Надежда. Искры будущего
Продолжение. Часть первая: Рожденные в годы глухие… На пороге жизни
Продолжение. Часть вторая: Надежда. Трудное счастье революционерки
7 мая 1898 года в сибирское село Шушенское въехала нагруженная вещами телега. Среди «бесчисленного багажа», большая часть которого состояла из книг, сидела молодая женщина. Она держала в руках лампу с зеленым абажуром. Подарок жениху…
«Приехали ко мне наконец, дорогая мамочка, и гости. (Прим. — Вместе с Крупской приехала мать, горячо любившая её и решившая, как сумеет, поддерживать дочь на избранном ею пути). …Я нашел, что Надежда Константиновна выглядит неудовлетворительно — придется ей здесь заняться получше своим здоровьем…» — писал Ленин родным 10 мая, спустя три дня после приезда.
Здоровье у Надежды Константиновны было слабое, хрупкое. Сказались на нем и тюремное заключение, и дальняя дорога. От Петербурга до Шушенского шесть тысяч верст. Ехать нужно было поездом, пароходом, на лошадях — почти месяц…
«Дорога в Шушу совсем неутомительна», — добавляла всё же Надежда к письму 10 мая. Ведь это был путь к такой долгожданной встрече!
Максимум крепкой поддержки
Шушенское было «село большое, в несколько улиц, довольно грязных, пыльных, без всякой растительности и садов», стояло в степи, окруженное навозом, который бросали прямо за селом. Недалеко протекала река Шушь, чуть дальше — Енисей. На горизонте видны Саянские горы. А называли село в шутку «Сибирской Италией» — за мягкий климат. Здесь действительно можно восстановить силы. А получится ли вести литературную, теоретическую работу?
Владимир Ильич вскоре после приезда в Шушенское сомневался в этом: «настолько необходим для нее импульс извне, какового здесь не имеется абсолютно», «разница между одним и другим днём в том, что сегодня читаешь одну книгу, а завтра — другую».
«Не знаю уж, с чего и начать, один день похож на другой, внешних событий никаких». «Мне уж кажется, что я целый век в Шуше живу, акклиматизировалась вполне», — писала Крупская через месяц после приезда. Через три месяца: «целыми днями (часов по 5) гуляю, читается что-то тоже плохо».
На многих ссыльных, даже самых мужественных, в такой однообразной обстановке, в отрыве от активной революционной работы нападало уныние, тоска. И жизнь коммуной не спасала, а усугубляла ситуацию. Начинались всякие склоки, пересуды, скандалы. Летом 1898 года из-за сплетни покончил с собой ссыльный марксист Федосеев, очень уважаемый Лениным, другой ссыльный сошёл с ума.
В Шушенском не было ничего подобного: кроме Ленина всего двое ссыльных, оба — «очень хорошие товарищи», как писала Крупская. Да и характер Ленина не позволил бы опустить руки, потерять из виду заветную цель… Но насколько легче было продолжать работу с духовно близким, любимым человеком, соратником! «Трудно было найти более верного друга…который давал бы такой минимум осложнений в жизни и такой максимум крепкой поддержки», — писал о Крупской революционер Глеб Кржижановский, сосланный в Тесь, соседнее село.
Вскоре после приезда Крупской пришла «официальная бумажка», которая уведомляла, что им с Лениным нужно «немедленно» венчаться. Иначе Надежде Константиновне пришлось бы так же немедленно ехать в Уфу, где ей полагались изначально три года ссылки.
Молодые люди не собирались расставаться. Они посмеялись над этим «немедленно» — и повенчались, как говорила Крупская, «проделали эту комедию».
В замешательстве оказался местный священник, которому предстояло проводить обряд. Не было обручальных колец. За ними не отпустили, боялись побега. Ситуация разрешилась творчески — товарищ по ссылке, питерский рабочий Оскар Энгберг, быстро сделал кольца из обычного медного пятака. Он же держал венцы над головами жениха и невесты.
Кольца потом никогда не носили, но Надежда Константиновна хранила их всю жизнь, незадолго до смерти передав в Центральный музей В. И. Ленина.
Сад в Шушенском
Перед отъездом Крупская обещала матери Ленина Марии Александровне, которую очень любила и уважала, как можно подробнее писать об их жизни в ссылке.
В письмах Крупской приоткрывается повседневная жизнь их семьи, погруженной в напряженную умственную работу. Рассказывала родным, по ее выражению, «о всякой пустяковине» (но такой важной для них!), «в шутливом тоне».
Прежде всего Крупская писала о Владимире Ильиче. Письма эти — словно открытие Ленина для самой Крупской, глубокое узнавание любимого человека. Упоминания Крупской о самой себе в этих письмах кратки, скупы —«писать о себе…так скучно».
Выделяется среди этих писем одно, отправленное в начале ссылки младшей сестре Ленина, размышлявшей в то время, куда пойти учиться. «Читая твое письмо к Володе, где ты спрашивала его, куда тебе поступить, я вспомнила, как я металась в твои годы»…
Надежда Константиновна советовала искать не хлебную профессию, а ту, которая не заузит, не затупит слух к тому, чего требует время: «На специальную подготовку время жаль затрачивать, когда так многое хочется и надо знать». Читая это, чувствуешь, что идея о всестороннем развитии, которое получит человек в коммунистическом обществе, была особенно близка Крупской.
Письмо это словно говорит о завершении для Крупской большого периода жизни — и начале нового. «Ссылка — годы серьёзной учёбы», — говорила Надежда. Она замечала, что большая их домашняя библиотека «возбуждает только сознание, как много надо прочесть и как мало читаешь». Когда взвешивали книги перед отъездом, выяснилось, что их 15 пудов (245 килограммов).
Но в этих письмах «о пустяковине» приоткрывались разные стороны характера Крупской, ее внутреннего мира.
«В воздухе весна. Река постоянно покрывается водою, на ветлах воробьи поднимают неистовое чириканье, быки ходят по улице и мычат, а у хозяйки курица под печкой так по утрам клохчет, что всегда будит. По улицам грязь. Володя чаще и чаще вспоминает о ружье и охотничьих сапогах, а мы с мамой собираемся садить уже цветы». — пишет Крупская родным в марте 1899 года.
Цветы действительно посадили — резеду, левкой, душистый горошек, анютины глазки, флоксы… Крестьяне дивились на невиданные растения.
«Хоть Володя и протестует, но я все-таки собираюсь яйца красить и пасху варить. Знаете, тут обычай — убирать к пасхе комнаты пихтой. Это очень красиво, а потому и мы собираемся „придержаться“»… — делилась она в 1899 году перед Пасхой с Марией Александровной.
Крупская была равнодушна к нарядам, но очень чутка к прекрасному в жизни. Ей нравилось и самой привносить в жизнь красоту, творческое начало. Еще в детстве Крупская прекрасно рисовала.
Ссыльный Лепешинский, приехавший в гости к Ульяновым, запомнил, как она «усердно орудовала ножницами, вырезая из бумаги какие-то фигурки, что-то клеила» — «изготовляла ёлочные украшения для детей шушенской крестьянской бедноты».
Интересно упомянуть о том, какой тип общения был особенно необходим и близок Крупской. Она делилась с Марией Александровной: «после всех свиданий с товарищами остается чувство какого-то неудовлетворения, собираешься наболтаться вволю, а как увидишься, то разговоры как-то невольно отодвигаются на задний план, а на первый выступают разные катания, шахматы, коньки и т. п. И в результате получается скорее утомление…»
«Первобытная радостность существования…»
«… мы молодые тогда были, только что поженились, крепко любили друг друга, первое время ничего для нас не существовало…», — вспоминала Крупская много лет спустя в разговоре со своим секретарем Верой Дридзо, — «мы молодожёны были, и скрашивало это ссылку». И добавляла: «то, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти».
Через письма и воспоминания нам приоткрываются грани этой большой любви — сотворчество, сотрудничество, содружество.
Крупская рассказывала родным, как они упорно учили английский и немецкий языки, как переводили книгу Веббов «Теория и практика английского тред-юнионизма», причем приходилось несколько раз переделывать перевод.
К концу ссылки Крупская с юмором замечала, что Вебб надоел уже смертельно. Но этот перевод обеспечил необходимый для жизни заработок. Давали его и многие рецензии, написанные в ссылке… Крупская переписывала все работы набело перед отправкой издателю.
В ссылке Ленин написал важнейшую книгу «Развитие капитализма в России», задуманную еще в Питере, в тюрьме. Во время работы над книгой Крупская вместе с Владимиром Ильичом много читала о жизни кустарей из Павлова. За сухими цифрами статистических отчетов видели судьбы людей, болели за них…
Спустя 30 лет Крупская, загруженная работой в Главполитпросвете, пригласила к себе одного сотрудника, командированного в Москву из Павлова. Ей хотелось побеседовать с ним, узнать, что ему известно о прошлой и нынешней жизни павловских кустарей… А может, и еще раз оживить те драгоценные впечатления работы с Владимиром Ильичом? Все было связано…
А тогда, в ссылке, Крупская делилась с Марией Александровной: «…Володя… пишет с утра до вечера. Первая глава уже готова, мне она показалась очень интересной. Я изображаю из себя «беспонятного читателя» и должна судить о ясности изложения «рынков»…»
Владимир Ильич мог так уйти в работу, не боясь, что заглохнут другие очень важные дела. «Ульянова (Ленина) с 1898 г. ведёт обширную конспиративную переписку по делам партии со многими лицами», — значилось в одном из документов полиции. Эту трудоемкую и ответственную работу, требующую большой изобретательности, она будет вести долгие годы.
Делая перерывы в работе, молодые люди отправлялись гулять, купаться. Общение с природой всегда будет доставлять им огромную радость. А ещё Ленин вырезал шахматы, советуясь с Крупской, какие лучше делать фигурки.
Много лет спустя Крупская писала дочери Инессы Арманд о Шушенском:
«Так живо встаёт перед глазами то время первобытной целостности и радостности существования. Все какое-то первобытное — природа — щавель, грибы, охота, коньки, — тесный, близкий круг товарищей — поездки на праздники — ровно тридцать лет тому назад это было — в Минусинске плотный, тесный круг товарищей- друзей — совместные прогулки, пение, совместное какое-то наивное веселье, дома — мама, домашнее наше первобытное хозяйство, полунатуральное, наша жизнь — совместная работа, одни и те же переживания, реакции… .А, пожалуй, многое и осталось от того времени. То же волнение — читаю и перечитываю Владимира Ильича, многое гораздо глубже понимаю: на то же направлены мысли…»
Мечта о будущем
В 1899 году Ульяновы вместе с финном, путиловским рабочим Энгбергом, поляком Проминским праздновали в Шушенском Первое мая. «День настал весёлый мая, прочь с дороги, горя тень!» — так начиналась одна из песен, которую спели вместе по-русски и по-польски…
Вечером Владимир Ильич и Надежда Константиновна долго не могли уснуть. Они, молодые люди, «мечтали о мощных рабочих демонстрациях», в которых когда-нибудь примут участие… Как приблизить эту мечту? Партия создана, но ее бойцы — в тюрьмах, в ссылке… А отдельные личности в то время пытались размыть марксизм, увести массы от политической борьбы.
14 октября 1898 года Крупская, отвечая на вопрос, каково ее главное занятие в Шушенском, пишет: «Вожусь с одной популярной книжкой, хотелось бы ее написать, да не знаю еще, что выйдет»…
Написать брошюру «Женщина и рабочее дело» предложил Ленин. Он придавал огромное значение этой теме. «Давая мне советы, Владимир Ильич говорил: «Не кажется ли тебе, что это место лучше было сказать так? Часто он находил для брошюры интересный материал — вырезку из иностранной газеты, статистическую табличку…», — вспоминала Надежда Константиновна.
Стоит отметить, что тема участия женщины-работницы в рабочем революционном движении всегда была важна для социалистов. Можно сказать, что за женщину шла борьба. Ведь еще во времена Первого Интернационала буржуазные дамы пытались переманить работниц на свою сторону, проповедуя, по метким словам Инессы Арманд, «единство интересов женщин в борьбе против мужчин».
Ледяная стужа капитализма
Крупская-педагог умела простыми словами наглядно объяснять сложные вещи, ставить вопросы о самом страшном, тяжелом — и показать выход, воодушевить на борьбу. Так она написала и «Женщину-работницу», первую марксисткую книгу о положении трудящейся женщины в России.
В 1890 г. около четверти миллиона женщин в поисках заработка поступали работать на фабрики. Это освобождало их в какой-то степени от денежной зависимости от мужчины, голос работающей женщины приобретал в семье больший вес. Но все же заработок был так мал, что работница редко когда могла в одиночку прокормить себя и детей.
«…когда рабочие заявляли о невозможности для их жен и дочерей существовать на тот заработок, который они получают, начальство цинично отвечало, что они могут найти дополнительный заработок в домах терпимости».
Буржуазное общество имело свое лекарство от всех бед: «служители (церкви) толкуют притесняемым … о необходимости терпения, смирения, любви к притеснителям; толкуют о грехе любостяжания тем, кто еле может прокормиться, о грехе праздности тем, кто работает по 16–18 часов».
А тем временем в страхе перед потерей заработка, не получая пособия, беременная женщина работала до последнего, «приходила на фабрику, еще не оправившись от родов. Потому то так часто и бывают у фабричных женщин выкидыши, преждевременные роды и всякого рода женские болезни».
Дети рождались слабыми, от плохого ухода и тяжелых условий жизни часто умирали рано. У женщины, все время занятой изнуряющей работой, не было ни времени, ни сил для настоящего воспитания детей. Она могла следить лишь за тем, чтобы они были «одеты-обуты».
В социалистическом же обществе, объясняла Крупская, ребенку само государство обеспечит средства к существованию. При этом целью будет являться не само материальное обеспечение, а гармоничное развитие человека. Государство «…будет заботиться о том, чтобы у него было все, что необходимо для того, чтобы он мог полно и всесторонне развиваться», «школа будет не только учить, она будет развивать в них все силы, духовные и физические, будет воспитывать из них полезных, энергичных граждан».
Поэтому женщина как мать в первую очередь заинтересована в победе социализма.
Так Крупская открывала женщине глаза на то, какова связь между ее бедами и капиталистическим строем и показывала выход, призывала бороться за лучшую жизнь, за освобождение рабочего класса рука об руку с мужчиной.
Отсюда важнейшая тема брошюры — преодоление отчуждения между полами. «Женщина, не понимая и не одобряя участие мужа в рабочем движении, старается всячески помешать ему: поднимает ссоры, мешает ему учиться, недружелюбно принимает его товарищей». Встречаются и рабочие, считающие, что женщине не следует принимать участие в рабочем деле…
Старая революционерка Вера Засулич оценила труд Крупской, сказав, что брошюра «двумя лапами писана». «Женщина-работница» была очень популярна в рабочей среде, несколько раз переиздавалась. Причем Крупская как автор брошюры подлежала за нее уголовному наказанию.
Позже Крупская продолжит развивать «женский вопрос». Так, в 1912 году она напишет о том, что в будущем «дело духовного сближения полов принадлежит школе». Соответствующее воспитание поможет мужчине и женщине искать друг в друге духовно близкого человека, а не просто привлекаться существом противоположного пола.
В Уфе
«Первую половину ссылки оглядывались назад, вторую — думали о будущем», — вспоминала Крупская. Всю вторую половину ссылки напряженно искали путь, как преодолеть «величайший разброд», царивший тогда в социал-демократическом движении и грозивший срывом практической работы. В России в ту пору крепло направление «экономистов» в марксизме, не считающих возможной для рабочих политическую борьбу.
И вот родился проект партийной газеты — «Искры», которая должна была сплотить социал-демократов, выковать единые теоретические взгляды. Зимой, перед окончанием ссылки, «Владимир Ильич перестал спать, страшно исхудал. Бессонными ночами обдумывал он свой план во всех деталях».
Издавать такую газету тогда можно было только за границей: «типографии в России не было… Между тем ограничиваться писанием популярных брошюр и не высказываться по основным вопросам ведения работы было более невозможно… постоянные аресты делали невозможной всякую преемственность».
Срок ссылки Владимира Ильича оканчивался раньше. Крупской не разрешили ехать вместе с мужем — нужно было отбывать положенный ей еще один год ссылки в Уфе. «Очень жаль было расставаться, когда только что начиналась настоящая работа, но даже и в голову не приходило, что можно Владимиру Ильичу остаться в Уфе, когда была возможность перебраться поближе к Питеру».
И вот Крупская после тихого Шушенского оказывается в центре местной социал-демократической работы в Уфе. Она собирает людей, которые будут получать и распространять будущую газету, обучает конспиративной работе, ведет марксистские кружки…
Обо всем она пишет Владимиру Ильичу, который тем временем «усердно вил нити организации, которые должны были тесно связывать будущую заграничную общерусскую газету с Россией». Переписка с Лениным уничтожалась в целях конспирации. Но сохранились письма Крупской Марии Алекснадровне и сестрам Ленина.
«Время идёт как заведённая машина…», — писала Надежда Константиновна. Уроки, занимавшие по 6–7 часов в день, изучение языков… В будущем товарищи по работе будут удивляться ее способностям рационально использовать время, работать в любой обстановке, в любых условиях.
Крупской в тот период часто очень хотелось уединения. Она сетует на постоянную сутолоку. Тишины хотелось, вероятно, еще и потому, что Крупская пробовала себя в литературной работе. Процесс этот шел, можно предположить, нелегко: «не удается мне писать так, как хотелось бы, и я прямо-таки ненавижу свои писания», — сетовала она.
Маркс и Толстой
Когда-то книги Толстого помогли ищущей свой путь Крупской «лучше понять, за что борются революционеры». Сейчас, 10 лет спустя, она, революционный марксист, вновь размышляла над педагогическими идеями Толстого. Что же в них было созвучно ее революционному, педагогическому и жизненному опыту? Что побуждало писать?
В статье «Тип хорошего учителя» Крупская выделила одну из главных черт педагогического подхода Толстого. Это — пристальное внимание к движениям души ребенка. Задача, как пишет Крупская, непростая, требующая особой подготовки.
Крупская очень любила цитату из рассказа Толстого, в котором есть описание того, как прежде молчавшая девочка вдруг заговорила — и педагог почувствовал, словно подсмотрел тайну рождения души… Думается, что это было очень знакомое и очень ценное для Крупской, человека и педагога, переживание.
Школа будущего, заключала Крупская, должна быть построена на тех же основаниях, что школа в Ясной Поляне, «если цель будущего — всестороннее гармоническое развитие человеческой личности». Всесторонне, гармонически развитый человек, по логике статьи, — это человек, в котором будет сильна, развита душа.
Официальная педагогика той поры культивировала другое: учитель должен быть религиозным, аккуратным, успевающим дать знания по программе…
Статья «Школа и жизнь» писалась под впечатлением первой части повести Горького «Трое» и рассказа Ашешова «Первые шаги». Крупская вновь обратилась к идеям Толстого — о воспитании как фактически «насильном» процессе внедрения в ребенка различных предрассудков, убеждений взрослого.
Такое воспитание познается по своему результату — ребенок становится послушным, но обреченным на постоянный внутренний конфликт. «Его охватила злоба, острая и беспредельная, вот так бы и набил этого латинского чёрта!»…. Это — злоба бессильная … постоянно возникает и постоянно подавляется… горькая, обессиливающая злоба «раба», которая не смеет проявляться открыто».
В рабочей среде, часто в крайне неблагоприятной обстановке у ребенка больше шансов вырасти без такого разлада внутри. «Недоверию своим силам нет места там, где ребёнок 11 лет, зарабатывая себе хлеб, чувствует себя самостоятельным человеком». Душа ребенка выбирает из жизни нужные ей светлые впечатления — проявления души других людей, даже самых забитых и приниженных. Эти впечатления как вспышка освещают уродство и несправедливость жизни и побуждают к переменам.
В статье «Общественная сторона педагогических вопросов» Крупская трезво писала о том, что силами одной педагогики школу не изменишь, ведь источник ее бед в общественно-политическом строе: «Можно подумать, что школа плоха единственно потому, что в общество не проникли ещё здравые педагогические идеи, что зло можно поправить, написав обстоятельную педагогическую книжку, в которой самым подробным образом были бы изложены все „золотые правила“ Амоса Коменского, Песталоцци и других».
Статьи эти, опубликованные в местных газетах, подписанные «Н.У.», не являются самыми известными ее работами. «Не все знают и ценят как следует, что Надежда Константиновна была педагогом-теоретиком задолго до революции», «единственным основателем марксисткой педагогики», — говорил на 60-летие Крупской М. Н. Покровский, советский государственный деятель.
Но и Покровский, говоря «задолго до революции», имеет в виду прежде всего работы Крупской 10-х годов. А ведь в этих первых статьях Крупская впервые написала то, о чем, возможно, думала еще в Шушенском или даже раньше, разговаривала с Владимиром Ильичом. Она впервые попыталась выразить суть педагогики будущего.
И эта сосредоточенность именно на сути была чем-то очень естественным для Крупской…
Снова в путь
«…у нас все по-старому, разве вот солнце светит как-то радостно, по-весеннему, а я о весне мечтаю, нет-нет, и возвращаюсь к мысли: полтора месяца, а там… там я вовсе поглупею от радости, особенно, когда допутешествую до Володи. Сейчас по-настоящему скучать-то некогда, работы всяческой много, впору к сроку все сделать…», — писала Крупская родным.
В ожидании конца ссылки работать становилось все труднее. Звала уже новая дорога… 11 марта 1901 года срок заканчивается, и Крупская покидает Уфу.
Продолжение следует
