О коммунизме и марксизме — 38
Перед тем, как продолжить заниматься Орфеем, орфизмом и прочими крамольными для коммуно-марксистов опциями метафизического и историософского характера, я попросил бы читателя вообразить себе некую ситуацию. В реальности невозможную, но очень важную для комплексного — интеллектуально-эмоционального понимания нынешней идеологической проблематики. Идеологической проблематики вообще и марксистско-коммунистической в особенности.
Ситуация такова: 2016 год. Собирается нынешняя марксистская или, точнее, марксоидная молодежь. Вообразите себе лица: леваки, зюгановцы, фундаменталисты... Словом, всё понятно. Молодежь, тоскуя по глубокому и подлинно марксистскому знанию, заявляет о том, что она чуть-чуть подустала от приобщения к этому знанию, обеспечиваемому такими-то и такими-то. Предлагаю читателям на выбор галерею портретов записных марксистских учительствующих невежд, вполне гоголевского типа по виду и содержанию.
Молодежь не то чтобы бунтует против этих «учителей», но просит их о какой-нибудь встрече с настоящим, очень-очень близким к Марксу носителем марксистского знания. Причем, не абы какого, а супернатурального, ничем не искаженного, реформизму непричастного, к ревизионизму отношения не имеющему, не только Марксом, но и Лениным почитаемому. Галерея гоголевских ликов (грубее говорить не хочу, в отличие от Гоголя и его героев), они же — сообщество начетчиков от марксизма, обеспокоена таким молодежным запросом.
И вразумляет молодежь: «Мол, нет сегодня таких носителей. Много лет прошло и так далее. Слушайте нас, мы ближе всего».
Молодежь отвечает: «Вы, конечно, ближе всего к Марксу, и мы вас будем продолжать слушать. Но нам вдруг дозарезу захотелось чего-то совсем-совсем натурального. Обладающего прямым и непосредственным знанием. Причем, знанием, испитым прямо из рук Маркса, полученным в результате долгих дружеских откровенных бесед с Марксом».
Начетчики пожимают плечами: «Мол, вы в каком году живете?»
Вдруг за спиной молодежи голос: «Товарищи, я обладаю воскресительной силой. Пришел к вам с тибетских гор. И готов по вашему запросу воскресить одного из самых близких к Марксу теоретиков, ни в каком ревизионизме не уличенного, в отличие от всяких там Бауэров и Бернштейнов. Он прочитает вам лекцию и вернется туда, откуда я его позову. Перед прочтением лекции вы сможете убедиться, что он не является подделкой, а я не фокусник».
Начетчики требуют, чтобы этого пришельца невесть откуда выкинули из зала. Но молодежь заводится и говорит: «Либо этот дядя — шарлатан, и мы это обнаружим, либо он может сделать то, что обещает. Так это же прикольно!»
Еще раз подчеркну, что я предлагаю вообразить фантастическую ситуацию. Так что начетчиков вежливо успокаивают, а пришельцу говорят: «Начинай».
Пришелец осуществляет некие действия по воскрешению, и в зале появляется человек, одетый по моде XIX века, немного смугловатый, симпатичный. «Здравствуйте, — говорит, — меня зовут Поль Лафарг. Этот колдун меня воскресил. Можете проверить, что я действительно зять Карла Маркса, его ближайший соратник, уважаемый коммунистами марксистский теоретик, что я не замечен ни в каких уклонах от марксизма, верен коммунистическому движению, что меня почитал Владимир Ленин».
Молодежь проверяет, задает появившемуся из XIX века дяде вопросы и убеждается, перелопатив весь интернет и другие подсобные информационные источники, что перед ними действительно Лафарг, и что он отвечает всем этим требованиям.
«Ну, что ж, — говорит она Лафаргу, — читайте нам лекцию».
Лафарг выходит на трибуну и говорит сначала о Гесиоде и его отце, прибывшем в Аскру из Ким по торговым делам.
Потом о неполных или, точнее, не до конца устойчивых правах гражданства, которыми обладали прибывшие, то бишь те, кого сейчас бы мы назвали мигрантами, о последствиях отсутствия наследуемой крупной земельной собственности, находящейся на территории, куда они прибыли.
Потом о гесиодовском конформизме, который лишь слегка попахивает орфизмом и объясняется этим самым, говоря условно, «чуть-чуть мигрантским» статусом.
Потом об Эсхиле, обладающем совсем другим статусом. Эсхиле как гражданине Элевсина, посвященном в мистерии Деметры и обвиненном в разглашении элевсинских тайн.
Потом о секте орфиков.
Потом об ушедших в подполье матриархальных сектах.
Потом о связи всего этого с Эсхилом и Прометеем. Потом о том, чем нонконформистская позиция Эсхила отличается от конформистской позиции Гесиода.
Потом об Аристотеле и Анаксагоре.
Потом об апостоле Павле и святом Августине.
Потом о проблеме обладания душой и связи этой проблемы с борьбой обездоленных за свои фундаментальные права.
Я понимаю, что ситуация фантастическая. Но, дорогой читатель, ты же обладаешь воображением. Ты просто представь себе, что нечто подобное состоялось. И ты, представив это, вообрази себе, как меняются лица молодежи, слушающей всё это, и лики ее псевдомарксистских опекунов, которые вполне сопоставимы с ликами, которые Гоголь называл не ликами, а иначе.
Я не знаю, читатель, доставляет ли тебе удовольствие лицезрение подобной воображаемой схемы. Но мне доставляет. И немалое. Я просто вижу, как вытягиваются лица представителей молодежного марксизма, как надуваются, ха... Прошу прощения, лики ее псевдомарксистских псевдоортодоксальных учителей...
Я вижу этот зал... У меня возникает сложная, противоречивая и тонкая гамма чувств, порождаемых несоответствием лица выступающего и богатства его интонаций всему тому, что находится в зале. Мне, как говорил поэт по другому поводу, «и больно, и смешно». То есть мне, конечно, прежде всего больно, но и смешно тоже. У меня резко активизируется мыслительный процесс в связи с остротой переживаний. Я вижу это всё не как статичную картину, а как быстро нарастающую сумятицу. Наконец, из этой сумятицы выскакивает нечто или некто. И это нечто или некто восклицает: «Никакой вы не Лафарг! И никто вас не воскресил! Это всё происки Кургиняна!»
«Да, да! — кричат начетчики, — это всё Кургинян, Кургинян! На трибуне Кургинян, превратившийся в Лафарга. А воскрешение Лафарга нам обещал тоже Кургинян, превратившийся в тибетского мага».
«Сгинь! Сгинь!» — скандирует молодежь.
Сгинуть-то я сгину. Но вместо меня на экране за трибуной появляется титульная страница некоего текста. На титульной странице написано: «Институт философии Академии наук СССР».
Ниже — «Поль Лафарг».
Еще ниже — «Религия и капитал».
Потом виньетка. А под нею — «ОГИЗ» — так называлось в сталинскую эпоху объединение государственных книжно-журнальных издательств при Народном комиссариате просвещения РСФСР.
Еще ниже — «Государственное антирелигиозное издательство».
И, наконец, самое сенсационное — «Москва, 1937 год».
Самое средоточие обожаемой фундаменталистами сталинской эпохи.
На экране быстро, одна за другой, переворачиваются страницы. Наконец, появляются 166, 167, 168... И все видят, что это не Кургинян, а Лафарг. Эти «все» лихорадочно бросаются искать какую-нибудь компру на Лафарга и не находят.
Что после этого прикажете делать?
То, что я предлагаю читателю, является своего рода политической медитацией. Поскольку многие читатели мне доверяют, то я очень прошу их — в том числе тех, кто у меня учится, — поработать над восстановлением некоего сна наяву, он же — политическая медитация. Сна, в котором возникла бы («соткалась и развернулась») именно та фантастическая воскресительно-лекционная ситуация, которую я только что описал. Поработайте, пожалуйста, над ее сочным, ярким воспроизведением на экране вашего внутреннего зрения. Не пожалейте сил, не считайте, что я шучу. А я, после того, как вы эту работу осуществите, вернусь и к Орфею, и к темам более современным, но ничуть не менее крамольным.
(Продолжение следует.)
