давлением Совета, Керенского и, к несчастию, также Альбера Тома, Милюков решился сообщить союзным правительствам манифест, изданный 9 апреля, в котором русскому народу излагается взгляд правительства свободной России на цели войны и который резюмируется пресловутой формулой: «ни аннексий, ни контрибуций». Но он добавил еще объяснительное примечание, которое в умышленно неопределенном расплывчатом стиле исправляет, по возможности, выводы манифеста.
Совет заседал целую ночь, заявлял о своей решимости добиться того, чтобы это примечание было взято обратно и чтобы «обезвредить Милюкова». Это — острый конфликт с правительством.
С утра улицы оживляются. Повсюду образуются группы, импровизируются трибуны. Окою двух часов манифестации становятся более серьезными. У Казанского собора произошла стычка между сторонниками и противниками Милюкова; последние одерживают верх.
Скоро из казарм выходят полки; они проходят по городу, крича «Долой Милюкова»… «Долой войну»…
Правительство беспрерывно заседает в Мариинском дворце, твердо решившись на этот раз не склоняться больше перед тиранией крайних. Один Керенский воздержался от участия в этом совещании, считая, что его обязывает к такой осторожности его звание товарища председателя Совета.
Вечером волнение усиливается. У Мариинского дворца двадцать пять тысяч вооруженных людей и огромная толпа рабочих.
Положение правительства критическое, но его твердость не ослабевает. С высоты балкона, откуда видны Мариинская и Исаакиевская площади, Милюков, генерал Корнилов, Родзянко мужественно уговаривают толпу.
Вдруг распространяется слух, что верные правительству царскосельские полки идут на Петроград. Совет как будто верит этому, ибо он поспешно рассылает распоряжение прекратить манифестации. Что будет завтра!
Я думал об ужасной ошибке, которую делает Альбер Тома, поддерживая Керенского против Милюкова. Его упорствование в том, что можно было бы назвать «революционной иллюзией», заставило меня сегодня вечером отправить Рибо следующую телеграмму:
«Возможность совершающихся событий и чувство моей ответственности заставляют меня просить вас подтвердить мне прямым и нарочным приказом, что, согласно инструкций г. Альбера Тома, я должен воздержаться от сообщения вам известий».
20 апреля Ленин также пишет две статьи по поводу ноты Милюкова:
«Карты раскрыты. Мы имеем все основания благодарить господ Гучкова и Милюкова за их ноту, напечатанную сегодня во всех газетах.
Большинство Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, народники, меньшевики, все те, кто до сих пор призывал к доверию Временному правительству, наказаны вдосталь. Они надеялись, ждали и верили, что Временное правительство, под влиянием благодетельного «контакта» с Чхеидзе, Скобелевым и Стекловым, откажется навсегда от аннексий. Вышло немного не так…
В ноте от 18 апреля Временное правительство заявляет о «всенародном (!) стремлении довести мировую войну до решительной победы».
«Само собой разумеется, — прибавляет нота, — Временное правительство… будет вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении наших союзников».
Коротко и ясно. Война до решительной победы. Союз с английскими и французскими банкирами священен. <…>
Воюйте — потому, что мы хотим грабить.
Умирайте десятками тысяч каждый день — потому что «мы» еще не додрались, потому что мы еще не получили своей доли добычи!..»
В статье «Крах», вышедшей в «Правде» 20 апреля, Ленин добавляет:
«Нота содержит прямое заявление Временного правительства, что Россия будет воевать до конца, — что Россия остается верна своим обязательствам перед союзниками.
Эта нота произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
Растерянность большинства Исполнительного комитета, Чхеидзе, Церетели и др., полная. Банкротство всей политики «соглашений» явное — и наступило оно гораздо раньше, чем мы ожидали».
20 апреля Петербургская конференция представителей рабочих государственных предприятий и заводов, артиллерийского, морского, почтового и финансового ведомств, а также интендантства и путей сообщения, заслушав доклады представителей всех перечисленных ведомств и узнав, что в целом ряде государственных предприятий и заводов работают прикомандированные солдаты, которые выполняют такую же работу, как и рабочие, но не получают за свой труд никакой платы или же «трехкопеечную подачку», постановила потребовать от всех перечисленных ведомств, чтобы работающие в их предприятиях и заводах солдаты были немедленно же переведены на учет, а также чтобы они получали вознаграждение за свой труд, как вольнонаемные рабочие и служащие.
На Путиловском заводе после работы состоялся митинг по поводу «ноты Милюкова». Рабочие резко критиковали политику Временного правительства и требовали немедленного ответа от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Раздавались возгласы «Долой Милюкова и Гучкова!» Митинг продолжался до 11 часов вечера. Решено в следующий день выйти с демонстрацией протеста против грабительской войны.
20 апреля приказом министра юстиции Керенского создана специальная следственная комиссия под председательством государственного прокурора Переверзева для расследования дела об аресте офицеров кронштадтскими моряками.
В тот же день на Мойке, в квартире А. И. Гучкова, состоялось заседание Временного правительства. Адмирал Колчак доложил о положении в Черноморском флоте. Он указал, что положение не так благополучно, как кажется, что в Черноморском флоте происходят с некоторой задержкой, в силу изолированности флота, те же процессы, какие охватили Балтийский флот. На этом же заседании генерал Корнилов сообщил, что в городе происходит вооруженная демонстрация войск против Временного правительства, и предложил подавить это выступление силой оружия, заявив, что «он располагает достаточными силами». Временное правительство не пришло к единому мнению по этому вопросу.
В Москве 20—21 апреля состоялась третья конференция московской организации эсеров. Присутствовало 165 делегатов с правом решающего голоса и свыше 400 — с совещательным. Конференция признала захваты земли крестьянами «проявлением стихийной борьбы за землю», заявила о необходимости разрешения земельного вопроса Учредительным собранием. По рабочему вопросу принята резолюция о введении восьмичасового рабочего дня и обязательном минимуме заработной платы.
В Минске 20 апреля открылся I съезд крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний. Присутствовали более 800 делегатов. Председателем съезда избран большевик М. В. Фрунзе (Михайлов). Приняты резолюции: об организации Советов крестьянских депутатов; по земельному вопросу; о волостных комитетах; о смещении уездных комиссаров Временного правительства и перевыборах крестьянских комитетов; об отношении к войне; о восстановлении разрушенных хозяйств; о положении сельскохозяйственных рабочих.
Съезд признал необходимым создать единую крестьянскую организацию — Совет крестьянских депутатов, который должен идти рука об руку с Советами рабочих и солдатских депутатов или даже слиться с ними. Кроме того, съезд высказался за ликвидацию частной собственности на землю, потребовал удаления комиссаров Временного правительства и пересмотра состава уездных земельных комитетов в целях пополнения их представителями от крестьян.
В Киеве экстренное объединенное заседание Советов рабочих и военных депутатов обсудило вопрос об образовании украинского полка. Член комитета военных депутатов сообщил, что комитет высказался против сформирования украинского полка, и указал на угрозу со стороны командующего Юго-Западным фронтом Брусилова применить военную силу для ликвидации национального формирования.
Большинством в 264 голоса, против четырех при 38 воздержавшихся постановлено, что выделение украинских частей может дезорганизовать боеспособность армии. Решено этот вопрос поставить на обсуждение фронтового съезда, а пока 3 тыс. солдат должны быть отправлены на фронт «в общем порядке комплектования войск».
20 апреля еще не вернувшийся в Россию, проживающий в Швейцарии Юлий Мартов пишет в письме к Надежде Кристи:
В том, что ты пишешь о захвате власти, есть доля истины, но только доля. Всякая политическая партия борется за власть; вся ее деятельность должна руководиться целью завоевания власти. Мы от других партий, в качестве марксистов, отличаемся тем, что даем себе верный отчет не в том, конечно, в какой день и час условия «созреют» для осуществления нашей цели, но в том, при каких условиях наши силы созреют для осуществления ее. В этой плоскости — теоретически — спора между нами и Лениным или Троцким нет: оба, наверное, сочли бы авантюризмом, если б, скажем, греческие социалисты поставили себе непосредственной практической целью захватить власть у себя в стране. Спор возникает только в моменты, когда в стране создается революционное положение: старая власть падает, все классы приходят в брожение и является возможность каждой партии спекулировать на то, что ей удастся, благодаря революционной ситуации, добраться до власти не силой своего собственного класса, а увлекши за собой другие классы, которые, вообще говоря, обычно не идут за ними. В России дело идет о крестьянстве и о солдатах-крестьянах. Могут быть такие положения, когда они готовы будут пойти за рабочими и помочь им овладеть властью. Но [так как] крестьянство есть другой класс с иными интересами, то это может произойти не в силу хорошего сознания ими своих интересов, а в силу недостаточного понимания их. Крестьяне могут поддержать захват власти социалистами, но они будут ждать от них либо устранения бедности при сохранении крестьянского мелкого хозяйства, либо «войны до конца» и т. п., и авантюра кончится либо трагическим крахом, когда они раскусят, что ошиблись, либо — всего вернее — тем, что мы, как выражался Энгельс, станем делать дело чужого класса, то есть, чтобы не потерять власти, станем уступать крестьянским (специфическим) желаниям и тем будем жертвовать интересами рабочего класса. И так как захват власти дело не одного момента, а целого периода борьбы, то весь этот период наша агитация будет покоиться на смешении целей чужого класса с целями нашего собственного, то есть на внесении или усилении путаницы в самом рабочем классе. Вместо того чтобы увеличивать свою силу углублением сознания рабочего класса, мы ее, в конце концов, ослабим, разжижив пролетарскую, социалистическую революционность крестьянским бунтарством и крестьянскими, якобы социалистическими, иллюзиями. В результате мы будем не сильнее, а слабее, чем были бы, опираясь на силу одного только пролетариата и отказавшись от авантюристского использования временной ситуации, когда несознательность крестьянских масс может в известный момент (когда они разочаруются в к. д. и еще не будут достаточно сознательны, чтобы самим создать свою сильную партию) бросить их в наши объятия. Вот о чем в сущности спор: стремиться или не стремиться вызвать такую ситуацию? (если она придет, вопреки нашей воле, ничего не поделаешь, но это другое дело). Я думаю, что не следует, и что рабочим, которые сознают, что они (в России) еще меньшинство населения, надо показать, что власть может попасть в их руки после долгой борьбы, в которой они окрепнут в силу, способную не только случайно схватить власть в руки, но и удержать ее и использовать для осуществления своих целей; и что, напротив, максимум влияния на события они, при настоящем состоянии сил, могут оказывать воздействием «извне», как сейчас и делает Совет рабочих депутатов и как бы он мог делать еще больше, если б все социалисты ясно сознали, что не в том дело, чтобы на место [кадетов] поставить у власти Совет (это была бы не власть социалистов, а власть крестьянской солдатчины, держащей в плену социалистов), а чтобы организовать собственную силу, способную и на к. д. давить, пока они у власти, и крестьян толкать вперед, когда они созреют до того, чтобы их партии переняли власть у [кадетов].
Не знаю, ясна ли тебе вся моя мысль. Что из нее могут быть делаемы выводы в духе рассудочной умеренности — конечно, верно: стоит только из верного положения, что исторические условия не созрели для перехода власти в наши руки, сделать прямой или прикрытый вывод о необходимости умерять свои требования к силе, стоящей у власти. Но марксисты такого вывода не должны делать. Мы критикуем всякое правительство прежде всего, конечно, с точки зрения того, что оно не делает из возможного для правительства буржуазного, но затем и важнее всего с точки зрения того, что оно не может и не хочет делать, как правительство буржуазии: и то, что условия «не созрели» для нашей власти, не лишает нас права обвинять всякое буржуазное правительство за то, что оно охраняет и укрепляет строй, основанный на эксплуатации, и ведет политику эксплуатации.
Справка ИА REGNUM:
Федор Линде — русский революционер, большевик, член Исполкома Петроградского Совета. Был против войны до победного конца, но считал необходимым продолжать военные действия до подписания мира. Впоследствии стал комиссаром Юго-Западного фронта, был убит солдатами при попытке подавить мятеж в одной из пехотных дивизий из-за агрессивной патриотической пропаганды.
