Троянский конь культурной свободы. Часть XIV. Альтернативная духовность для усыпления совести
Продолжение. Начало в № 439–441, 444, 445, 447, 452, 454, 456, 459, 472, 476, 498, 521
Хакслианство оказало не только общее влияние на контркультуру, но и стало одной из смысловых опор важнейшего идеологического центра нью-эйджа — Института Эсален. Этот институт был основан в 1962 году в Биг-Суре на океанском побережье Калифорнии, где когда-то жило одноименное племя индейцев. Его создателями были американские психологи, выпускники Стэнфорда Майкл Мерфи и Ричард Прайс — последователи «Движения за развитие человеческого потенциала» (Human Potential Movement), возникшего еще в 1940-е годы на основе идей Хаксли и методик группового тренинга немецко-американского психолога Курта Левина (1890–1947). В формировании подходов института большую роль сыграла также концепция личностного роста А. Маслоу и К. Роджерса.
Эсален стал лабораторией по стыковке восточных учений с западными психологическими методиками и быстро приобрел широкую известность. Его стали активно раскручивать самые разные СМИ: телевидение, радио, журналы Life, Time, Look, Holiday, Newsweek, Ramparts и др. Преподаватели американских вузов рекомендовали студентам его книги и методики. На пике его влияния в 1970-е годы в США действовало уже около сотни аналогичных центров («малых Эсаленов»).
Эсален обильно финансировал и поддерживал до своей смерти в 2004 году Лоранс Рокфеллер, брат Нельсона и Дэвида Рокфеллеров. Кстати, он же финансировал три другие организации, имевшие непосредственную связь с Эсаленом: Центр Дзен в Сан Франциско, Ассоциацию Линдисфарн, занимавшуюся изучением и распространением эзотерических традиций, и Калифорнийский институт интегральных исследований, о котором мы упоминали в прошлом выпуске в связи с исследованиями галлюциногенов.
В разное время в Эсалене преподавали такие знаменитости, как Абрахам Маслоу, Карл Роджерс, Беррес Скиннер, Тимоти Лири, Гордон Уассон, Альберт Хофман, Кен Кизи, Питер Маттиссен, Карлос Кастанеда, Станислав Гроф, Рэй Брэдбери, Теренс Маккенна и многие другие. Разумеется, к списку нужно добавить сооснователей Института Олдоса Хаксли и Алана Уотса. В Эсален приезжали чуть ли не все звезды Голливуда шестидесятых, а также Рави Шанкар, Джордж Харрисон, Боб Дилан и другие культовые фигуры музыкальной сцены.
Одним из основополагающих принципов идеологии Эсалена был принцип «духовной инклюзивности». Американский религиовед Джеффри Крайпл, автор книги «Эсален: Америка и религия без религии» (2007) называет это также «религией всех религий». Как выразился однажды Аллен Гинзберг, будучи в Эсалене, «одно таинство не хуже другого, если оно работает!» Эсаленский эклектизм дошел до того, что каждый посетитель мог составить собственную комбинацию духовных и телесных упражнений. Так, в книге «Американская душевная лихорадка: Институт Эсален и возникновение духовной привилегии» (2012) профессора Орегонского университета Мэрион Гольдман автор приводит пример посетителя, выбравшего «дзен-медитацию, тай-чи, игру на африканских барабанах и григорианское пение».
Но практика такой культурной свободы в Эсалене распространялась не только на чисто духовные и философские материи. Как пишет Гольдман, вскоре после основания Институт «стал Меккой для преуспевающих искателей содержательного религиозного опыта, эмоционального катарсиса и сексуальных приключений». Далее она уточняет, что в Эсалене обычным делом были «обнаженный массаж, групповой секс и психоделические трипы». Показательно, что хоть автор и декларирует, что цель Института — «способствовать полному развитию разума, тела, духа и психики каждого человека», книга всё-таки насквозь пронизана утверждением привилегированного статуса эсаленской публики.
Кстати, касательно психоделиков, которые были неотъемлемой частью эсаленской «духовности», у Хаксли в 1950-е годы случилась размолвка со Свами Прабхаванандой, который считал, что они не имеют ничего общего с высокой индийской духовностью.
В середине 1950-х годов основатель Эсалена Майкл Мерфи провел почти полтора года в ашраме Шри Ауробиндо (1872–1950), руководимом его духовной сподвижницей Миррой Альфассой (адепты называли ее «Матерью»). Ауробиндо — создатель интегральной йоги и один из крупнейших деятелей, соединивших индийскую традицию с западной мыслью, — был культовой фигурой для нью-эйджа. Однако Мерфи не понравился аскетизм жизни в ашраме и авторитарный стиль руководства «Матери». Свою религиозную жизнь он не представлял без «участия во многих светских удовольствиях», что затем и реализовал в Эсалене. При этом, как пишет Гольдман, он «преобразовал туманную индийскую философию Ауробиндо в американизированный подход к личностному росту и духовной самореализации».
Об Эсалене можно сказать еще много интересного, но мы к сказанному добавим лишь два сюжета: связь института с Кремниевой долиной и его участие в разрушении СССР.
Эсален находится примерно в двухстах километрах от Кремниевой долины. Начиная с семидесятых годов он всё больше привлекает работников цифровой индустрии в качестве релаксационного и идеологического центра. Нью-эйдж вообще оказался чрезвычайно созвучным хай-теку. Адептами восточных учений являются многие высшие представители последнего. Стив Джобс, Ларри Пейдж и Марк Цукерберг, например, активно посещали SFZC и ездили в индийские ашрамы «за смыслами».
Об Эсалене как о своего рода санатории для работников предприятий Кремниевой долины пресса особенно активно заговорила после 2015 года, когда членом совета попечителей института стал топ-менеджер из компании Google Бен Таубер. С тех пор сессии для руководителей хай-тека стали в институте отдельной статьей дохода. Сам же Таубер после своего назначения заявил, что «в Кремниевой долине у людей зарождается осознание того, что их обычный успех не обязательно делает мир лучше» и что на вопрос «правильно ли они поступают по отношению к человечеству», «мы можем ответить только за закрытыми дверями».
Сказанное дополним словами одного из сотрудников института, процитированными в журнале The New Yorker (статья Эндрю Маранца от 19.08.2019): «[Эсален] — это диаспора, путеводный свет из нашей коллективной тьмы, стрелка, указывающая нам на наилучший способ быть полноценными людьми [to be fully human]».
Обратим внимание, что основополагающий эсаленский дискурс о психоделическом «расширении сознания» (см. часть XIII нашего цикла) вплотную соприкасается с трансгуманистическим дискурсом о «расширении» человека. Между ними практически невозможно провести четкого разграничения. С учетом этого, а также с учетом привилегированного статуса, которым наделяет себя и своих посетителей институт, можно представить, о чем говорят за закрытыми дверями «полноценные люди»: как пишет Э. Маранц, ссылаясь на некоего инсайдера из Эсалена, «о многом из того, что они делают, вы узнаете лишь годы спустя, в учебниках истории».
Интересно, что в качестве примера такой закулисной работы автор статьи приводит участие Эсалена в событиях перестройки. По инициативе Мерфи и его жены в 1979 году Эсаленом была запущена программа советско-американского обмена. Вот что о ней пишет The New Yorker: «[программа] организовывала встречи между американскими астронавтами и российскими космонавтами, а также между агентами ЦРУ и КГБ. Большинство этих встреч проводилось втайне; многие из них включали прогулки на природе и межкультурное купание в горячих источниках». Предперестроечные телемосты 1980-х годов и поездка Ельцина в США в 1989 году организовывались в рамках этой же программы.
Ранее в семидесятые годы Мерфи посещал СССР, где к своему удивлению обнаружил, что многие ученые и гуманитарии живо интересовались «скрытыми человеческими ресурсами», йогой, теософией, экстрасенсорными явлениями и другими проблемами, которые можно было легко связать с эсаленской тематикой. Таким образом, с советскими учеными имелись конкретные точки соприкосновения. Оставалось лишь добавить нужное количество манипуляций понятиями и соблазна «свободой».
С Эсаленом связана также еще одна важнейшая составляющая нью-эйджа: неошаманизм и неоархаика. Как пишет М. Гольдман, «магия и религия представляют одно и то же в институте». Однако, поскольку эта тема является неотъемлемой частью психоделического движения, мы здесь не будем на ней задерживаться, а отошлем читателя к XIII части цикла.
В истории внедрения восточных учений на Западе был еще один сравнительно малоизвестный, но знаменательный эпизод, о котором стоит рассказать. Речь идет о путешествии британского писателя Артура Кёстлера в Индию и Японию в конце 1958 — начале 1959 года, результатом которого стала его книга «Лотос и робот» (1960) о восточном мистицизме и религиях.
Дело в том, что Кёстлер пришел к крайне критическим выводам в отношении буддизма, индуизма и их западных модификаций. В своей книге он писал, что эти учения сегодня пребывают в состоянии вырождения и не могут принести ничего хорошего европейской культуре. Что йога в пределе есть гимн Танатосу и что ее практика направлена на то, чтобы «все телесные рефлексы, направленные на выживание, были вырваны из службы Эросу и поставлены на службу Танатоса». Что, обращаясь к Востоку, Запад лишь сменит «высокомерие рационализма» на «высокомерие иррациональности» и «безразличие йога к человеческим страданиям».
Напомним, что Кёстлер был одним из видных членов Конгресса за свободу культуры (КСК), созданного в 1950 году при тайном финансировании ЦРУ в целях ведения холодной войны в сфере культуры. Несколько глав из «Лотоса и робота» Кёстлер опубликовал в журнале КСК Encounter в августе и октябре 1960 года. После этого на страницах журнала завязалась полемика, к которой подключился и Карл Густав Юнг.
Юнг уже тридцать лет как изучал восточные доктрины и многое из них впитал. Он был активным участником международного интеллектуального клуба «Эранос» с момента его основания в 1933 году британским теософом Ольгой Фребе-Каптейн. Осью деятельности «Эраноса» было именно сравнительное рассмотрение восточной и западной духовности, мистики и мифологии.
Что же говорилось в письме Юнга, напечатанном в феврале 1961 года? В письме говорилось, что Юнг «в основном полностью согласен с довольно неблагоприятным мнением Кёстлера». Психолог также указывал, что «тайная страсть, благодаря которой дзен и другие духовные техники остаются живыми на протяжении веков, связана с исконным опытом целостности, возможно, самым важным и уникальным из всех духовных переживаний» и что Запад пытается перенять восточные учения потому, что он «лишил себя своих собственных исконных иррациональных методов, но продолжает остро в них нуждаться, поскольку рационализм может только подавить, но не облегчить его внутреннюю жизнь».
Сам Кëстлер же, отвечая на обвинения в непонимании изысков дзена, в том же номере писал: «В средневековой Японии, а ранее в Китае, дзен выполнял жизненно важную функцию как намеренно аморальное и нелогичное противоядие против суровости иерархичного, зажатого, мнительного общества. <…> В той форме, в которой его преподают и практикуют сегодня, дзен — это интеллектуальный и моральный нигилизм. Первым он является потому, что акцент делается не на сочетании интуиции с разумом, а на кастрировании разума. Вторым — потому, что его моральная отстраненность выродилась в благодушие по отношению к злу и соучастие с ним».
Кёстлер был ярым антисоветчиком-троцкистом и одним из главных идеологов «культурной свободы», однако в момент, когда нарождающийся нью-эйдж стал серьезно угрожать классическим ценностным и культурным установкам модерна, он встал на защиту последних. Публикация «Лотоса и робота» и дискуссии по нему в журнале, который фактически являлся идеологической площадкой ЦРУ, — еще одно свидетельство противоборства внутри самой западной элиты между силами, сделавшими ставку на постмодерн с его мультикультурализмом, потребительством (во всех сферах, включая духовность) и полным размыванием моральных критериев, и силами, не готовыми к подобному повороту.
Что касается отношения между постмодерном и нью-эйджем, о близости между ними высказывались многие авторы. Сошлемся в первую очередь на британского социолога и антрополога Пола Хиласа (Paul Heelas), автора книги The New Age Movement (1996). По Хиласу, нью-эйдж и постмодернизм разделяют такие ключевые характеристики, как смешение категорий высокого и низкого, крайний индивидуализм, потребительство, релятивизм и плюрализм (в культуре, морали, вероисповедании и т. д.).
Для нью-эйджа и вестернизированной восточной духовности типичны также установки на гедонизм, отключение разума и иммедиатизм (от англ. immediate — немедленный, непосредственный).
Гедонизмом пропитано всё «Движение за развитие человеческого потенциала». Само понятие самоактуализации личности, а также пирамида Маслоу, основанная на иерархии потребностей, уже подразумевают в качестве цели жизни достижение «счастья» как личностного удовлетворения. Причем эта цель не увязывается с какими-либо коллективными задачами или решением межличностных проблем. Наоборот, она направлена на повышение индивидуальной эффективности в условиях конкуренции за «успешность» в профессиональной и частной жизни. Такой же индивидуализм подразумевают медитативные практики нью-эйджа, которые ориентированы скорее на вытеснение проблем и отстранение от трудностей, чем на их решение.
О неприязни нью-эйджа к разуму можно привести десятки цитат. Например, известность приобрел афоризм одного из ведущих сотрудников Эсалена, основоположника гештальт-терапии Фрица Перлза: «Потеряй рассудок и приди в себя». Именно это и назвал Кёстлер «кастрацией разума». Mindfulness («осознанность»), которая является одним из центральных понятий в медитативных практиках нью-эйджа, означает концентрацию на ощущениях и переживаниях настоящего момента с игнорированием рефлексии. Но фактически такого рода отрешение оказывается направленным на укрепление эгоцентричности, приглушение ответственности и по существу на усыпление совести.
Американский религиовед, профессор Мичиганского университета Артур Верслуис ввел специальное понятие для описания установки на сиюминутный опыт — «иммедиатизм». Иммедиатизм подразумевает возможность немедленного и непосредственного (без посредников и специальных тренировок) достижения некой самореализации здесь и сейчас — духовного «просветления» (enlightenment).
При этом Верслуис в своих работах (см., например, его книгу «Американские гуру. От американского трансцендентализма к религии нью-эйдж», 2014) находит корни иммедиатизма в древних западных языческих религиях. Он относит к его предтечам гностическую традицию и вообще весь западный мистицизм. Но иммедиатизм, оформившийся в контексте контркультуры, отличается тем, что объявляет духовное «просветление» доступным любому человеку, а не только избранным, прошедшим через инициацию или посвящение.
Отметим также, что Верслуис причисляет к иммедиатизму весь «духовный анархизм» эпохи контркультуры. В него входит, например, такое течение оккультизма, как «Магия хаоса» (хаосизм). И одновременно он находит близость между иммедиатизмом и примордиалистско-традиционалистской метафизикой.
Фактически иммедиатизм не признаёт стрелу времени. Игнорируя развитие человека и человечества в целом, он призывает лишь к «самореализации» отдельного индивида. Сосредоточение на сиюминутном, на «здесь и сейчас», оправдывает и освящает отсечение человека от прошлого, как чего-то, что необходимо осмысливать, и будущего, как чего-то, что необходимо проектировать и создавать. Достижение целостности, от потери которой, как говорил Юнг, так мучается Запад, подменяется возвратом к состояниям первичной нерасчлененности. Вместо синтеза и высшей интеграции чувства и интеллекта, страсти и воли, мысли и интуиции, предлагается «просветление» через отказ от ответственности, от истории, от сложности.
(Продолжение следует.)
