Фостерные семьи и наши традиции
Несколько месяцев назад мы уже писали в статье «О токсичности детских домов и перспективах института семьи» (№ 61 от 23 января) о том, что в России ведется жесткая кампания по закрытию детских домов. И что организаторы этой кампании вслед за их покровителями из США обосновывают закрытие детских домов утопией под названием «Россия без сирот». Для реализации этой сусальной утопии всех сирот из детских домов необходимо передать в так называемые фостерные семьи. Российский детский омбудсмен Павел Астахов во всеуслышание пообещал, что через пять–семь лет детские дома в России отомрут за ненадобностью — все сироты будут воспитываться в приемных семьях.
Лозунг «Россия без сирот», ставший названием Федеральной целевой программы, кажется на первый взгляд очень гуманным. Но возможна ли вообще Россия без сирот?
Сироты были во все времена человеческой истории (за исключением, пожалуй, доклассового общества, когда любой ребенок считался сыном или дочерью всего рода). И наверняка будут, так уж устроена жизнь. И сегодня предпосылок к тому, чтобы сироты исчезли вообще, нет ни в России, ни на «благословенном» Западе. А сам лозунг «Мир (или Россия, или Украина) без сирот» подобен лозунгу «Мир без больных».
Если цель недостижима, то, верно, и способы, которые предлагаются «гуманистами» для ее воплощения в жизнь, также не годятся. Вряд ли можно распределить всех брошенных или осиротевших детей в приемные семьи хоть через 5 лет, хоть в обозримом будущем. К примеру, существуют такие категории детей, как правонарушители, зависимые, беременные маленькие мамы и др. Можно ли их устроить в семьи? Нет, для них нужны специальные социальные институты.
Представляется совершенно контрпродуктивным игнорирование очевидной связи между двумя величинами. Первая — число детей-сирот в стране. Вторая — количество сиротских учреждений: детских домов, школ-интернатов, приютов. Необходимо бороться за то, чтобы детей-сирот стало меньше. Но если их становится больше, то такой рост числа детей-сирот, обусловленный теми или иными причинами, в числе которых чуть ли не первое место занимает социальное неблагополучие, вызванное войной, оккупацией, кризисом, эпидемиями и пр. катаклизмами, не может не сопровождаться ростом количества детских учреждений. Повторяю, чем бы ни был вызван рост количества детей-сирот — этим самым социальным неблагополучием, нарастанием общественного упадка, кризисом морали или другими причинами — ответ на вызов под названием «рост числа детей-сирот» не может не включать в себя роста количества детских учреждений для сирот. Именно такой рост является признаком того, что государство берет на себя заботу о сиротах.
Сегодня в российском обществе более 80 % детей-сирот — сироты социальные (то есть при живых, но недееспособных родителях). А значит, сиротство связано с нездоровым, регрессивным состоянием общества, с обрушением норм морали и нравственности, продолжающимся более 20 лет.
У сирот 20–30–40-х годов были обычные (нормальные) родители, которые погибли или умерли по тем или иным не зависившим от них причинам (войны, разруха, репрессии, голод, эпидемии). Но те родители не предавали своих детей, как сегодняшние, они не бросали их, они любили их. И дети понимали и принимали, что их родители умерли потому, что так сложились обстоятельства. Тем более что рядом с ними были ребята с подобными же судьбами.
Сегодня существование сиротства зависит не от наличия «ужасных» детских домов, а от регрессивного социального и морально-нравственного состояние общества.
Повторим то, что мы уже писали: в уничтожении наших детских домов заинтересованы российские чиновники (которых поддерживают либеральные СМИ, психологи и общественные деятели), сенат США (где был инициирован законопроект, согласно которому США должны оказывать давление на страны, чтобы те закрывали детские дома, заменяя их на временные семейные приюты или «фостерные семьи» с наемными родителями, с перспективой передачи детей на усыновление, в том числе международное). Писали мы и об особой заинтересованности американских евангелических сект в том, чтобы наши детские дома ускоренно закрывались.
Для того чтобы не возникло вопросов о неблагом — сугубо прагматическом или даже подрывном — характере проводящейся у нас антидетдомовской кампании, детские дома сознательно демонизируются нашими либералами. Они подаются обществу как «ужас-ужас-ужас», как чудовищное советское наследие, как клоаки, в которых процветает жестокость, коррупция, формализм, бездушие и пр. На одном из неопротестантских сайтов писали, что пастор из Мариуполя Г. Мохненко (устраивающий в Сибири велоакции «Россия без сирот») убежден, что детские дома и интернаты — это самый страшный памятник советского периода в нашей стране. И однажды этот памятник должен стать частью истории.
Какой истории? По-видимому, в историю Мохненко не входят такие, например, слова одного из воспитанников (Н. Ходиченко) Алтайского детского дома, созданного В. С. Ершовым: «Наш отец не только вел большое хозяйство, но и с большой осторожностью воспитывал невоспитуемых детей. Мы, бывшие беспризорники, беспредельно любили своего отца, а он — нас. Он для нас был близким другом и воспитателем, он был родным отцом, и мы все так и звали его — папа».
Или истории выпускников колонии и коммуны Макаренко, творческое наследие которого изучается во многих странах. Для этого там созданы институты. Но именно там, а не в России.
В России же детские дома часто уничтожаются подчистую. Наиболее яркий пример — Саратов. Где лишь из-за шума, поднятого общественностью, удалось перенести закрытие последнего детского дома № 2 на 2015 год. А что будет с самим домом и детьми после 2015-го?
Власти Кемеровской области заявили о намерении до 2020 г. сократить количество детских домов на 80 % (вместо 44 — оставить 14). Открывая, таким образом, дорогу «семейному устройству детей». Но вот сегодняшние (2 июня 2014 г.) новости Кузбасса: «10-летняя уроженка Кузбасса уехала на поезде к тете в Новосибирск, не зная ее адреса, даже точного имени. Полицейские, в соответствии с законодательством, вернули девочку в приемную семью, несмотря на жалобы ребенка на плохое обращение. Полицейским девочка заявила, что хочет вернуться в детский дом, но не в приемную семью».
Но мы не собираемся спекулировать на отдельных детских несчастьях. Наша задача в том, чтобы доказать необходимость детских домов в России с общих позиций. Отстоять их право на жизнь. И, отстояв это право, остановить уничтожение детских домов. Потому что детские дома как социальный институт, и впрямь не могут быть ничем адекватным образом заменены. Потому что эти детдома и впрямь являются исторически сложившейся формой организации общественной жизни, способной благотворно влиять как на становление личности своих воспитанников, так и на их социализацию.
Но вначале о том, что же такое альтернатива детским домам — семейное устройство детей по примеру одной из лучших в мире систем усыновления детей и ухода за ними — американской.
В США ежегодно вследствие разных причин свыше ста тысяч детей остаются без родителей и родственников. Поскольку детские дома фактически отсутствуют, детей определяют в семьи, которые готовы их временно приютить. Эта система распределения детей, лишенных опеки родителей, получила название «foster» («воспитывать, ухаживать, покровительствовать»). В США существуют и приюты. Однако в представлении американцев (и, видимо, в реальности) приюты выглядят зловеще — эти детские дома больше похожи на исправительные колонии для малолетних.
И отношение к сиротским домам в США крайне негативное. Приемная мать русского мальчика с фетальным алкогольным синдромом Шарон Хоулиан, помогающая воспитывать проблемных детей, заявила: «Меня раздражает, что русские, которые не могут заботиться о своих детях и сдают их в сиротские дома, считают, что имеют право являться сюда и проверять, что и как мы делаем, оценивать целесообразность наших действий». В США существует более 3000 приютов или шелтеров (приюты для женщин, в основном, подвергшихся домашнему насилию).
Как таковых детских домов, в том смысле, каком мы их представляем и знаем — государственных учреждений, ответственно занимающихся воспитанием, обучением, лечением детей-сирот, — в Америке нет. Такую знакомую и понятную в России роль государства выполняют в США многочисленные организации, существующие на пожертвования частных лиц. А также религиозные организации. Главный же (но не единственный) способ устройства детей-сирот в США — фостерная система. Дети, которые остались без родителей, практически без промедления попадают в фостерные семьи.
В США существует 7 форм семейного жизнеустройства детей, оставшихся без попечения родителей
1. Помещение в семьи родственников. Это наиболее желательный способ: родная среда с психоэмоциональной точки зрения наименее травматична для ребенка. Однако, находясь под опекой родственников, дети не получают такого социального обслуживания, как в фостерной семье, а также внимания со стороны социальных служб по поиску усыновителей и др. (По данным 2000 г., выплаты на детей, находящихся у родственников, варьируются от 68 до 514 долларов в месяц. Такой разброс определяется различиями в законодательстве отдельных штатов, возрастом ребенка.)
2. Профессиональные приемные семьи — основная форма устройства. Это семьи, имеющие лицензию на занятие данным видом профессиональной деятельности (здесь выплаты несколько выше, но не принципиально).
3. Экстренное помещение ребенка в приемную семью при обнаружении чрезвычайных обстоятельств (когда возникла непосредственная угроза жизни и здоровья ребенку). В этом случае социальные службы изымают ребенка из семьи, оформляют временную опеку и помещают его в приемную семью, пока не нормализуется обстановка в родной семье.
4. Дома семейного типа/интернаты. Они есть.
5. Программы помощи. Если ребенок имеет проблемы со здоровьем, какие-либо нарушения, то ему оказывается профессиональная медицинская и психологическая помощь.
6. Специализированные приемные семьи с навыками специального ухода за ребенком.
7. Помещение ребенка в приемную семью за пределами штата.
На 2012-й год в фостерной системе США находилось 397 тыс. детей. 47 % из них (184 тыс.) проживали с фостерными родителями — не родственниками, 28 % (108 тыс.) — в фостерных семьях родственников, 6 % (24 тыс.) — в групповых домах, 9 % (34 тыс.) — в учреждениях.
О том, что фостерная система работает, свидетельствует тот факт, что в рассматриваемом нами году из детей, покинувших фостерную систему, 51 % (122 тыс.) детей вернулись к своим родителям (и это хорошо), 22 % были усыновлены, 7 % были переданы под опеку. Около 100 тысяч детей ожидают усыновления. За год из фостера усыновляют около 50 тысяч детей, и в половине случаев их усыновляют сами фостерные родители. Усыновление из фостерной системы бесплатное или низкое по стоимости.
Но дьявол, как всегда, кроется в деталях.
О том, каковы не позитивные, а негативные результаты работы фостерной системы — в следующей статье.
