«Каковы должны быть направления атаки на Россию, господа?»

Новая холодная война давно превратилась из фигуры речи в реальность, как бы нас ни убеждали в обратном.

Напомним лишь несколько фактов из диалога между Россией и США за последние месяцы.

В декабре прошлого года делегация из США, формально представляющая Совет по международным отношениям, предъявила России ультиматум. Более подробно об этом можно прочитать в статье «Запад проигрывает, и значит, Россия должна сдаться».

Согласно ультиматуму, будущее России зависит от того, согласна ли она сдать все завоеванные в последние годы позиции, в том числе прекратить защищать своих граждан на Донбассе и вернуть Крым Украине (что означает фактический добровольный отказ от суверенитета), и отползти на место, которое определено для страны, «потерпевшей ошеломительное поражение [в холодной войне], сопровождавшееся потерей лица».

В январе этого года тот же Совет по международным отношениям выпустил большой программный документ под говорящим названием «Сдерживание России. Как ответить на вмешательство Москвы в американскую демократию и растущий геополитический вызов», в котором было прямо сказано, что обе страны вступили в новую холодную войну.

13 февраля в том же Совете по международным отношениям состоялась дискуссия на тему стратегии сдерживания России. Содержание дискуссии можно определить первым вопросом ведущей к экспертам: «Каковы должны быть направления атаки на Россию, господа?»

Почти одновременно на полях конференции «Россия на Ближнем Востоке» в международном дискуссионном клубе «Валдай» в Москве обсуждали «высокий уровень участия» России в глобальной политике, который требует от нее окончательного оформления статуса великой державы.

20 февраля ТАСС опубликовал интервью с научным директором клуба «Валдай» Федором Лукьяновым, который в очередной раз заверил российскую и международную общественность, что такие планы российское руководство перед собой не ставит. «От России ждут, что она либо заменит США в лучшие годы, либо еще хлеще — станет новым Советским Союзом, который составит некий баланс, конкуренцию, альтернативу», — заметил Лукьянов и после этого заявил, что у нашей страны, точнее, у ее элиты, нет и не будет желания становиться ни первым, ни вторым. То есть отвечать на вызов холодной войны, в том числе идеологический.

1 марта президент России Владимир Путин в своем послании Федеральному Собранию жестко обозначил суверенный внешнеполитический курс России и фактически объявил новую индустриализацию.

А 3 марта американский журнал The National Interest уже комментировал внешнюю политику США «в условиях разворачивающейся новой Холодной войны с Россией».

Таким образом, мы будем исходить из реальности и обопремся на тезис о том, что новая холодная война имеет место быть.

В связи с этим надо затронуть вопрос так называемой «большой стратегии», который очень активно обсуждается сейчас в американском обществе. Это тем более актуально, что первой полноценной американской большой стратегией в политическом, а не в военном смысле слова, была стратегия сдерживания СССР в период холодной войны. А потому настойчивое обращение к теме большой стратегии на фоне возврата к мироустройству, в котором снова на передний план выступает противостояние великих держав, не случайно.

Что такое «большая стратегия»

Большая стратегия (англ. grand strategy) — это англосаксонское понятие. И поэтому за разъяснением мы обратимся к соответствующим источникам.

Наиболее емкое определение мы находим на энциклопедическом сайте Оксфордского университета: «Большая стратегия — это высший уровень государственного управления, на котором определяется, каким образом государства или иные политические единицы распределяют приоритеты и мобилизуют военные, дипломатические, политические, экономические и иные источники власти для обеспечения того, что они воспринимают как свои интересы». Эти интересы, говорится далее в определении, могут быть минимальными, например, выживание государства, или более масштабными, такими как установление определенного регионального или мирового порядка.

Чаше всего понятие «большой стратегии» связывается с ведущими державами: США, Великобританией, Францией (до начала Первой мировой войны), Советским Союзом/Россией и Китаем.

Исследования в области больших стратегий включают в себя изучение подъема и упадка великих держав, а также их способности отвечать на стратегические вызовы.

В этом смысле, считают оксфордские эксперты, можно говорить о разнице подходов к «большой стратегии» между консерваторами и либералами. Первые чаще определяют большую стратегию через обеспечение безопасности (защиты от внешних угроз) путем поддержания текущего баланса между странами или прямого обеспечения гегемонии и не проблематизируют национальное государство. Вторые уделяют большее внимание идеологическому подчинению и продвижению своих идей вовне, а во внешней политике чаще апеллируют к понятию глобального порядка и взаимопроникновения государств. Добавим, что эти две группы еще иногда условно называют изоляционистами и интернационалистами.

Концепция большой стратегии была заимствована из военной сферы. Само понятие «большой стратегии» сформулировал британский военный аналитик Лиддел Гарт в книге «Стратегия непрямых действий», часть которой впервые была опубликована в 1929 году. Целиком книга вышла в 1954 году, а второе издание книги с формулировкой большой стратегии — в 1967 году. В ней автор определил роль большой стратегии как подчинение других государств при помощи комплексных мер. «Роль большой, или высшей, стратегии», — писал Гарт, — «заключается в том, чтобы координировать и направлять все ресурсы страны или группы стран на достижение политической цели войны — цели, которая определяется большой, или государственной, политикой». Развивая свою мысль об отличии большой стратегии от стратегии в узком военном понимании этого слова, Гарт пояснил, что «военная мощь является только одним из средств большой стратегии, которая в целях ослабления воли противника к сопротивлению должна принимать во внимание и использовать всю силу и мощь финансового, дипломатического, коммерческого и, не последнего по важности, идеологического давления».

В задачи нашей статьи не входит исследование стратегии сдерживания СССР как большой стратегии США во время холодной войны. Мы обратимся к современности и посмотрим, что понимается под большой стратегией сейчас.

Есть ли у Трампа большая стратегия?

В период последней президентской гонки 2016 года и первые месяцы после победы Дональда Трампа американские СМИ писали, что большой стратегии у Дональда Трампа нет.

При этом в американском обществе почему-то совсем мало обсуждалась интеллектуальная группа под условным руководством выпускника Гарварда Джулиуса Крейна, которого именуют «киндер-сюрпризом». Эта группа официально работает уже год, имеет непосредственное отношение к Дональду Трампу и замахнулась аж на принципиально новое идеологическое и концептуальное оформление политики Соединенных Штатов Америки с опорой на консерватизм. Более подробно мы обсудим эту интеллектуальную группу в отдельной статье.

Сейчас о смене большой стратегии США не пишет только ленивый. Но большая стратегия, как уже было указано выше, предполагает цель. И вот эта цель не изменилась. Ею продолжает оставаться обеспечение безальтернативной гегемонии США в мире.

Судя по тому, что мы видим, текущая смена стратегии — вещь инструментальная. Она определяется тем, что предыдущая стратегия либерального глобализма, которая открыто реализовывалась последнюю четверть века, на определенном этапе забуксовала. И коль уж в мире поднимается волна антилиберализма и антиглобализма, эта волна должна быть вовремя перехвачена, возглавлена, нейтрализована и направлена в нужное русло, иначе она погребет под собой бывшего гегемона вместе с его либеральным глобализмом.

Таким образом, англосаксонские элиты, что называется, вовремя «подсуетились» и сменили правила игры, сметя все фигуры с шахматной доски до того, как получить уже неизбежный мат. И вот мы видим сначала заявления в ведущих западных изданиях о том, что пора вернуться от «хаоса к порядку», затем наблюдаем феерический «Брекзит» в Великобритании (она первая дала толчок!), потом не менее феерический взлет Дональда Трампа с националистической программой в США и разъяренный глобалистский истеблишмент, воюющий с «новым поворотом».

Авторитетный журнал Foreign Affairs, «проанализировав произошедшее», 16 февраля 2018 года написал: «Трамп отклонился от традиционной большой стратегии США в одном важном компоненте. По меньшей мере, после окончания холодной войны, демократические и республиканские администрации проводили большую стратегию, которую ученые назвали „либеральной гегемонией“. Гегемония состояла в том, что США поставили цель стать самой могущественной страной мира, намного опережающей всех остальных, а либерализм состоял в том, что США намеревались трансформировать международную систему в некий порядок по правилам, которые регулировались многосторонними институтами, и трансформировать страны в рыночные демократии, свободно торгующие между собой. Разорвав со своими предшественниками, Трамп вынул элемент „либерализма“ из концепции „либеральной гегемонии“. Он все еще намеревается сохранить экономическое и военное превосходство и роль США в качестве арбитра в вопросах безопасности в большинстве регионов мира, но он выбрал отказ от продвижения демократии и устранился от многих многосторонних торговых соглашений. Иными словами, Трамп перешел к совершенно новой большой стратегии США: нелиберальной гегемонии».

Итак, от чего отказался новый американский президент?

Продолжение следует.