Наш ответ «блицкригу». Оперативное искусство РККА в ходе Великой Отечественной войны
В преддверии 22 июня — дня вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз — мы попробуем осветить вполне специальную тему, которая, как нам кажется, может с иного ракурса показать не только причины поражений Красной Армии в 1941–1942 годах, но и причины ее дальнейших побед на втором этапе войны. То есть продемонстрировать, что и начальные поражения, и последующие победы имеют общий знаменатель, заключающийся в том способе оперативных и стратегических действий против германского «блицкрига», который был избран военно-политическим руководством СССР.
Мало кто кроме специалистов представляет себе, как шло военное противостояние СССР и Германии на высшем концептуальном уровне — уровне планирования и организации операций, осуществляемыми Генеральными штабами обеих сторон. Обычному человеку война чаще всего видится во всей ее кровавой конкретности — как череда атак и отступлений, артиллерийских обстрелов и авиаударов, обороны городов и партизанских диверсий, героизма и трусости отдельных людей. Смысл даже таких гигантских по масштабу сражений, как танковая битва на Курской дуге, за этой конкретикой порой не улавливается сознанием людей, даже хорошо знающих историю Великой Отечественной войны.
В этой статье мы попробуем посмотреть на события войны как бы с высоты птичьего полета, рассмотреть концептуальные смыслы даже не отдельных крупнейших операций, а оперативно-стратегического планирования РККА в целом.
Оперативное искусство — составная часть военного искусства, занимающая промежуточное положение между тактикой и стратегией. Оно включает в себя методы подготовки и ведения боевых операций крупными воинскими формированиями уровня «корпус», «армия», «фронт».
Оперативные задачи являются частью решения стратегической задачи. К примеру, в конце 1944 — начале 1945 годов стратегической задачей являлось принуждение Венгрии к выходу из войны и заключению сепаратного мира. В рамках решения этой задачи планировались и проводились Будапештская наступательная и Балатонская оборонительная операции.
Поскольку даже слабый противник способен к ответному непредсказуемому действию, а результаты военных операций в высокой степени зависят от множества субъективных факторов, не поддающихся предварительному анализу и расчету, то в военном деле относительно точное знание («военная наука») очень часто уступает место интуиции, предвидению, озарению, то есть тому, что называется «военным искусством».
Ко второй четверти ХХ века в военном деле произошли принципиальные изменения в связи с появлением новых возможностей военной техники — увеличением огневой мощи танков, дальнобойности артиллерии, возросшими скоростями боевой авиации и т. д. Кроме того, как показала Первая мировая война, боевые действия требовали участия в них гигантских, буквально миллионных людских масс.
Оперативное искусство должно было учесть не только эти крупные изменения, но и такие дополнительные факторы, как критическая зависимость вооруженных сил от материально-технического снабжения и разделение сухопутных войск на подвижные соединения (танковые и механизированные) и прочие.
Если до Второй мировой войны подвижные войска (кавалерия) существенно уступали пехотным соединениям в огневой мощи и способности удерживать захваченные рубежи, то к середине ХХ века подвижные войска уже решительно превосходят все остальные рода войск как в отношении маневренности (в тактическом и оперативном плане), так и по огневой мощи и степени защищенности от ответного огня.
Появление такого эффективного инструмента, как танковые и механизированные соединения, не могло не повлиять на принципы оперативного искусства. В силу ряда причин военно-научная мысль в то время наиболее творчески работала в СССР и Германии. Поэтому к новым оперативным приемам по большому счету оказались готовы только германский вермахт и РККА.
Обе эти армии пришли к новаторской мысли о необходимости применения в будущей войне так называемых глубоких операций, в которых решающую роль играли подвижные войска — их количество, качество и растущая разнородность.
Высшее руководство СССР в 20–30-е годы абсолютно адекватно оценивало международную обстановку и идеологическую атмосферу в мире — надвигалась большая война. Поэтому на создание индустриальной, научной и идеологической базы обороноспособности страны были брошены все имеющиеся ресурсы. Невероятными усилиями было резко сокращено техническое отставание от Запада, а многие отрасли оборонной промышленности вышли на лидирующие позиции. Но даже состоявшееся «русское экономическое чудо» не смогло решить весь спектр необходимых оборонительных задач: оборонная промышленность и материально-техническое обеспечение армии отставали от военной мысли. Точно так же ряд оперативных приемов, к использованию которых были готовы многие командиры РККА, нельзя было применить по техническим, экономическим и иным объективным причинам.
Недостаточность мощностей оборонки и нехватка времени для подготовки к войне (еще бы пару лет!) и стали причиной того, что летом 1941 года механизированные войска РККА понесли катастрофические потери, казавшиеся невосполнимыми.
Дело в том, что и в то время ни одно государство в мире — и СССР не был исключением — экономически не было в состоянии содержать в мирное время многомиллионную армию. Но Советский Союз имел еще и такую особенность, как фактор огромной протяженности границ, а следовательно, и приграничных территорий, нуждавшихся в обороне. При этом надо учесть и те территории на западе, отошедшие к СССР в 1940 году, которые так и не успели оборудовать оборонительными линиями.
Исходя из этого, советское военное руководство в предвоенный период сделало ставку на относительно немноголюдные, но мощные и мобильные механизированные и танковые войска. Укомплектованные людьми почти до полного штата военного времени, они позволяли контролировать большие приграничные пространства и в то же время не отрывать от мирного труда основную массу трудоспособных мужчин.
Пехотные же соединения должны были комплектоваться до штатной численности путем всеобщей мобилизации лишь в случае прямой военной угрозы.
Другими словами, танковые войска должны были стать щитом, прикрывающим мобилизацию остальной армии.
Надо отметить, что этот замысел был вполне оправдан и надежно работал, пока потенциальными противниками СССР были государства типа Японии, Румынии или Польши. Ситуация резко изменилась в худшую сторону в 1940 году, когда практически вся линия западной границы стала линией соприкосновения с германским вермахтом.
Но самым опасным было то, что германский «сосед» не только создал, но и опробовал в нескольких войнах новый военно-политический инструмент огромной силы — «блицкриг».
«Блицкриг» на самом деле является не чисто военной, а именно военно-политической стратегией. Его главное содержание было следующим: Германия использовала географические, экономические и дипломатические факторы для стратегического разгрома противника еще до завершения его мобилизации.
«Глубокие операции», танковые прорывы, взаимодействие танков с авиацией и прочее — это, так сказать, техническая сторона «блицкрига». Главный же фактор побед вермахта в Польше, Дании, Франции и других странах — время. Армии противников Германии просто не успевали мобилизоваться, как уже оказывались разгромленными.
Так же произошло в начале войны с СССР.
Реалии международного, дипломатического и политического характера к лету 1941 года сложились таким образом, что СССР, не объявивший никому войны, не мог начать мобилизацию Красной Армии, ибо это автоматически давало потенциальному противнику право на превентивный удар. Тогда как Германия и ее союзники имели полное оправдание для боеготовности своих армий, поскольку находились в состоянии войны с Великобританией.
Единственное, что мог сделать Советский Союз — это задержать увольнение действующих солдат и офицеров в запас и организовать большие учебные сборы. Но и это дало лишь частичный эффект.
Отсюда становится понятным то соотношение численности личного состава германской группы армий «Центр» и противостоящего ей Западного Особого военного округа, которое существовало к июню 1941 года: 1200 тыс. немцев против 700 тыс. русских.
Из-за этой нехватки полумиллиона солдат и произошло то, о чем мы говорили выше — подвижные соединения РККА, не поддержанные должным образом пехотными соединениями, с неприкрытыми флангами и путями снабжения, наносили по наступавшим немецким армиям разрозненные и плохо организованные ответные удары, которые чаще всего заканчивались поражением.
И тем не менее даже в этих бесперспективных приграничных сражениях действия РККА отличались особо активной и даже агрессивной манерой, что с точки зрения оперативного искусства является несомненным плюсом. Казалось бы, обреченная на «глухую» оборону Красная Армия превратила весь начальный период войны в карусель ударов и контрударов.
Итак, главная причина поражений начального периода войны вовсе не в растерянности войск и отвратительном качестве вооружений, как любят утверждать некоторые историки. Конечно, свою негативную роль сыграли технические и организационные недостатки РККА того времени: отсутствие надежной связи в войсках, недостаточность взаимодействия с ВВС, неопытность и некомпетентность части командного звена. Но все равно главным, из-за чего мы проигрывали в приграничных сражениях, была малая плотность советских сухопутных войск, то есть элементарная нехватка матушки-пехоты, необходимой для удержания рубежей, отбитых атаками танковых соединений.
В результате получилось так, что летом 1941 года советские танковые соединения сражались без поддержки пехоты, а осенью того же года уже пехота была вынуждена воевать без поддержки танковых соединений, пожертвовавших собой летом, чтобы дать ей время сформироваться и вооружиться.
Этот дисбаланс между пехотными и танковыми соединениями будет сохраняться долго — вплоть до 1943 года.
Основополагающий принцип оперативного искусства гласит: «Оказаться в нужное время в нужном месте нужными силами».
Танковые соединения в силу своей мобильности были способны оказаться в нужное время в нужном месте, но без пехоты не обладали нужными силами для удержания этого места. Пехоте же в начале войны, как правило, не хватало времени, чтобы оказаться в нужном месте, которое следовало удержать.
Научиться полностью соответствовать этому принципу — эта центральная организационная задача встала перед РККА в первой половине Великой Отечественной войны.
(Продолжение следует.)
