1. Культурная война
Виктор Шилин / ИА Красная Весна /
Иван окончательно решился затеять непростой разговор. Может, и не будет больше такой возможности. Когда они одни, когда так на это настроилась душа. Не знал только, с чего начать...

Цой жив. Рассказ, часть вторая

Клюн Иван Васильевич .«Супрематический рисунок» 1920-е.
Клюн Иван Васильевич .«Супрематический рисунок» 1920-е.

Начало рассказа: Цой жив. Рассказ, часть первая

…Дверь бесшумно отворилась, и на порог ступила темная, немного сутуловатая фигура пятнадцатилетнего подростка. Осторожно, чтобы не шуметь, он прикрыл дверь и начал разуваться. Разувшись, прошел в ванну, не включая свет — отца, сидящего в темноте на кухне, он не приметил. Зашумела вода.

Иван думал, как начать разговор. Сын был точно пьян — он понял это по его неуловимому покачиванию, по странной неуклюжести. Нельзя было провести того, кто прежде сам приходил домой навеселе.

Нравоучения казались сейчас глупыми и неуместными. Да и его состояние, взбудораженное песнями и переживаниями, для этого совсем не годилось. Они дома одни — хорошая возможность поговорить по душам.

Вода в ванне перестала шуметь. Дверь ее аккуратно отворилась, и парнишка уже на цыпочках направлялся в свою комнату, как отец негромко окликнул его: «Олег!»

Парень вздрогнул от неожиданности, обернулся на звук. Несколько секунд он всматривался в темноту, не понимая, кто мог звать его оттуда, и не ослышался ли он. Наконец, сын произнес:

— Пап, ты что ли?

— А кто же еще.

— А чего не спишь?

— Как чего, тебя жду.

Парень пытался не выдать свое хмельное состояние, молчал и весь напрягся, приготовившись к родительским наставлениям. Но отец не начинал нравоучений. Вместо этого он встал, включил небольшой светильник над плитой. Царившая на кухне тьма отступила, в глаза мальчишке бросились пепельница с кучей окурков, сигареты. Сизая дымка наполняла воздух.

— Накурил я тут, конечно, но ничего. Сейчас проветрим, — Иван шире отворил окно, и из него волной хлынул свежий воздух.

— С Волги задуло… — сказал отец. Олег все робко стоял в дверях кухни, не зная, ждать ему выговора или нет.

— Да ты садись, чего там встал-то, — отец сам присел, открыл холодильник, достал какие-то блюдца с колбасой, сыром.

— Перекуси, я чайник поставлю, — и стал действительно хлопотать с чайником.

Олег сел за стол, взял пару кусочков, проглотил их одним махом — он действительно проголодался. Олег, сказать по правде, побаивался отца. В детстве очень любил, а теперь, когда начал сам взрослеть, стал побаиваться. Тем более сейчас, когда Олег знал, что может выдать себя мутным взглядом, неловкими движениями, слегка заплетающимся языком — ему было страшно. Хотелось скорее уйти в свою комнату, сесть за компьютер или лечь в кровать. Но отец словно что-то задумал и все не приступал к делу. Колбаса, чай… Странно — и от этого еще более было не по себе.

Иван же окончательно решился затеять непростой разговор. Может, и не будет больше такой возможности. Когда они одни, когда так на это настроилась душа. Не знал только, с чего начать. Потому и брался за всякие мелочи — окно, колбаса, чай. По глазам сына он уже точно уверился, что тот слегка пьян — но это не помеха. Может быть, даже к лучшему — проще будет достучаться. Нужно было начинать. Но с чего? Ответ подсказало радио — из него сейчас раздавались приглушенные призывы песни «В наших глазах». Иван наконец снова присел за стол.

— Олег, а вы что сейчас слушаете?

— Слушаем? — не понял неожиданного вопроса сын.

— Ну, музыку какую слушаете? Вы, молодежь, пацаны.

— Аааа, — протянул парень, — Да, разное. Рок, рэп всякий… Клубную, — сказав это, Олег растерялся, что ему, названия групп перечислять? Но отец опередил.

— Ясно. А Цоя слушаете?

— Кого?

Иван удивился даже, как можно не знать, кто такой Цой?

— Группа «Кино», Виктор Цой. Ты что, не знаешь? «Кукушка», «Звезда по имени солнце». Не слышал? — Иван крутанул колесико громкости на приемнике — оттуда громыхнуло — «В наших глазах — рождения дня!» — Что, не знаешь?

— Ааа, нет, слышал, конечно. Да, Цой, я забыл просто, — Олег начал расслабляться. Видно, нравоучений не будет. Сейчас он отбрешется немного и пойдет к себе. Надо только подождать.

— Я сам давно не слушал, а когда-то чуть не каждый день. И знаешь, сегодня концерт его включили, и все старые песни, самые лучшие. Такие… мощные, прямо пробирают… — Иван чувствовал, что разговор как-то не клеится. Не туда куда-то идет. — Сегодня, оказалось, день его гибели… Он на машине разбился…

— Ясно, — протянул сын.

Повисла неловкая пауза. Беседа «по душам», так живо развернувшаяся было в голове у Ивана, облекалась в слова неохотно.

— Так вот я послушал, — продолжил он все же, — знаешь, столько вспомнил. Так же, как ты, поздно по улицам бродил, все думал, мечтал… Слушай, Олег, а ты вот о чем мечтаешь? — эта зацепка показалась ему удачной. За что еще можно подцепить подростка, как не за его мечты?

Но Олег не цеплялся. Он с тем же немного отчужденным выражением лица отвечал:

— Да так, ни о чем.

— Как «ни о чем»? Что значит «ни о чем»? — отец не ожидал такого ответа и вправду не мог понять.

— Ну, так…

— Нет, подожди, — заторопился Иван, — Вот я помню себя, таким как ты, может, чуть постарше. Я спортом тогда увлекся, боксом. И рвался драться, и мечтал. Все бои смотрел, Мухаммед Али, Фрейзер. Хотел, как они быть, чемпионом. Что-то такое же есть?

Сын, казалось, и не задумался даже:

— Да нет, пап, нет вроде такого.

— Что ж вы делаете там, на улице? Ты-то что там делаешь? — удивленно спросил Иван, начинавший уже раздражаться.

— Так, ничего. Тусуемся. Музыку слушаем, там, видосы смотрим… — несколько молодежных словечек нехотя вырвались у слегка пьяного подростка.

— Бухаете вы там, вот что вы делаете, лоботрясы! — вспылил было отец, но тут же остыл. Он разозлился скорее не на сына, а на себя, за то, что никак не мог подобрать ключи к разговору.

«Сейчас начнутся нравоучения», — подумал Олег, и ему стало даже как-то легче. Но они не начались.

— А ты кем хочешь стать-то? Кем работать? Что интересует? — начал новый приступ отец, а внутри его больно кольнуло осознание того, что он даже и не догадывается, чем увлекается, интересуется и живет его сын.

— Да так, никем… — был снова полуавтоматический ответ, на который отец открыл уже было рот, но сын тут же спохватился: — Ну, работу такую, чтобы… интересно было, чтобы платили нормально.

— Причем тут «платили»?! Ты скажи, что тебе нравится! Не знаю, рисовать, бегать, задачки, может, решать. Что делать-то?

Тут подросток и правда не знал, что ответить. Не было у него никаких увлечений. Слушать музыку — это же не увлечение… И игры компьютерные сюда совсем не подходят.

— Не знаю, пап… Я спать пойду, можно?..

— Эх вы! Как так вообще можно? Мы вот в ваше время… — отец видел, что план его рушился, даже не начав воплощаться, — знаю я твои «спать». Будешь опять за ящиком этим полночи щелкать!

Сын ничего не сказал. Только сидел, поджав губы, и ждал окончания. Когда отец замолчал, Олег почувствовал верный момент и произнес:

— Ну, я пойду…

— Да иди! — Отец в сердцах достал снова сигарету. Было обидно, горько, — в кои-то веки хотел поговорить по душам, нормально, а ты все закрываешься. «Да ну», «Да нет», «Да ничего». Как с чужим, ей Богу! — у Ивана самого развязался язык от необычной ночи, от чувств, и он понимал уже, что его понесло, что наговорит сейчас лишнего, как недавно с женой. Но поток мыслей-слов было не остановить. — Мы с матерью для тебя все! Знаешь, как мы жили? Копейки экономили, чтобы у тебя все было! Мы же тебе самые близкие люди, семья, а ты почему с нами, как с чужими? Мы же любим тебя! Что это такое, а? Сынок! Разве так можно?

Эти несколько последних брошенных отцом фраз остановили поднявшегося уже из-за стола сына. Он разом весь как-то побледнел. Дурацкое полупьяное выражение исчезло с лица. Его место заняла странная маска. Под ней словно закипало, бугрилось что-то. Иван с удивлением увидел, как на глазах у сына выступила едва заметная влага, а губы начали подрагивать, словно его душили рвавшиеся изнутри рыдания. Это продолжалось миг. Через секунду Олег, казалось, совладал с собой. Он ничего не сказал, развернулся и ушел из кухни, теперь совсем не аккуратным, шумным шагом. Отец понял, что сделал что-то плохое, что ранил сына….

— Олег! — бросил он в ответ, — Постой, я не хотел… — он было пошел за ним из кухни, но увидел лишь, как скрылась в темноте фигура сына, да громко хлопнула дверь его комнаты.

«Поговорили, мать твою, — зло прошептал про себя Иван, — по душам!» — злоба на себя, на всю эту ситуацию душила его. Хотелось крушить, ломать, разносить мебель к чертям. Но он совладал с собой. Гнев, подкативший, как прибойная волна, вскоре так же быстро ушел. Теперь им овладела какая-то растерянность. Он вернулся на кухню. Вспомнил, что забыл сообщить жене, что сын дома. Звонить не хотел, послал смс.

Снова взял сигарету, закурил…

Конец второй части.