Фостерные семьи и наши традиции — 2
Напомним читателю, что мы закончили предыдущую статью цифрами, свидетельствующими об эффективности фостерной системы США.
Однако в реальности всё оказывается не так оптимистично.
Начнем с малого. У детей из фостерных семей существуют проблемы с успеваемостью. По данным Центра «За будущее обучения и образования», входящего в исследовательское агентство «ВестЭд» (WestEd) в Сан-Франциско, в Калифорнии только 37 % детей, воспитывающихся в фостерных семьях, смогли сдать годовой экзамен по математике. И средний балл у них ниже, чем даже у учеников с ограниченными возможностями и плохим знанием английского языка (иммигрантов). Детей из фостерных семей в два раза чаще исключают из школы (данные за 2009–10 гг. по всем исключенным из школ учащимся Калифорнии). И это закономерно, поскольку изъятые из родных семей дети, передаваемые после этого изъятия из одной семьи в другую, часто меняют школы и не успевают адаптироваться к существующим в них требованиям.
Но дело отнюдь не только в успеваемости.
Американские судьи и эксперты по охране детства характеризуют воспитание многих детей в фостерной семье как «постоянную временную заботу». Эти дети, как бы пойманные системой в ловушку временщичества, неокончательности новой семьи, по достижении 18 лет, выходят из такой ловушки системы воспитания плохо подготовленными к жизни людьми.
Но ведь главное обвинение российских либеральных борцов с отечественными детскими домами как раз и заключается в том, что их выпускники не готовы к жизни, не способны социализироваться. Мол, именно поэтому детские дома надо упразднить, а вместо них ввести фостерные семьи. И надо же, оказывается, что в фостерных семьях США та же проблема! И в результате, воспитанные в фостерных семьях США дети в непропорционально большом числе представлены среди таких групп населения, как заключенные, бездомные, наркоманы, и в непропорционально малом — среди студентов колледжей и выпускников. А еще у них чаще, чем у других детей, выявляются психические болезни и суицид.
Но российские бескомпромиссные лоббисты фостерного воспитания такими проблемами не обеспокоены и российские СМИ подобные факты не обсуждают. Так же как и то, что в среднем ребенок живет в американской фостерной семье всего около года. То есть дети в таких семьях часто передаются из рук в руки, и могут пройти годы, прежде чем найдется место для их долговременного размещения. Есть «родители», через руки которых проходит до 60 детей (вот уж действительно — «постоянная временность»).
А еще при этом разлучаются кровные братья и сестры. А еще при такой круговерти не нарабатываются, а, несомненно, теряются прежние дружеские и родственные связи, которые всегда играют огромную роль в поддержке и формировании маленького человека. Не говоря уже о том, что во временных семьях — по тем же американским данным — велика вероятность физического и сексуального насилия. Контроля над такими семьями в США явно недостаточно.
И еще одна немаловажная деталь: официальные работники, навещающие такую семью раз в 2–3 месяца, категорически запрещают называть временных опекунов мамой и папой — ведь это не настоящие родители ребенка, а профессионалы, выполняющие функцию воспитателей. Ну и о каком чувстве безопасности ребенка, уверенности в будущем может идти речь? И кем дети в такой семье должны себя ощущать? С чем себя идентифицировать?
И, далее, кто может стать и становится профессиональным и компетентным родителем в этой системе?
В каждом штате США свои законы и свои требования к фостерным родителям. В основном, они касаются ограничения в возрасте (с 21 до 65 лет), наличия постоянного заработка, жилья, отсутствия судимости, хронических заболеваний. Это достаточно общие требования. Правда, везде обязательным является курс обучения в школе для приемных родителей.
Но при этом не имеет значения то, что приемным родителем может стать мужчина или женщина, который (ая) никогда не состояли в браке или неоднократно состояли в нем. В некоторых штатах претендовать на ребенка могут люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией. В США растет количество однополых семей, которые усыновляют детей, несмотря на юридические препятствия местных законодательств.
Вряд ли такое семейное воспитание может быть принято российским населением. В том числе потому, что наши соотечественники в подавляющем большинстве однополые браки категорически не признают. Но в США мнение американцев на этот счет особой роли не играет. Поскольку решение в данном случае принимает верховная власть США.
Чтобы не было сомнений в безальтернативности фостерного воспитания, в 2013 г. Конгресс США принял «Законопроект о первоочередной задаче размещения детей в семьях» (the Children in Families First Act of 2013), в котором утверждается: «У науки на данный момент имеются исчерпывающие доказательства того, что детям наносится непосредственный, длительный и во многих случаях непоправимый вред от проживания в учреждениях вне семьи, который включает в себя снижение умственной деятельности, снижение IQ, уменьшение размера мозга и потерю способности формировать эмоциональные связи».
Что это за «исчерпывающие доказательства», широкой публике не известно. Однако известно, что американская наука неоднократно подтверждала нужные властям определения и заключения.
Например, известна роль Американской психиатрической ассоциации (АПА) в изъятии гомосексуальности из справочника психических расстройств (1973 г.). Но АПА на этом не останавливается и в 2004 г. поддерживает усыновление и воспитание детей в однополых парах. Аналогичное заявление сделала и Американская медицинская ассоциация (АМА), поддержав практику усыновления детей однополыми парами и призвав бороться за устранение неравенства в сфере здравоохранения для таких детей. Медицинская наука чутко реагирует на «требования времени». В нашей газете мы подробно описывали участие ВОЗ (Всемирной организации здравоохранения) и Министерства здравоохранения Германии в деле создания «секспросветовских» пособий для детей (начиная с младенчества) и в поддержке легализации педофилии.
Никто не спорит с утверждением, что семья — это действительно то место, где ребенку лучше всего жить. Но встают вопросы, какие именно семьи рекомендуются для детей? Какое воспитание получают дети в подобного рода семьях? И, наконец, кто сказал, что фостерная семья — вообще подпадает под понятие «семья», традиционно обозначающая живое, теплое и любящее пространство, в котором совместно с другими членами семьи живет и воспитывается ребенок?
Приведенные выше («подкрепленные учеными») выводы о безальтернативности семейного воспитания пыталась оспорить профессор социальной защиты и здравоохранения из Университета Дьюка Кэтрин Уиттен. Она привела итоги работы своей исследовательской группы, которые свидетельствуют о положительных результатах (по поведенческим, эмоциональным и физиологическим аспектам) у 3000 воспитанников приютов в 5 развивающихся странах Африки и Юго-Восточной Азии по сравнению с детьми из фостерных и даже из биологических семей.
То есть, по данным Уиттен, для многих детей, особенно старшего возраста, детский дом может оказаться лучшим выбором, чем их размещение в фостерную систему. И напротив, многие семьи, как биологические, так и фостерные, далеки от того, чтобы считаться «любящими и ответственными». Такие результаты исследования стали неожиданными даже для самих ученых. Поскольку первоначальная задача была обратной — показать преимущество воспитания в фостерной системе.
В США есть и прямые защитники детских домов, например, почетный профессор Школы им. Уолтера Геркина при Университете Калифорнии в Ирвине, старший научный сотрудник Национального центра политического анализа Ричард Маккензи — автор ряда книг о детских домах («Дом. Воспоминания о пребывании в приюте», «Гора чудес: Скрытое убежище для детей, лошадей и птиц вдалеке от протоптанных троп» и др.).
Сам Маккензи, будучи выпускником детского дома и зная эту жизнь не понаслышке, провел опрос среди 2500 бывших воспитанников из 15 американских детских домов, в которых они жили в 1960-е гг. Оказалось, что эти выпускники по уровню образования, дохода и др. социально-экономическим показателям опережают граждан своего возраста. Например, показатель доходов оказался выше на 10–60 %, число окончивших высшие учебные заведения на 39 %, а показатель безработицы и преступности среди них значительно ниже. 85 % выпускников оценили дни, проведенные в приюте, положительно и даже очень положительно, и лишь 2 % высказались негативно. Что же касается отношения к фостерной семье, то подавляющее большинство опрошенных «содрогались при мысли о том, чтобы провести свою юность в фостерной семье».
Будучи энтузиастом возрождения системы детских домов, Маккензи участвовал в создании документального фильма «Вечер встречи. Забытый мир американских приютов», в котором выпускники приютов на вечерах встречи давали свои интервью. Продюсеры и операторы были поражены позитивной оценкой своей жизни в приюте, которую дали выпускники. Также были удивлены и зрители фильма, представление которых о детских домах было неразрывно связано с картиной, которую рисовал Ч. Диккенс (затем ее воплотили в фильме «Оливер!»), как месте эксплуатации, унижения, голода и издевательств над детьми.
И Ричард Маккензи, и Кэтрин Уиттен выступают за разнообразие форм воспитания детей-сирот. Подчеркивая лишь, что фостерные семьи с многократно передаваемыми из рук в руки детьми не должны быть единственной «игрой в защиту детства».
В США и сегодня есть детские дома, во главе которых стоят настоящие энтузиасты, любящие детей. То есть, картина вовсе не такая примитивно черно-белая, какой нам ее описывают сторонники и лоббисты фостерной системы: мол, детские дома есть зло, а фостерные семьи — добро.
Плохая семья — с не любящими ребенка родителями, родителями-алкоголиками, родителями-педофилами и т. д. — есть зло.
Хорошая семья — есть благо.
Так же как плохой детский дом — зло, а хороший, где воспитатели отдают душу ребенку, а ребенок живет в дружном, здоровом детском коллективе, — несомненное благо.
Так что же скрывается под непрекращающейся на Западе «борьбой с детскими домами», ведущейся под лозунгами о необходимости воспитывать ребенка в семье? Подмена понятий, дискредитирующая и разрушающая институт семьи.
Способов — несть числа. Это и призывы «пожить для себя», и пропаганда «свободного» (одинокого) образа жизни. И внедрение как нормы суррогатного материнства, и заключения гомосексуальных браков с последующим правом усыновлять детей. И ведущаяся исподволь легализация педофилии. И, конечно же, внедрение всевозможных ювенальных технологий, хорошо знакомых в России, — от «Паспорта здоровья школьника», «Детского телефона доверия», «Регламента межведомственного взаимодействия» — до объявления родной семьи «местом насилия».
Семья разрушается изнутри для того, чтобы в какой-то момент сказать: «Ну вот видите? Такая семья нам вообще не нужна».
Что же с детскими домами? Об этом поговорим в следующей статье.
