От Дела — к бизнесу, от человека — к потребителю, от помощи — к услуге — 1

Темы и смыслы, которые будут озвучены в этой статье, безусловно, заслуживают долгого и честного разговора. В этот раз мне представляется важным поговорить и порассуждать скорее на этаже философии, чем на этаже психологии. Хотя, что такое психология, как не практическое выражение философии, наряду с математикой, биологией и другими науками.

Очень давно меня беспокоит и вызывает сильные переживания проблема преобразования отраслей человековедения из дела в бизнес (речь идет о концепте «дела» в условиях русской ментальности), тех отраслей, которые связаны с развитием человеческого в человеке.

Это педагогика, медицина, культура, искусство, психология. Именно эти отрасли (для меня) являются по сути государствообразующими, а никак не машиностроение, энергетика или оборонка. К сожалению, как только эти отрасли перестали быть делом и стали бизнесом, случилась беда! И масштаб этой беды сопоставим со взрывом каких-либо мутаций, генетических поломок в результате облучения.

Для начала давайте посмотрим, чем отличается семантика слова «дело» от семантики слова «бизнес». Итак: «Дело — созидательное действие, преобразующее действительность и способное возвыситься до вершин деяния… Деяние — …знание, …смысл и цель действия, которые определяют последующую деятельность человека» (В.В. Колесов «Словарь русской ментальности»); «Бизнес — деятельность, направленная на систематическое получение прибыли».

Совершенно очевидно, что у «дела» и «бизнеса» абсолютно разные сверхзадачи. Если «дело» направлено на развитие человеческого в человеке и предполагает своей сверхзадачей преумножение духовного опыта, то «бизнес», напротив, человеческое зачастую ставит в услужение увеличению прибыли.

И, конечно, все человековеды, оказавшиеся в предлагаемых обстоятельствах рынка и так называемых бизнес-стратегий, тут же потеряли всяческую возможность заниматься человеком. В обмен на это они вынуждены были приобрести компетенции взаимодействия с потребителем. И все! Сама суть, то есть основной замысел каждого из перечисленных мной направлений в человековедческой отрасли, пропала.

С точки зрения бизнес-стратегии становится совершенно невыгодно лечить пациента так, чтобы он выздоравливал. Ведь, чем дольше он болеет, тем больше прибыли. К моему великому сожалению, я сама являлась свидетелем подобных разговоров в среде врачей, да и моих коллег-психологов…

Теперь о сфере образования. Примеры частных школ в большинстве случаев, по моему опыту общения с педагогами и родителями, являют собой скорее развлечение детей, чем обучение и развитие. И это логично. Родители детей платят немалые деньги. А сами дети внутри процесса обучения меряются гаджетами и прочими маркерами процветания, а не приобретенными в процессе обучения знаниями. Да и можно ли требовать от ученика-потребителя какого-либо напряжения? Потребитель должен получить полноценную услугу, то есть должен быть доволен.

Бизнес-стратегия одной из частных школ, название которой не хочу называть, потрясла меня предельным желанием угодить модным и популярным трендам. Это псевдодемократическая чепуха, которая сообщает о том, что «между взрослым и ребенком нет разницы», то есть они равны. Говорится и о свободе, как о возможности идти за своим интересом, правда, слава Богу, если это не нарушает правил и законов, если ты не мешаешь другим.

Вроде, красивая философия и манкая, не правда ли? Однако, последствия, в случае пребывания ребенка в такой среде, любому психологу очевидны. Это, как минимум, зашкаливающая тревожность у детей, формирующаяся в результате отсутствия необходимой и полноценной иерархии. То есть отсутствие высшей силы, авторитетной и защищающей, которая является необходимым условием для здорового формирования и развития. Дети в такой школе получают не учителей, а соратников по играм. Да и манифест школы прямо начинается со слов: «Школа — это не вертикальная структура, а сообщество разных людей…». И так далее. Вот такая бизнес-стратегия.

В сегодняшней России в среде образования совершенно не занимаются процессами развития, ведущими к потребности человека «жить в длину». Он не знает, для чего рождается, а родившись, не знает, для чего живет. Образовательное пространство абсолютно разряжено, с точки зрения высших смыслов. Смыслов, которые создают условия для формирования и появления нового Поколения.

А потому, в данный момент, на мой взгляд, существует только одно поколение — поколение советского проекта. Все остальные — просто биологическая популяция. «Поколение — общность современников, имеющих социально-психологические, идейно-нравственные и этно-культурные характеристики, сходные духовные ценности…» (М.А. Исаева — советник директора Института экономических стратегий) «Популяция — совокупность организмов одного вида, длительное время обитающих на одной территории».

И, если у Поколения образ и содержание будущего всегда определен, то у популяции будущее всегда не про Жизнь, а про смерть. То есть представители популяции рождаются, чтобы умереть. А между двумя этими событиями заняты удовлетворением физиологических потребностей, потреблением удовольствий, которыми быстро пресыщаются. А, значит, сидят на игле потребления. Абсолютное большинство, к сожалению, потребляют то, что сообразно смысловому фаст-фуду. А то, что хоть как-то понуждает их трудиться душевно или интеллектуально, вызывает неприятие. Да и СМИ обслуживают парадигму потребления старательно и последовательно!

Информационное пространство сегодня держит человека в постоянном напряжении между двух полюсов. Один полюс — развлечения, «юмор», другой — сатира, критика, «пугалки» и «расчлененка». Юмор сомнительного качества вместе с развлечениями кормят сегодня растлевающую, праздную идею — «хлеба и зрелищ». Цинизм и перечисленный выше негатив «страхуют» общество от возможного провала. И тот и другой полюсы — формы психологической защиты, обслуживающие инфантильность абсолютного большинства и нежелание (а часто уже и невозможность) взять хоть какую-то ответственность на себя. Потребляй и развлекайся, и будет тебе счастье!

Сегодняшняя заточенность в человековедческих направлениях на успех, конкуренция и борьба за привлечение внимания любым способом приобретают порой комичные формы. «Успех — высшее достижение предпринятых спешно и споро личных усилий и действий, которые поспели вовремя…» (В.В. Колесов «Словарь русской ментальности»).

Стандарты, которые в публичном поле полагают отдельные врачи, коучи, психологи никакого отношения не имеют к собственно сути этих профессий, которая, как известно, про помощь человеку. Это — шоумены, транслирующие себя и развлекающие зрителя. Давайте вспомним недавний бум и последующее разочарование, связанные с приездом к нам заморского гостя, коуча, бизнес-тренера, занимающегося темой саморазвития, Тони Роббинса. Билеты на его выступление стоили самолетных денег, и все же были распроданы возбужденным специалистам, желающим посмотреть на заморское чудо. Но чуда не случилось. А случилась банальная история — мотивационная проповедь, в основе которой лежат постулаты позитивного мышления. И еще зрителю предложили пообниматься, поднять руки вверх и ими помахать.

Шоумены от гуманитарных технологий, занятые, прежде всего, упаковкой, а не сутью, вполне соответствуют стандарту сегодняшних бизнес-стратегий, которые, конечно, про развлечение. Ведь, чем ярче, «дороже» или замысловатее упаковка, тем конкурентоспособнее «ты» или «то, что ты продаешь». Только одно маленькое, и при этом существенное, «но» — в случае с медициной, психологией и, отчасти, образованием, ты «продаешь» помощь! Помощь, которая в предлагаемых обстоятельствах рынка неизбежно вырождается в услугу… И, вот, перед тобой уже — не пациенты и ученики, а клиенты, которых ты обязан обслуживать.

Еще один деликатный вопрос: а стоит ли заниматься популяризацией специфического, профессионального, глубокого или, еще чего хлеще, научного? И возможно ли делать это в развивающем, а не развлекательном залоге? И вот каждый раз, когда я задаюсь этим вопросом, я вспоминаю передачи «Здоровье» с Элеонорой Белянчиковой, «Очевидное — невероятное» с Сергеем Петровичем Капицей, журнал «Наука и жизнь» (конечно, тот, советский, в котором науки было больше, чем «жизни»). И, безусловно, эти проекты существовали для и во имя развития зрителя и читателя. В них была заложена та необходимая простота в подаче порой достаточно премудрого содержания, которая делала возможным это развитие! Та простота, о которой очень точно говорит первый самобытный философ Российской империи, родоначальник русской религиозной философии (1722–1794 г. г.) Григорий Сковорода: «Все простое — правда, а все сложное — неправда». Та простота, о которой так часто мной сегодня цитируемый В. В. Колесов пишет: «Простота — способность человека… к внутренней открытости, способность быть легко доступным для восприятия… не случайно тело исцеляют, т. е. делают его целым и цельным, душу же прощают, т. е. делают простой, освобождают от греха и скверны». («Словарь русской ментальности»).

Возвращаясь к развлекательным бизнес-стратегиям, которые в русской культуре именуются потехой, напоминаю, что пословица «делу — время, потехе — час» возникла не случайно. И означает она буквально, что «потеха… не может составлять основу жизни» (В.В. Колесов).

Призову на помощь одного из великих композиторов двадцатого века Альфреда Шнитке (1939–1998 г. г.). Вот, что он говорит о развлекательном в той отрасли, для которой творил.

«Сегодня шлягерность и есть наиболее прямое в искусстве проявление зла. Причем зла в обобщенном смысле. Потому что зло имеет локальную окраску. Общим для любой локальности является стереотипизация мыслей, ощущений. Шлягерность — символ этой стереотипизации. Это — как консервы или таблетка с безошибочным действием: шлягер. И это и есть самое большое зло: паралич индивидуальности, уподобление всех всем. Причем шлягер является и продуктом, и причиной всего этого.

Существует обратная связь между происхождением шлягера и влиянием его на порождение новых шлягеров, на дальнейшую стереотипизацию. Конечно, какая-то механическая положительность в шлягерах есть: под аэробику крутят шлягеры, и это, наверное, хорошо (крутить Баха было бы плохо). Но в принципе шлягер в развитии искусства — это символ зла.

Теперь о другом. Естественно, что зло должно привлекать. Оно должно быть приятным, соблазнительным, принимать облик чего-то легко вползающего в душу, комфортабельного, приятного, во всяком случае — увлекающего. Шлягер — хорошая маска всякой чертовщины, способ влезть в душу. Поэтому я не вижу другого способа выражения зла в музыке, чем шлягерность». («Беседы с Альфредом Шнитке» 1994 г.)

И вот теперь абсолютно логично поговорить о культуре на примере театра. По-моему, совершенно очевидно, что театральная традиция сегодня разбавлена и размыта настолько, что становится возможным, чтобы со сцены МХАТа звучала нецензурная лексика! Тексты, да и замысел классики зачастую превращаются в нечто, сложно переносимое в содержании, при этом ярко упакованное. Таким образом упакованное, что это — уже не спектакль, а проект.

Проект от спектакля в театральной реальности отличается тем, что спектакль, поставленный в каком-то определенном театре, всегда будет сообразен традиции и эстетике данного театра. Проект же может быть вырван из ткани традиции, то есть может существовать сам по себе, реализуясь на той или иной площадке (вот любая антреприза — это проект). Проект, в котором в пределе артист становится не так уж и важен, любой достаточно легко заменим. А там, где возникают проблемы плотности содержания «подбавим музыки и трюков», глядишь, и зритель расчувствуется.

Мне сейчас можно возразить: «художник (режиссер), мол, так видит». И есть у меня аргументы ответить на это возражение. В театральной кухне существует формула — «не знаешь, как играть, играй странно, тогда на какое-то время точно удержишь внимание зрителя…» На какое-то время… Эта формула в равной степени относится сегодня и к части режиссеров, которые, как нынче принято говорить, в тренде. И им, конечно, невероятно трудно справиться с постановкой, например, классики. С тем, чтобы суметь поставить пьесу так, как она написана, и для того, для чего автор ее писал, старался!

Вся классическая литература и драматургия, впрочем, слава Богу, не только классическая, как раз о системе традиционных ценностей, то есть о духовности. О том, как совершается выбор, благодаря которому уплотняется дух и прирастает душа человека, или наоборот. А когда у режиссера задача быть продаваемым в обязательном порядке, он будет создавать продукт на потребу. Что, в свою очередь, неминуемо войдет в противоречие с классическим и любым достойным произведением. А как делать постановки про духовное и душевное, сегодня знают немногие. Ведь для того, чтобы это уметь, надо самому быть здоровой духовно-душевной плотности, быть верным делу, которому предназначен. И между «иметь» или «быть» всегда выбирать «быть».

«Мы стремимся создать первый разумный, нравственный общедоступный театр, и этой высокой цели мы посвящаем свою жизнь» (К.С. Станиславский). Сообразно именно этой парадигме, парадигме Дела, К. С. Станиславский и его партнеры создавали и развивали отрасль.

Когда открывали здание театра в Камергерском переулке на 1300 мест (Савва Морозов вложил в перестройку значительную по тем временам сумму), Станиславский, обращаясь к Морозову, сказал: «Внесенный Вами труд мне представляется подвигом, а изящное здание, выросшее на развалинах притона, кажется сбывшимся наяву сном. Я радуюсь, что русский театр нашел своего Морозова подобно тому, как художество дождалось своего Третьякова».

Савва Морозов до конца своих дней ведал финансами театра, он привлекал инвесторов — купцов и промышленников.

Морозов также спас Московский частный театр от банкротства и заложил в 1904 г. первый в России театр для рабочих в Орехово на 1350 мест. Зимний театр был открыт после смерти мецената в 1912 г.

Помимо театра Савва Тимофеевич оказывал поддержку А. П. Чехову, Максиму Горькому, В. О. Ключевскому, Ф. И. Шаляпину, Ф. О. Шехтелю (говорят, Шехтель на перестройке здания в Камергерском трудился бесплатно) и другим деятелям русской культуры.

Когда в 1923 г. МХАТ гастролировал в США, Станиславский рассказывал американцам о роли Морозова в судьбе театра, о его «меценатстве с чисто русской широтой». Американская бизнес-элита, субсидировавшая театральные предприятия, не могла, по словам Константина Сергеевича, «понять этого человека. Они убеждены, что меценатство должно приносить доходы».

Кстати, сам К. С. Станиславский по рождению и воспитанию принадлежал к высшему кругу русских промышленников. В 1895 году по его инициативе был создан театр для рабочих. Из-за огромного интереса рабочих к театру Станиславский купил соседний с фабрикой участок, чтоб построить еще одно театральное здание. Теперь в этом месте — «Студия театрального искусства» С. В. Женовача.

А теперь давайте оглядимся и ужаснемся! Ужаснемся потому, что вынуждены будем признать: сегодняшний театр невероятно далек от первосмысла, от того предназначения, которое определил ему К. С. Станиславский: «разумный, нравственный общедоступный театр».

Продолжение следует… От Дела — к бизнесу, от человека — к потребителю, от помощи — к услуге — 2