Баренцев Евро-Арктический регион как инструмент «мягкой силы»
Нарастающая с 2014 года (после государственного переворота на Украине) конфронтация между Россией и странами Запада заставляет нас внимательнее присмотреться к тем международным проектам, которые были инициированы нашими европейскими партнерами еще в 1990-е годы для «налаживания диалога с российскими регионами». Потому что, как показали события последних двадцати пяти лет, часть этих проектов была направлена на дальнейшее разрушение нашего государства с использованием диффузных методов ведения войны.
Рассмотрим, к примеру, созданный в 1993 году по инициативе Норвегии Баренцев Евро-Арктический регион (БЕАР), в который вошли северные губернии скандинавских стран (Финляндии, Швеции и Норвегии), а также несколько регионов Российской Федерации, включая Мурманскую и Архангельскую области, республики Карелия и Коми, Ненецкий автономный округ.
Данное сотрудничество носит двухуровневый характер, включая взаимодействие на уровне министерств (Совет Баренцева-Евроарктического региона — СБЕАР) и контакты между главами регионов (Региональный Совет). Работу всех структур, включая группу представителей малых коренных народов, координирует «Баренц-Секретариат».
Деятельность в рамках БЕАР имеет ярко выраженный гуманитарный характер — наибольшее количество проектов осуществляется в сфере культуры, образования, молодежной политики, экологии. Причем работа основана на выстраивании «горизонтальных контактов и связей через границы между организациями и жителями регионов».
И вот, спустя двадцать лет, этот принцип работы, по выражению самих членов БЕАР, дал свои «плоды».
В начале декабря 2014 года в Мурманске состоялась международная конференция «Культура Баренцева Евро-Арктического региона: новые горизонты стратегии развития», в которой приняли участие представители из тринадцати субъектов БЕАР. В конце конференции организаторы мероприятия заявили о том, что «содержательное взаимодействие в сфере культуры, которое ведется между странами Баренц региона, привело к тому, что у жителей северных стран, наконец, появилось осознание общей, северной идентичности».
То есть? Что имеют в виду мурманские чиновники? Они утверждают, что у (преимущественно русского) населения северных российских регионов за прошедшие двадцать лет образовалась новая «северная идентичность», она же — идентичность Баренцева Евро-Арктического региона? И это население уже не связывает себя ни с определенной национальной группой, ни с русской историей и культурой, ни со своей страной?
Скорее всего, пока речь идет о «смене идентичности» у некоторых представителей региональной элиты и части молодежи, увлеченных отработкой грантов по программам БЕАР. И необходимо подчеркнуть, что для решения этой задачи в 1990-е годы привлекались различные западные разработки и опытные специалисты.
К примеру, так называемая «идеология северной идентичности» была разработана скандинавами еще в 20-е годы прошлого века для построения «совместных надгосударственных форм интеграции». При этом историки обращают внимание на то, что эта «идеология имела глубокие корни в скандинавском обществе и, послужив основой северного сотрудничества, оставалась производной от национальной идеи и была эффективна и полезна только в случае ее непротиворечивости этой идее». И поэтому в XX столетии между скандинавскими странами укреплялись региональные связи в области культуры, образования, социальной политики.
Какие исследования начались в рамках институтов БЕАР в 90-е годы? Исследования по конструированию новой «национальной идентичности»!
Так, в 1994 году была опубликована статья Ивера Ноймана (на тот момент сотрудник Норвежского Института международных отношений — Norwegian Institute of International Affairs), посвященная изучению феномена идентичности. (Позднее автор разовьет свои исследования в книге «Использование Другого».)
В своей работе Нойман развивает идеи британского политолога, автора книги «Воображаемые сообщества» Бенедикта Андерсона (Benedict Anderson) о строительстве нации. (Напомним, что Андерсон рассматривает нацию как «социально сконструированное сообщество».)
Так вот, Нойман утверждает, что для образования нации зачастую использовались весьма сомнительные интерпретации исторических событий, вокруг которых, тем не менее, удавалось создать общественный консенсус и удерживать его на определенной территории. При этом «актор», «конструирующий» нацию, решает, какие культурные сходства или различия между людьми актуализировать.
Конкретно о необходимости создания «северной идентичности» на территории БЕАР писал в своих работах доктор Геир Хоннеланд из Института Нансена. Причем этот специалист по ядерной безопасности Норвегии в 1998 году прямо говорит о новом «поколении Баренц» — группе молодых россиян, которые, судя по всему, уже не идентифицируют себя таковыми».
Обратим внимание на то, что до начала 2000-х годов Норвегия проводит интенсивные исторические и культурологические исследования, связанные, прежде всего, с вопросом формирования региональной идентичности. При этом, все эти годы норвежская политическая и научная элита не ограничивается только теоретическими изысканиями. С подачи скандинавских исследователей в ведущем вузе Архангельска — нынешнем Северном Арктическом федеральном университете (САФУ) была запущена программа по созданию и распространению «поморского мифа».
Напомним, что, согласно данному мифу, история Русского Севера на самом деле является историей Поморья (которое якобы исторически и культурно теснее связано с Норвегией).
Создатели исторического новодела утверждают, что вся Архангельская губерния носила название «Поморье», а люди, ее населявшие, были этническими «поморами». На самом деле Поморьем в царской России назывался Кемский уезд, а поморами именовались лишь те жители Архангельской губернии XIX-го века, которые проживали на территории так называемого Поморского края и которым дозволялось участвовать в поморской торговле на льготных условиях.
Таким образом, название «помор» объединяло людей по профессионально-территориальному признаку, но ни в коей мере не являлось этнонимом. Тем не менее, в 1990-е годы была предпринята попытка конструирования «поморского» этноса в Архангельской области и Норвегии (где появились свои «поморы»).
Данная псевдонаучная деятельность, развернувшаяся в САФУ, щедро финансировалась норвежским Баренц-Секретариатом в сотрудничестве с такими известными структурами, как фонд «Евразия» и фонд Сороса. То есть населению Архангельской области в качестве «северной идентичности» пытались предложить «поморскую», основанную на откровенной фальсификации истории и культуры Русского Севера.
Причем эта авантюра получила поддержку со стороны части местной элиты, пытавшейся таким образом получить дополнительные финансовые возможности и создать новый «бренд» для региона. В Архангельске устраивались «поморские» праздники и факельные шествия. Выпускались «поморские сказки» и учебники о поморах. Происходили встречи российских и норвежских поморостроителей. В некоторых школах получила развитие так называемая «региональная этнопедагогика», нацеленная на «воспитание поморской идентичности у детей школьного возраста».
Несмотря на то, что в последнее время по архангельским поморостроителям были нанесены заметные информационные удары (публикации, телевизионные передачи, заявления публичных фигур), конструкторы «северной идентичности» по-прежнему развивают свою деятельность в ведущих вузах Русского Севера.
Напомним, что в 2003 году в образовательной политике России был взят курс на интернационализацию высшей школы, присоединение к Болонскому процессу. Для стран — участниц проекта БЕАР данный курс выразился в создании «Баренцева трансграничного университета». Причем, образовательная система на севере России оказалась вынуждена конкурировать с более «мощным конгломератом трех скандинавских стран, обладающим значимым экономическим и интеллектуальным потенциалом».
И результат не замедлил сказаться — в 2011 году в одной только Финляндии обучалось 1500 российских студентов, в то время как в России обучалось всего 50 финнов. То есть речь идет о пресловутой «утечке мозгов».
Но не только об этом.
Один из важнейших рисков интернационализации образования является опасность утраты национальной и культурной идентичностей. Например, через образовательную программу «Бакалавр северных исследований» (BNS) скандинавские страны настойчиво внедряют в сознание российской молодежи парадигму «северной региональной идентичности» (ее «специфику» и уникальность).
Подчеркнем, что данная программа, направленная, главным образом, на студентов Мурманска, реализуется при участии «Баренц-Секретариата». В этой связи логично предположить, что норвежской стороной готовится будущий кадровый резерв (заряженный «северной идентичностью»), из которого в дальнейшем планируется формировать местную элиту. Чьи интересы будет защищать такая элита? Вопрос — риторический.
Для подготовки такого кадрового резерва издается и соответствующая литература.
В 2015 году специалисты из северных университетов России, Финляндии, Норвегии и Швеции закончили многолетнюю работу по написанию истории и энциклопедии Баренцева Евро-Арктического региона. Данный проект, реализуемый на деньги скандинавских грантодателей, ориентирован, прежде всего, на российских студентов. Лейтмотивом проекта является обоснование превосходства скандинавской мироустроительной модели над российской. При этом советский период выставляется как противоестественный 70-летний разрыв в существовании «исторически единого региона». Очевидно, что эти книги предназначены для формирования нового поколения российских историков.
Согласно признанию самих авторов, придерживающихся постмодернистских взглядов на историю, данный проект — это политический заказ, который призван легитимировать Баренцев Евро-Арктический регион с исторической точки зрения и представить БЕАР как «историю воображаемого сообщества». При этом нужно понимать, что для многих современных регионоведов любое сообщество является воображаемым.
Обратим внимание на то, что создатели БЕАР, имея достаточно развитое «стратегическое воображение», сочетают его наличие с предельным прагматизмом и в силу этого напрямую связывают конструируемую нерусскую идентичность наших северян с судьбой Русского Севера. С ними-то всё понятно, а наша власть... Она о чем думает?
После присоединения Крыма к России весной 2014 года Норвегия заняла однозначно антироссийскую позицию и присоединилась к санкциям Запада. Тем не менее, сотрудничество на уровне БЕАР не только не пошло на убыль, но, напротив, получило дополнительные средства для развития.
К примеру, программы «Северное измерение» и «Коларктик» получат от ЕС в течение ближайших пяти лет 100 млн евро. А норвежский Баренц-Секретариат получил грант от МИД Норвегии в размере порядка 140 млн крон (16 млн евро) «для поддержки широкого сотрудничества простых людей между Севером Норвегии и Северо-Западом России». Сумма рассчитана с 2015 по 2017 год и на 18 млн крон превышает финансирование предыдущего трехлетнего периода.
Нет сомнений, что Норвегия, являющаяся к тому же и членом НАТО, в первую очередь преследует свои цели, обозначенные еще в 2006 году: «занять ведущие позиции в сфере управления ресурсами Севера и его окружающей средой». И для реализации этой цели норвежцы по полной программе будут использовать против России такой инструмент «мягкой силы», как БЕАР. А также небольшую «пятую колонну» в северных российских регионах.
Противопоставить этому идентификационному антироссийскому начинанию можно только свой крупный идентификационный проект, реализуемый совместными усилиями российских патриотов, находящихся во власти, и российского гражданского общества, не желающего превращаться в сообщество, сконструированное норвежскими или иными другими специалистами.
