Пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны

Фронтовые заметки гражданского врача

Наталья Гиппиус. В операционной. 1945
Наталья Гиппиус. В операционной. 1945

Продолжение. Начало в № 617

III

Выгрузившись из эшелона в зоне СВО, мы погрузились на армейские «Уралы» и КамАЗы, которые были в нашем полку (была только грузовая небронированная техника), и двинулись на позиции. Наш медпункт нужно было расположить в лесополосе вместе с комендантским батальоном. Пришлось в спешном порядке окопаться и оборудовать свои позиции, а у нас не было ничего, даже саперных лопаток — ВА МТО их выдала не всем. Что и говорить, форма даже у офицеров была поношенная и далеко не последней модели… Хорошо, что были каски, броня и оружие.

На тот момент у нас даже не было своей санитарной техники. Только спустя несколько месяцев, когда я немного освоился и уже наработал кое-какие связи с корпусом, медбатами и другими структурами армии, а также благодаря помощи подполковника медицинской службы Ш., нам удалось через «Суть времени» и моих друзей приобрести автомашину УАЗ «Буханка», специально переделанную под санитарный автомобиль.

Как я его завез на СВО — это целая история. Ведь мне, уже военному, пришлось перегнать гражданскую автомашину из России в зону СВО, тогда как с чьей-то «умной» подачи существовал приказ, запрещающий ввозить гражданскую автотехнику «за ноль» (на СВО), а другой нам не дали. «Служите, братцы, как хотите». Хорошо, что я к тому времени имел связи в военной полиции, что находилась на границе и, наврав с три короба, засыпав постовых разными позывными высокопоставленных армейских лиц, рассказав, что служу в политотделе корпуса, наглым образом проехал, провезя даже целую коробку газет «Суть времени». Хорошо, что мои документы и удостоверение офицера проверяли разные военнослужащие, иначе я бы очень влип, но кто не рискует, тот…

Если не вдаваться в тяготы и лишения армейской службы, особенно пехоты, где лопата — самый верный друг солдата, то нам, как медицинской структуре, поначалу, да и потом, нужны были антибиотики, особенно пероральные формы, так как в полевых условиях с постоянной нехваткой воды другие формы вводить было неприемлемо. Антибиотики мы доставали по гуманитарной помощи из медбатов, к которым были прикреплены по путям эвакуации раненых. Вообще львиная доля лекарств была гуманитарной.

Вначале, пока мы не вели боевых действий (это где-то полгода), мы лечили в основном терапевтические заболевания: ОРВИ, бронхиты, легкие пневмонии, какие-то несущественные травмы, хотя с последними проще, так как с травмой бойца всегда можно пристроить в медбат, а там он в итоге попадет в Россию или обратно к нам, если она не тяжелая. Но с терапевтическим заболеванием медбат возьмет неохотно и тут нужна либо личная договоренность и знакомства с врачами и командиром медбата, или тяжесть заболевания.

Изображение: mil.ru
Военные медики
Военные медики

Из уставного медицинского снабжения нужным оказалось не так много средств, одно из них АППИ — аптечка для оказания первой помощи (индивидуальная). АППИшки были новые и действительно необходимы в военных условиях. Там был пакет перевязочный — стерильный бинт в герметичной упаковке, упаковку можно тоже использовать, например, при ранениях груди, гемостоп — гемостатическое средство, которое можно укладывать в рану конечностей для остановки кровотечения, и современный жгут-турникет, а также маркер.

Отмечу, что такая плачевная ситуация со снабжением была только в первые месяцы, уже чуть более чем через полгода все стало налаживаться. В полку стала появляться техника, у нас появились уставные санитарные автомобили (тоже «Буханки», хотя были положены бронированные автомобили и специальные санитарные автомобили на базе КаМАЗа или «Урала», но…), мы наладили взаимодействие с ПОХ (подвижной отдел хранения), которые стали формировать в ВС — через него мы стали получать лекарства и имущество.

Нельзя сказать, что все было плохо в первые месяцы пребывания на СВО, нет, так сказать нельзя. Да, было много спешки и бардака, когда нас отправили на СВО, многое было не решено, и мы уехали «сырыми» и где-то неподготовленными. Но что-то решалось, и иногда решалось очень быстро — простым разговором с вышестоящим начальством (корпус/флот) без какой-либо уставщины и излишней бюрократии.

Здесь я должен сказать о людях из числа кадровых военных, которых я встретил на СВО, особенно из числа старших офицеров: командиры медбатов, начмеды и должностные лица 11-го АК, БФ и ЗВО, как и ЮВО. Все они всегда старались вникнуть в наши проблемы, старались помочь, чем могли, и были настоящими военными, какие только и должны быть в нашей армии.

Особенно я хочу отметить замечательное решение МО выслать в зону СВО в мотострелковые полки 11-го АК в качестве консультантов разных служб слушателей магистратуры высших военных заведений нашей страны. Так, к нам попали консультантами кадровые майоры и полковники, которые курировали нас первые полгода службы. Благодаря такому решению МО я смог познакомиться с отличным офицером, на тот момент майором медицинской службы, а теперь подполковником Ш., который приехал к нам в полк консультантом по медицинской службе и поселился не где-то в штабе полка, а с нами — в моем МПП.

Изображение: Минобороны РФ
В полевом госпитале
В полевом госпитале

С подполковником Ш. мы провели самые сложные для меня первые полгода буквально бок о бок в полях, в блиндажах, в подвалах, в частных домах. Он действительно многому нас научил, причем никогда сразу не давал готовых решений, а показывал путь, по которому можно пройти, чтобы приобрести знания, при этом отмечая, что командиры мы, а он лишь советник. Никогда он не нарушал этого правила. Он сумел нас подготовить, и когда настала действительная боевая работа, медицинская служба полка выдержала испытание и продолжает работу по настоящее время.

Экзамен как организатору медицины мне пришлось держать на Берховском водохранилище под Артёмовском (Бахмутом), когда я исполнял обязанности начмеда полка. Тогда наш полк, реорганизованный из сил территориальной обороны в мотострелковый полк, был передан в оперативное подчинение группировке «Бахмут» Южного военного округа, заходил на позиции на своей ЛБС. Тогда уроки подполковника Ш. мне очень пригодились. Сейчас подполковник медицинской службы Ш. доблестно служит Отечеству в зоне СВО в качестве командира одного из крупных медбатов.

Участвуя в СВО, я все же смог попасть в качестве врача-анестезиолога в разные медбаты, причем разных уровней, и поработать в них. Как я туда попал — это отдельная история, и о ней чуть позже.

IV

Когда я исполнял обязанности начальника медицинской службы полка, мы как раз перешли из сил территориальной обороны в обычный мотострелковый полк и были направлены на усиление Бахмутской группировки под оперативное подчинение 3 мотострелковой дивизии (мсд) Южного военного округа. Тогда я, в силу своей должности, познакомился с начмедом 3-й мсд капитаном медицинской службы Б., врачом-травматологом из Санкт-Петербурга, имевшим стойкое убеждение, что врачи-специалисты должны работать по своей основной специальности.

Анатолий Казанцев. Дивизионный медицинский пункт в боях под Москвой. 1941 год. 1945
Анатолий Казанцев. Дивизионный медицинский пункт в боях под Москвой. 1941 год. 1945

При завершении необходимых организационных дел по своей службе в моем полку и с разрешения моего командира части полковника С., не без участия капитана медслужбы Б., я был прикомандирован к 15-й омедб 3-й мсд в качестве врача анестезиолога-реаниматолога. В тот момент 15-й омедб усиливал состав 39-го Отдельного (аэромобильного) медицинского отряда ВДВ (омедо) и располагался в Луганске.

(Кратко объясню — оМедб, медбат — отдельный медицинский батальон — отдельная войсковая часть для оказания квалифицированной и специализированной (по некоторым нозологиям) медицинской помощи, включающей квалифицированную и иногда специализированную (при наличии специалистов) хирургическую помощь — как правило это хирургия конечностей и полостных торакальных и абдоминальных операций. По сути, оМедб — это военный госпиталь).

Так я попал в Луганск, в крупный медицинский госпиталь второго уровня, состоящий из нескольких военных образований с головным учреждением, где медицинским персоналом являлись военнослужащие 39-го омедо. К слову, 39-й омедо — это уникальный военный госпиталь, который может оказывать специализированную хирургическую помощь, а также имеет средства и силы для развертывания в военных условиях при десантировании с воздуха. Он считается лучшим из таких аэромобильных отрядов.

В целом работа в нем ничем не отличалась от моей работы на гражданке в части хирургической службы: дежурства по экстренной и неотложной помощи — в основном травматология (хирургия конечностей), плановая помощь — ранения живота. Причем в госпитале, так как он относился ко второму уровню, большая часть операций проходила в плановом режиме, как в обычной больнице: утренний обход отделения реанимации и интенсивной терапии, где лежат самые тяжелые хирургические больные, затем общая врачебная конференция с обсуждением плана предстоящих операций, работа в операционной. В отделении реанимации и интенсивной терапии я не работал, а работал только как анестезиолог.

В скором времени армейским руководством было принято решение создать из части 15-й омедб передовую медицинскую группу (ПМГ) № 1 и направить ее ближе к фронту с целью усиления медицинского обеспечения 3-й мсд, и формирования, таким образом, медицинского госпиталя первого уровня. Меня при этом назначили начальником отделения анестезиологии и реанимации данной ПМГ. В очередной раз я собрал свои нехитрые военные пожитки (пехота уже приучила меня к разным переходам) и выдвинулся разворачивать ПМГ с другими своими боевыми товарищами: врачами и медсестрами 15-й омедб.

Артур Болито. Носилки. 1917
Артур Болито. Носилки. 1917

Прежде, чем продолжить рассказ, я хочу поделиться некоторыми своими промежуточными выводами, опираясь на собственный военный опыт, и дать некоторые пояснения.

В целом, исходя из войн предыдущего периода и особенно Великой Отечественной войны, в нашей армии были определенные установки по организации медицинской помощи (медицинского обеспечения), где-то, на мой взгляд, устаревшие и требующие серьезного пересмотра. Подчеркну, что я, хотя и занимался на гражданке как наукой, так и преподавательской деятельностью, но все же это никак не было связано с организацией и администрированием медицины как структуры, как института. Я занимался прикладными вещами в медицине и в большей степени в области интенсивной терапии. Но опишу здесь свои размышления, так как все же имел возможность как возглавлять медицинскую службу мотострелкового полка, так и работать в госпиталях разного уровня в качестве врача и командира медицинского отделения госпиталя.

При нынешнем развитии медицины оказывать полноценное хирургическое вмешательство (здесь я говорю о полостных операциях — проникающие ранения груди, живота, таза) возможно только при наличии определенных условий. Первое условие — состав хирургической бригады из врачей и сестер: оперирующий хирург, его ассистент, тоже хирург, анестезиолог, сестра-анестезистка, операционная сестра, помощник сестры — вторая сестра или специально обученный санитар. Т. е. 3 врача, 2 сестры, 1 санитар, итого 6 человек. Второе условие — специальное медицинское оборудование: аппарат искусственной вентиляции легких (желательно специальный наркозный аппарат), следящий за состоянием больного монитор, шприцевые насосы, медицинские аспираторы. Третье — хирургические и другие инструменты (анестезиологические, например), расходные медицинские материалы. Четвертое условие — лекарственные средства (в том числе средства для наркоза). Про помещения, воду, электричество я даже не говорю. Причем вода нужна обязательно.

Тут надо обратить внимание, что 6 человек — это минимально допустимая численность медицинского персонала, и это только для выполнения операции. А мы ведь говорим про военное время, когда надо хотя бы еще себя элементарно охранять, т. е. 6 человек для отдельного хирургического образования явно недостаточно. Только в фильмах показывают, как раненый боец выпивает стакан водки и укладывается на операционный стол, после чего хирург в белом халате, подмигнув сестре, запускает руки в живот. Затем он подмигивает уже нам — зрителям и, voila… успешно заканчивает свое рукоделие. В жизни — все сложнее, и один хирург полостную операцию не проведет, да и никогда не проводил, всегда были помощники — это всегда была коллективная работа врачей.

Если говорить о вероятном противнике, то по нормам армии США необходимо только 6 специализированных медицинских «Хаммеров» (англ. HMMWV — высокоподвижное многоцелевое колесное транспортное средство), чтобы поместить минимально необходимое оборудование для развертывания автономной работы двух хирургических бригад в рамках FST (англ. Forward surgical team, FST — передовая хирургическая команда).

Итак, когда мы говорим о хирургической помощи, то мы сразу ведем разговор о полостных операциях и о больших операциях на конечностях, и подразумеваем квалифицированный вид ее оказания. Такую помощь можно оказывать только в условиях медицинского госпиталя (омедб, омедо, МОСН и пр. образования). В армии США такая помощь также оказывается в госпитале, но есть возможность выдвинуть две хирургические бригады (FST) максимально близко к линии боевого соприкосновения. В нашей армии такого прямого аналога нет.

Да, в условиях СВО Главное военно-медицинское управление Министерства обороны внесло изменения в структуру оказания медицинской помощи, в частности, создало передовые медицинские группы военных госпиталей (ПМГ), которые выдвигаются для оказания квалифицированной хирургической помощи на фронте. Но все же здесь стоит уточнить, что ПМГ — это крупное образование, которое состоит из десятков врачей, медицинских сестер и другого персонала, численностью доходящее до мотострелковой роты и даже более (около 100 военнослужащих). Целую ПМГ на ЛБС не развернуть.

Джон Сингер. Интерьер больничной палатки. 1918
Джон Сингер. Интерьер больничной палатки. 1918

Американская же FST является структурой усиления хирургической помощи непосредственно в воюющем батальоне. Наш ПМГ — это аналог американского госпиталя боевого обеспечения (англ. Combat Support Hospital, CSH). В целом сравнение организации сил, средств и структур медицинского снабжения у нас и в США — это большая тема, требующая отдельного разговора.

Как я уже отмечал, в нашей стране с началом СВО борются два подхода к медицинскому обеспечению Вооруженных сил: старый и новый. Начну со старого подхода, в рамках которого, если так можно выразиться, я служил большую часть времени, вернее, осуществлял его на практике, так как был должностным лицом: начальником медицинского пункта полка (МПП), командиром медицинской роты полка. Исходя из данного подхода, в МПП, как и в медроте, т. е. на уровне мотострелкового полка, оказывать квалифицированную хирургическую помощь нельзя. Там осуществляется только первая врачебная помощь и консервативное лечение терапевтических и хирургических больных (с возможностью незначительной инвазии) в лазарете МПП или медроты до двух недель. Таким образом, на полковом звене отсутствует юридическая возможность оказания квалифицированной помощи. Здесь необходимо подчеркнуть, что, конечно, есть исключения, но они особо оговариваются и все же действуют больше в рамках ПМГ, но оставим это за скобками.

Объясню юридическую сторону, ведь у меня в полку было так: я являлся начальником медицинского пункта, но был анестезиологом по профессии. Также у меня было два хирурга: челюстно-лицевой хирург и травматолог. Было и два медбрата, которые могли бы исполнять роли медсестры-анестезистки и операционной медсестры. Мы могли бы найти еще людей, т. е. создать хирургическую бригаду для выполнения несложных операций (не было общего хирурга), но у нас не было ни специального оборудования, ни инструментов, ни средств для наркоза, которые при желании тоже можно было бы достать. Но если бы что-то пошло не так, например, у бойца возникли гнойные осложнения (возможный вариант событий), и он подал бы жалобу в военную прокуратуру — наказание было бы неизбежно, т. к. МПП и даже медрота не допущены до оказания квалифицированной хирургической помощи даже при наличии врачей-специалистов в их составе. Парадокс: врачи-хирурги есть, но помощь они оказывать не могут. Возникает тогда вопрос: зачем они в данных полковых образованиях?

Вопрос справедлив. На самом деле, они там не нужны — это пережиток старины, когда полки стояли в окопах и вели сражения своими батальонами, а не малыми группами, как сейчас. Помните, одноименный фильм по повести Юрия Бондарева «Батальоны просят огня»? Теперь так не воюют — в таком количестве одновременно на ЛБС никто не находится. Если батальон и заходит, то малыми группами, а штурм ведется вообще группами по три человека. Даже такая единица, как отделение, должна быть пересмотрена в реалиях современной войны. Так вот, когда во времена Великой Отечественной войны на позициях разворачивали целые батальоны, наверное, медицинский пункт полка был оправдан с его лазаретом и хирургической бригадой.

Но со временем сами военные отменили юридическую возможность проводить в полках хирургические операции, при этом странным образом оставив там врачей хирургического профиля. Конечно, реорганизация идет, так, к концу моего первого года службы медицинский пункт полка был расформирован и переведен в медицинскую роту, но, по существу, ничего не поменялось — только название и число людей. С появлением медроты личный состав вырос в три раза, но вид помощи остался прежний — первая врачебная помощь. Зачем выполнять такие реорганизации, мне непонятно.

Большая эвакуация раненых. Полевой подвижной госпиталь (ППГ). 1944
Большая эвакуация раненых. Полевой подвижной госпиталь (ППГ). 1944

В итоге деятельность медрот в полках сведена к тому, что их личный состав занимается эвакуацией раненых с места, куда может подъехать санитарный транспорт, до ближайшего медбата — военного госпиталя. Причем в такой эвакуации врачебная помощь вообще не нужна. Она, во-первых, бесполезна, во-вторых, на нее нет времени. Да и она определена как первая врачебная помощь — контроль надлежащего положения повязок и жгутов (что глупость, т. к. существует золотое правило — «не течет кровь — не трогай»), устранение угрожающих жизни ситуаций, но каких? Тех, что описаны в учебниках и которые не встречаются в жизни, если человек может эвакуироваться санитарным транспортом до медбата. Как ни крути, врач в такой ситуации бесполезен. Может быть, именно поэтому данных образований с таким врачебным составом на уровне полка нет в армии США? В рамках данного (старого) подхода хирургическая помощь может оказываться только в военном госпитале — медбате (омедб и пр.).

Повторюсь, аналога американских FST для оказания действительной хирургической помощи, максимально приближенной к ЛБС, в нашей армии нет. Так, после полкового звена у нас сразу идет встреча с медбатом, вернее, с его передовой медицинской группой — это считается госпиталем первого уровня.

ПМГ выделяется из части медбата или составляется из частей разных военных госпиталей. Например, наша ПМГ № 1 15-й омедб большей частью состоял из военнослужащих медиков 15-й омедб, но также содержала в себе специалистов 36-го омедо и мотострелковых полков, входящих в группировку «Бахмут». ПМГ — это сборная солянка, формирующаяся под текущие нужды фронта. Да, ПМГ может быть сильно приближена к ЛБС, например, в Бахмуте (Артёмовск) во время боев за город уже функционировала своя ПМГ, но все же сравнить ПМГ с американской FST нельзя. ПМГ — это крупное образование, минимум с тремя, а, как правило, и более хирургическими столами (обычно 6 столов), с возможностью открыть палаты интенсивной терапии для лечения больных до 1-х суток. К примеру, наша ПМГ 1 имела 6 хирургических столов и полноценное отделение реанимации и интенсивной терапии на 6 коек, в лучшее время в штате моего отделения было до 5 врачей-анестезиологов. При желании мы могли принимать до 200 раненых в сутки и проводить до 30 операций в неделю, что сравнимо с госпиталем боевого обеспечения, развернутым США в Ираке во время вторжения в Ирак американцев в 2003 году.

Стоит отдельно подчеркнуть, что введение и затем развертывание ПМГ в зоне СВО — отличная идея Главного военно-медицинского управления компенсировать отсутствующее хирургическое звено между полковым уровнем и госпиталем. По сути, это новый подход, когда мы в старую советскую систему времен Великой Отечественной войны вкрапляем новый элемент: к ЛБС приближаем не весь огромный и заметный военный госпиталь, а только его хирургическую часть — небольшую, более-менее мобильную группу — ПМГ.

Асхат Сафаргалин. Медсестра. 1975
Асхат Сафаргалин. Медсестра. 1975

Думаю, стоит поговорить и о пресловутом «золотом часе», который мы стремимся соблюдать. Так сложилось, что эвакуация тяжелораненых, да и других бойцов с ЛБС, осуществляется, минуя медицинскую роту — вернее, ее лазарет (медицинский пункт роты), т. е. сразу до ближайшей ПМГ или госпиталя. Всем нужна квалифицированная хирургическая помощь и как можно скорее. Так делают все. И зачастую силы и средства медроты усиливают батальоны и участвуют в эвакуации раненых с передка либо вообще только они и участвуют в эвакуации, но только транспортной, а на линии боевого соприкосновения работают батальонные медики.

Причем складывается такая тенденция, когда в батальонных медицинских пунктах командирами стоят не врачи и вообще военнослужащие без медицинского образования — просто толковые парни, которые понимают, как можно быстро вытащить бойца с передка до точки эвакуации, куда доберется медротовская машина санитарного транспорта. Причем если в медицинском пункте батальона оказался врач, то его перетащат в медроту, чтобы хоть как-то ее обеспечить врачебным составом. Поскольку только в медроте есть лазарет, который долечивает легкораненых и оказывает первую врачебную помощь.

Получается, что вся система, которая была задумана с этими пресловутыми медицинскими пунктами батальонов, медицинскими ротами полков, лазаретами медицинских рот на бумаге, в жизни работает по-другому — без врачей в батальонах, но с врачами в медицинской роте, и так, что врач не может толком приложить свои знания и умения — у него подрезаны крылья.

Почему так?

Я думаю, это так, потому что пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны.

Давайте обратимся к одному из основных учебников по медицинскому обеспечению армии России — «Организация и тактика медицинской службы», автора называть не буду, скажу лишь, что учебник 2000-х годов. Что мы в нем прочтем? То самое, с чего я начал свой рассказ, с того, что мне выдали 30 штук флажков, наверное, для этого: «Медицинский пункт развертывается вблизи путей эвакуации и подвоза с соблюдением мер защиты, в стороне от объектов наиболее вероятного воздействия противника. Место развертывания медицинского пункта должно быть обозначено знаками Красного Креста, хорошо видимыми со всех сторон и с воздуха. На путях, ведущих к медицинскому пункту полка, устанавливаются заметные днем и ночью указатели (пикетаж)». Без комментариев.

Что же касается медицинской работы, то, когда врач работает по своей основной специальности, да и когда он по ней имеет действительный опыт: хирург служит хирургом, терапевт — терапевтом, анестезиолог — анестезиологом, организатор здравоохранения — командиром медицинского образования, работа спорится, а больные поправляются. Каждый хорош на своем месте. Много чего еще хочется сказать, но, пожалуй, это уже в другой раз.

А пока скажу следующее. За чуть менее, чем полтора года службы в армии в зоне проведения СВО я был и командиром, и организатором здравоохранения, и, конечно же, врачом, но более всего я был соратником отличных русских людей, которые, не жалея себя, в грязи чернозема, в траншеях, под минометным обстрелом на просторах Луганщины и Донбасса, в пыли городских подвалов многоэтажек, под тусклым светом импровизированной хирургической лампы выполняли нелегкий труд настоящего гражданина своей страны.