Демократия по-московски. Как москвичи судятся с властями против одного памятника
Защита нематериальных прав — штука, безусловно, сложная. Особенно когда речь идет о таких правах, как право на человеческое достоинство, историческую справедливость, уважение к предкам и так далее. Но пренебрегать такими вещами никак нельзя, потому что пренебрежение ими будет постоянно приводить к конфликтам внутри общества. Не случайно такие нематериальные права охраняются Конституцией Российской Федерации. Так, в главном законе страны закреплено право каждого гражданина иметь свои убеждения и действовать в соответствии с ними — статья 28, а в ст. 29 запрещается «пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду». Границы прав также определены Конституцией. В статье 17 записано, что «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц».
Казалось бы, вполне достаточно, чтобы в сочетании с другими законами, федеральными и региональными, прописывающими механизмы защиты этих прав, обеспечить мир под оливами, то бишь согласие в обществе. Есть такие механизмы и в законах города Москвы, в частности, это закон № 30 «О порядке возведения в городе Москве произведений монументально-декоративного искусства городского значения» и Устав Москвы.
Закон № 30 интересует нас потому, что предметом спора между москвичами и московской властью оказалось различие их мнений в отношении допустимости установки на территории Таганского района памятника А. И. Солженицыну. Дело в том, что, по мнению жителей, в этом вопросе не может быть властного волюнтаризма — все прописано в законе. Однако власть считает, что «если нельзя, но очень хочется, то можно». И давно решила установить памятник, хотя общество этому сопротивляется тоже давно, а весь последний год, когда к борьбе подключилась «Суть времени» — так и очень сильно.
Итак, закон № 30 предусматривает принятие решений о возведении памятников — как Думой, так и правительством Москвы — с учетом мнения районных депутатов. Вот что конкретно написано в тексте закона про установку произведений искусства, переданных в дар городу (памятник Солженицыну стоимостью 15 млн рублей, напомню, дарит Москве Фонд Солженицына):
«Московская городская дума, основываясь на обоснованиях Комиссии [по монументальному искусству] и мнении представительного органа внутригородского муниципального образования в городе Москве, на территории которого предполагается сооружение Произведения, принимает решение о включении предложения о создании Произведения в Перечень [предложений о возведении произведений монументально-декоративного искусства городского значения]».
«Комиссия по монументальному искусству дает заключение… с учетом… также мнения представительного органа внутригородского муниципального образования в городе Москве, на территории которого предполагается возведение Произведения».
И далее: «Решение об установке Произведения принимается Мэром Москвы с учетом заключения Комиссии».
Обращаю внимание на важное отличие формулировок. Если комиссия по монументальному искусству — образованная, по закону, той же Мосгордумой — и правительство Москвы должно только учитывать мнение муниципальных депутатов, то депутатов Мосгордумы закон обязывает основывать свое заключение на нем. Согласитесь, разница существенная! И не случайная.
Как мы видим по ситуации со спорным памятником, это разумное решение: муниципальные депутаты находятся ближе к своим избирателям, именно к ним обращаются граждане, если возникает недовольство. К депутатам Таганского района и начали массово обращаться его жители, встревоженные планами установки памятника одиозному писателю. Кроме того, как заметила в ходе суда представительница Совета депутатов Таганского округа Вероника Глазунова, на муниципальных депутатов возложены обязанности по профилактике экстремизма, — а одна из причин, почему часть местных жителей воспротивились установке памятника, были опасения, что этот памятник станет постоянной мишенью для экстремистских выходок. Другие же жители прозрачно намекали, что сами могут не удержаться от таких выходок, если памятник будет установлен.
Тем не менее депутаты Мосгордумы большинством голосов отвергли мнение районных депутатов и внесли монумент в перечень рекомендуемых к установке памятников. В Московском городском суде, где мы опростестовывали это решение, как нарушающее московский закон, судья приняла-таки сторону Мосгордумы, полагающей, что выслушать мнение районных депутатов — это будто бы то же самое, что основывать решение на их мнении. Но еще до вынесения решения московский мэр Сергей Собянин принял решение о возведении памятника. Так же, как и Мосгордума, мэр не придал значения мнению районных депутатов. Если нельзя, но очень хочется, то можно…
Пожалуй, одним из самых ярких штрихов, показывающих отношение московского правительства к народу, стала неявка в суд ответчика. Представителя Собянина не было ни на предварительном собеседовании, ни на самом процессе. Правда, юристы правительства подготовили письменные пояснения, из которых следует, что, по мнению юристов правительства, распоряжение мэра не нарушает ни положений Конституции, ни требований других законов.
Полностью был проигнорирован довод соистцов из «Сути времени», что оспаривается не только порядок, но и основания установки памятника. Главная проблема состоит в том, что, по мнению граждан, такой личности, как Солженицын… вообще нельзя ставить памятник!
Это мнение граждан связано с соображениями воспитательными. Например, в произведениях писателя воспевается слабый человек, совершающий предательство по отношению к Родине — предательству Солженицын вообще находит десятки оправданий, — а гражданам не все равно, как будут формировать внутренний мир их детей. А также с тем, что этих самых граждан самих задевает негативное отношение возвеличиваемого писателя не только к советскому государству, но и к народу, принявшему «такое» государство. И если у Солженицына имеются свои представления о допустимом, и быть патриотом СССР ему в обязанность не вменишь, то ведь и у народного большинства могут быть свои представления. Сильно расходящиеся с солженицынскими. И навязывать, возводить в обязанность «солженицынопочитание» — затея столь же бесполезная, сколь и идеологически заточенная, что у нас вроде как запрещено. Но именно это и делают, усеивая страну памятниками, впихивая в головы подрастающему поколению не только искаженную картину истории, но и те нравственные перекосы, которыми весьма богаты тексты юбиляра. Все происходящее сейчас в связи со столетием — это столь безудержное возвеличивание Солженицына как нравственного ориентира, что впору говорить о создании нового культа.
В исковом заявлении было показано наличие в текстах Солженицына фундаментально антирусского идеологического концепта. В иске приводятся многочисленные цитаты из книг и интервью Солженицына, в которых он отзывался о русском народе как о слабом, порочном народе-преступнике.
Общеизвестно, что в СССР против Солженицына было заведено уголовное дело, он сидел в тюрьме. А вот о его реабилитации почти ничего неизвестно. С целью прояснить ситуацию в ходе суда было произведено три попытки подать ходатайство о затребовании материалов уголовных и административных дел Солженицына, что вызвало совершенно неожиданную реакцию судьи, удивившую даже опытных юристов своей бесцеремонностью. Судья дважды отклоняла ходатайство как «заявленное преждевременно», чтобы затем, стремительно переведя процесс к прениям, заявить, что ходатайство было «заявлено слишком поздно». В прениях истцы последовательно и обстоятельно обосновывали пагубность затеи с установкой монумента, а также ее незаконность.
Один из истцов, Игорь Кудряшов, отметил, что в ходе опросов в других городах, Ростове-на-Дону и Кисловодске, выяснилось, что большая часть граждан — до 80% — против возвеличивания Солженицына, а за установку памятника выступают чиновники и депутаты Мосгордумы из «Единой России». При этом мнение последних почему-то, вопреки демократическим принципам, оказывается весомей.
А есть ли они вообще, эти демократические принципы, в сознании чиновников и депутатов? Не похоже.
Другие истцы также отметили недопустимость возвеличивания Солженицына и заявили о своем возмущении антидемократической позицией московских властей. Ведь даже в такой острой ситуации, когда десятки жителей обратились в суд за защитой своего права на охрану ценностных установок — права, казалось бы, гарантированного Конституцией, — и при явном нарушении процедуры принятия решения по памятнику, — власти не желают задействовать, например, инструменты прямой демократии для выяснения мнения граждан. Хотя в Уставе города Москвы прямо записано право жителей принимать решения на референдумах «по наиболее важным вопросам городского значения». В случае с памятником Солженицыну московские власти «забыли» об этом инструменте. (Впрочем, они тут же снова вспомнили о нем, лишь только речь зашла о возвращении памятника Дзержинскому на его прежнее место.) Налицо произвольное манипулирование юридическими инструментами, которые есть в наличии у правительства Москвы. Пренебрежение как раз ровно тем, что на словах преподносится как главное завоевание постсоветского демократического строя! Ложь и изворотливость, пропитывающая каждый шаг насаждающих культ «неполживого борца за правду», воистину впечатляет.
В очередной раз власть предпочла не услышать голос народа, а прикрыться формальностями, причем ложно толкуемыми. К сожалению, суд не помог устранить несправедливость, своим решением утвердив заочно мнение ответчика, даже не соизволившего направить в суд своего представителя. Закон — что дышло, куда повернешь, туда и вышло, гласит известная поговорка. Но разочарование в справедливости закона не раз в истории России доводило до, мягко скажем, неправовых методов решения конфликтов между народом и государством. Сейчас еще одна горячая точка на историко-социальной карте не была погашена, она осталась тлеть. Сколько нужно таких точек для того, чтобы возник пожар, никто не знает. Однако ясно, что доводить до крайности ситуацию с навязыванием обществу десоветизации (а юбилейный шабаш вокруг фигуры Солженицына — это существеннейшая часть именно огульной десоветизации), да еще делать это в условиях новой холодной войны, крайне неразумно со стороны власти.
Мы продолжаем борьбу и будем добиваться, чтобы справедливость и народное мнение восторжествовали.