Отставание и зависимость России в компьютерной элементной базе
Компьютерная техника является неотъемлемой частью жизни огромного числа людей в нашей стране. Компьютерные технологии проникли во все сферы нашей жизни, и поэтому проблемы, с которыми сталкивается страна в этой области, очень важны и могут очень серьезно повлиять на наше будущее. Зависимость от развитых западных стран в этой области может крайне негативно отразиться на безопасности России.
Что мы имеем?
В отраслевом плане мероприятий по импортозамещению в радиоэлектронной промышленности Российской Федерации Минпромторг фиксирует ситуацию, что по позиции «Микропроцессоры отечественной разработки для персональных компьютеров с современными топологическими нормами (16 нм), высоким уровнем производительности...» на момент издания плана (31 марта 2015 года) присутствует «100 % импорта на отечественном рынке». Это относится к гражданскому рынку микропроцессоров.
В Аналитическом вестнике Совета Федерации № 27 за 2014 год (ноябрь) фиксируется: «Применение зарубежной электронной компонентной базы (ЭКБ) по изделиям собственного производства достигает от 5 % до 10 % для ракетной техники, от 10 % до 20 % для систем управления комплексов, от 20 % до 30 % от общей номенклатуры для систем государственного опознавания России. Электронные модули и блоки, поставляемые по кооперации, имеют показатель применения зарубежной ЭКБ до 70 %. В производстве спутников «Глонасс-М» — от 75 до 80 % западных комплектующих».
По шагу технологического процесса на производствах микросхем Россия находится сейчас на уровне 90–65 нм (нанометр — миллиардная часть метра). Причем достоверной информации о серийном производстве в России изделий с шагом технологического процесса 65 нм пока нет. В то же время ведущие зарубежные производители уже работают с шагом 14 нм (Intel и Samsung, TSMC 16 нм). Ведутся работы по разработке техпроцесса 10 нм и 7 нм. Таковы количественные характеристики отставания России в уровне технологий.
Что дает сокращение минимального шага технологического процесса (размера полупроводниковых приборов и расстояния между ними)? Почему производители так борются за него?
Со снижением шага техпроцесса становятся меньше кристаллы микросхем (т. е. больше микросхем помещается на одну кремниевую пластину при производстве), и каждая из них становится дешевле. Одновременно снижаются габариты электронных изделий (не только мобильных телефонов и прочих изделий общего назначения, но и важнейшей спецтехники). С уменьшением размера транзисторов производительность процессора растет, а потребляемая энергия падает.
Однако все это не достигается бесплатно. Процессоры становятся все сложнее и дороже в разработке и изготовлении. Все более жесткие требования предъявляются к оборудованию, все большая точность требуется от измерительной аппаратуры, все выше требования к чистоте и качеству используемых в техпроцессе материалов.
В таблице приведены основные данные выпускаемых в России процессоров: (См. Таблицу 1.)
Как мы видим, процессоры лучших российских разработок производятся не в России, а за рубежом — на Тайване и в Малайзии, что и показано в таблице розовым цветом. Темно-красным цветом помечены процессоры с более низким уровнем заимствования стандартных ячеек западных разработчиков (готовых кубиков, из которых строится проект процессора).
Полностью разработанным в России (выделено серым цветом) оказывается для большинства процессоров только микроархитектура и отчасти архитектура процессора. То есть в этой, важнейшей в современности, сфере технологической безопасности — наша страна сегодня оказывается в глубокой зависимости от зарубежных поставок.
История отставания СССР/России от Запада в электронной компонентной базе
Рассмотрим эту историю с разбиением на поколения электронных вычислительных машин (ЭВМ).
1 поколение
Машины на основе электронных ламп. Советские ЭВМ первого поколения были сделаны с запозданием на несколько лет в сравнении с США, но по уровню разработок отставание было минимальным. Ламповые машины «М-1» Исаака Брука, «МЭСМ» Сергея Лебедева, «Стрела» Юрия Базилевского, «Урал-1» Башира Рамеева — первые в СССР ЭВМ — оказались вполне эффективны для решения основных оборонных и научных задач страны.
2 поколение
Машины на основе транзисторов. Второе поколение ЭВМ можно назвать счастливой юностью советской вычислительной техники. На этом этапе полностью раскрылся гений Сергея Алексеевича Лебедева, создавшего в 1965 году, возможно, лучшую машину того времени, знаменитую БЭСМ-6. Это на тот момент была одна из двух машин в мире с производительностью в 1 миллион операций в секунду. Второй такой машиной была американская CDC 6600, которую разрабатывал знаменитый Сеймур Крей.
БЭСМ-6 выпускалась с 1968 по 1987 год. Она, в том числе, использовалась в советском Центре управления полетами (ЦУПе) во время полета по программе «Союз-Апполон». При этом наш ЦУП проводил расчеты по траектории за одну минуту, в то время как американская сторона это делала за полчаса.
Один из лидеров-разработчиков советских ЭВМ Борис Бабаян так характеризует эту эпоху: «Этот период был насыщен творчеством. В стране было много коллективов, которые занимались вычислительной техникой... В творческом плане, безусловно, доминировал Сергей Алексеевич Лебедев и его коллектив. Его заслуга в том, что он и творчески поставил эту технологию в России, и сумел убедить руководителей страны в важности этого направления... В это время появилось много новых результатов, была конкуренция, были творческие соревнования, направление успешно развивалось. Отставание от Запада уже намечалось, но драматическим не было, мы еще шли буквально шаг в шаг».
Однако уже тогда по уровню микроэлектронной элементной базы БЭСМ-6 уступала американской CDC 6600. В БЭСМ-6 использовались 60 тыс. германиевых транзисторов и 180 тыс. полупроводниковых диодов, а в CDC было уже 6 тыс. типовых модулей по 400 тыс. транзисторов в каждом. Причем модули CDC делались не на кристаллах германия (параметры которого сильно зависели от температуры), а на кремниевых кристаллах. Потому выход советской машины на соответствующий общий уровень производительности, близкий к американскому, был обеспечен только за счет продуманной инновационной архитектуры устройства машины. Именно Сергей Лебедев при конструировании БЭСМ-6 разработал и использовал подходы, без которых сейчас невозможно представить современный микропроцессор.
3 поколение
Электронной компонентной базой (ЭКБ) этого поколения стали интегральные схемы.
Первые полупроводниковые интегральные схемы были произведены в США и СССР практически одновременно, в 1962 году. В США это были схемы Micrologic компании Fairchild Semiconductor (были разработаны по заказу Пентагона и использовались в ядерных стратегических ракетах Minuteman) и SN-51 компании Texas Instruments. В СССР тогда же была выпущена интегральная схема Р12–2 Рижского завода полупроводниковых приборов.
Однако именно в этот период в СССР было принято решение, которое, по мнению научных лидеров и работников отрасли, имело самое пагубное значение для развития советской вычислительной техники. Суть решения в том, что при построении единого ряда универсальных электронно-вычислительных машин (ЭВМ) было решено скопировать архитектуру американской машины IBM 360. Теперь было уже невозможно (как ранее это делал Лебедев) скомпенсировать отставание в электронно-компонентной базе за счет новой продвинутой архитектуры. Так возникло то, что Борис Бабаян, знаменитый разработчик советских и российских ЭВМ, называет запланированным отставанием.
Очевидно, что тот, кто копирует, всегда будет отставать от оригинала. IBM 360 появилась в 1964 году. Решение о копировании было окончательно принято в 1967 году. Технический проект на советскую копию IBM 360 сформулирован в 1969 году. Первые машины-копии созданы в 1971 году, т. е. на 7 лет позже оригинала.
При этом нужно отметить, что решение о копировании пока касалось только класса универсальных ЭВМ и не касалось «малых» машин и суперЭВМ. В области развития последних продолжил работать коллектив, который разрабатывал БЭСМ-6. Следующей их разработкой стали машины «Эльбрус». Здесь советские разработчики продолжали внедрять нововведения в архитектуре ЭВМ, которые были сосредоточены в области распараллеливания вычислений.
Машина «Эльбрус-1» была закончена в 1978 году и стала первой в мире ЭВМ, выполняющей две или более команд одновременно. На Западе распараллеливание вычислений впервые было реализовано лишь в 1992 году в микропроцессоре Pentium следующего поколения, на 13 лет позже, чем в СССР. Однако при этом «Эльбрус-1» по своей производительности на уровне 12 Мфлопс (флопс — единица измерения производительности процессоров) отставал от американской машины 1975 года Cray-1 (80 Мфлопс) за счет менее совершенной электронно-компонентной базы (ЭКБ).
Борис Бабаян утверждает, что «Эльбрус-3», начатый в 1991-м и законченный в 1994 году, был в 2 раза быстрее Cray Y-MP (1988 год), самой быстрой на тот момент американской машины («Эльбрус-3» — 550 Мфлопс, Crаy Y-MP — 330 Мфлопс). Но в 1991 г. в СССР была уже такая эпоха, что машина «Эльбрус-3» оказалась никому не нужна и в серию не пошла, было сделано всего четыре экземпляра. В том числе потому, что ЭКБ для этой машины была использована старая.
Борис Бабаян рассказывает, как к ним в гости приехал Скотт Маккнили, президент фирмы Sun Microsystems: «Он привез первый кристалл Ultra SPARC с несколькими миллионами транзисторов. Здоровый шкаф «Эльбруса-3» — это эквивалент 15 миллионов транзисторов, то есть два-три американских чипа эквивалентны большому шкафу».
Таким образом, в 1991 году отставание СССР на одном из главных направлений развития ЭВМ — в электронной компонентной базе — оказалось уже просто вопиющим. Но накапливалось это отставание гораздо ранее. Уже тогда, когда в СССР не отреагировали на наступление новой эпохи в электронно-компонентной базе — эпохи микропроцессоров.
4 поколение ЭВМ — микропроцессоры
Это машины на больших и сверхбольших интегральных схемах.
Нельзя сказать, что у нас микропроцессорами не занимались. В СССР одним из мест разработки микропроцессоров стал зеленоградский Научный центр, основанный в 1966 году. В его структуру входил Специализированный вычислительный центр (СВЦ), который и проводил научно-исследовательские разработки (НИР) по этой теме. Было принято решение на основе изучения лучших зарубежных образцов разрабатывать универсальный комплект микропроцессорных схем со своей оригинальной архитектурой. Архитектура получила название «Электроника НЦ». На основании нее был создан ряд микропроцессорных комплектов, которые не уступали зарубежным аналогам.
Однако на определенном этапе в СССР и по этому направлению было принято решение о копировании западных образцов. Министерство электронной промышленности (МЭП) в 1981 году приняло решение о прекращении работ по «Электронике НЦ» и переходе к прямому копированию архитектуры машин PDP-11 фирмы DEC. Серия СМ ЭВМ (малые машины) и дальнейшие работы зеленоградцев пошли по этому пути, имея все то же запланированное отставание. Позже они стали копировать процессоры Intel.
Борис Малашевич, много лет проработавший в МЭП, иллюстрирует историю отставания отечественной ЭКБ следующим графиком из своей книги «50 лет отечественной микроэлектронике»: (См. Рис. 1).
Широкой серой полосой на графике обозначен комплексный технический уровень развития мировой микроэлектроники. Верхний край обозначает рекордные характеристики, нижний — границу характеристик современных изделий, отличающих их от устаревших. Жирной линией обозначен уровень лучших советских/российских изделий, вертикальными линиями — моменты принятия стратегических государственных решений, предопределявших успехи и провалы отечественной микроэлектроники.
Как видно из графика, в советский период наши ЭВМ в основном отставали от лучших зарубежных образцов, иногда прорываясь в лидеры, а за время реформ 90-х сильно отстали. Однако, если говорить о среднем уровне ЭВМ, а не лучших образцах, отставание нарастало и в последние советские десятилетия.
Основные причины отставания
В чем же специалисты видят причины отставания?
Реформы Хрущева
Как бывший министр электронной промышленности СССР Александр Шокин, так и исследователь Николай Симонов считают, что серьезную негативную роль в формировании тенденции отставания СССР от США в сфере электронных технологий сыграли реформы Н. С. Хрущева. Переход народного хозяйства в 1957 году от отраслевой системы управления к территориальной привел к упразднению ряда министерств и переподчинению существенной части предприятий региональным советам народного хозяйства — совнархозам. Остальные предприятия остались в ведении и подчинении центральной власти — Государственных комитетов, в том числе ГК по радиоэлектронике.
В итоге в электронной отрасли несколько лет не было единого центра управления и координации исследований и разработок. Лишь в 1961 году был создан ГК по электронной технике, председателем которого вскоре стал Александр Шокин, но в его ведение попала только часть предприятий. Попытки вернуть недостающие предприятия технологических цепочек из совнархозов — пресекались. Тем не менее Шокин сумел, несмотря на жалобы ленинградских руководителей Хрущеву, перевести к себе в Госкомитет радиоэлектроники (ГКРЭ) ленинградский завод «Светлана».
Шокин считал неправильным, что ГКРЭ занимается только наукой. Это создавало барьер между наукой и производством, то есть не позволяло быстро проверять эффективность созданных разработок в промышленных изделиях. Шокин был убежден, что ГКРЭ нужны заводы. Однако Хрущев был против: он считал, что тогда ГКРЭ опять фактически станет отраслевым министерством. То есть произойдет возвращение к системе управления сталинской эпохи, которую Хрущеву нужно было дискредитировать.
Клановая борьба
Не менее болезненный урон развитию советской микроэлектроники, видимо, наносила и борьба элитных кланов в управленческой и промышленной среде СССР. Одним из таких противостояний была борьба между Минэлектронпромом (МЭП) и Минрадиопромом (МРП). Острословы из микроэлектроники сформулировали эту борьбу в виде печальной шутки: «МЭП — Мы Это Предлагаем; МРП — Мы Решительно Против».
В частности, министр МЭП А. Шокин неоднократно выдвигал инициативы по организации взаимодействия министерств. Например, создание государственного стандарта (ГОСТа) на совместную разработку микросхем заказчиком и исполнителем. МРП — сопротивлялся. Долго шла и борьба за то, чтобы МРП производил для МЭП измерительные системы для интегральных схем, от чего МРП также постоянно уклонялся.
Была борьба кланов и внутри МЭП.
Так, у главы Специального Вычислительного Центра (СВЦ в составе Научного Центра в Зеленограде) Давлета Юдицкого был давний конфликт с первым зам. министра МЭП В. Г. Колесниковым. Колесников настаивал на обоснованности копирования западных образцов вычислительной техники (он пошел по этому пути, еще работая в Воронеже, в производственном объединении «Электроника»). Юдицкий же был резко против копирования и разрабатывал в СВЦ свою архитектуру ЭВМ и микросхемы на ней.
Во время смены гендиректора НЦ Колесников смог провести нужное ему решение о переформировании СВЦ в специальное конструкторское бюро — СКБ «Научный центр». Фактически это было расформирование единого СВЦ и его опытного завода «Логика». Юдицкий был переведен в Научно-исследовательский институт точных технологий (НИИТТ), но вскоре ушел и оттуда. Так в результате внутриведомственной борьбы был расформирован один из немногих миропроцессорных центров в СССР, занимавшийся оригинальными разработками. Колесников же продолжал распространять практику копирования западных образцов на весь МЭП.
После выхода Шокина на пенсию в 1985 г. Колесников стал министром Минэлектронпрома. Как пишет упомянутый выше исследователь Борис Малашевич, в это время «в Минэлектронпроме была популярна шуточка: «Не успели оправиться от Шока, как попали под Колесо». Но если «под Шоком» отечественная микроэлектроника создавалась, развивалась и достигала результатов мирового уровня, то «под Колесом» она от этого уровня постоянно отставала».
При Колесникове борьба кланов в микроэлектронике дошла до инициирования уголовных дел. В 1985 году был арестован председатель Главного научно-технического управления МЭП Валентин Пролейко. Ему было предъявлено обвинение в спекуляции тремя магнитофонами, а позже передаче сотрудникам МЭП трех образцов американских искусственных клапанов сердца. Через 2 года Пролейко был осужден по одному пункту обвинения, а еще через 3 года он добился полного оправдания.
А. А. Шокин (сын министра и автор книг о нем, сам работник электронной отрасли) считает, что это дело было частью широкой кампании по дискредитации наиболее передовых групп в системе руководства СССР, причем эта кампания резко усилилась с приходом к власти Горбачева. Главную роль в кампании играли представители сырьевого сектора, которые решили формировать экономическую политику страны на основе продажи за рубеж сырья и покупок на вырученную валюту дешевого импортного ширпотреба. В такой экономической политике не было места развитой электронике и серьезным инвестиционным затратам на нее.
Копирование
Сегодняшними исследователями яростнее всего обсуждаются решения советского руководства копировать зарубежные микросхемы и архитектуру для использования в отечественных изделиях. Причем основная критика звучит в адрес руководства тогдашнего Министерства электронной промышленности (МЭП). Однако нельзя не отметить, что сам министр, тогдашний глава МЭП А. И. Шокин, в своих записках называет решения о копировании и практику копирования порочными.
Одновременно Шокин называет и причины таких решений и такой практики — пожелания и требования заказчиков из всех других министерств.
Дело в том, что часть таких заказчиков занимались копированием/воспроизведением зарубежных электронных изделий целиком и для этого требовала соответствующие комплектующие — полные аналоги западной электронно-компонентной базы (ЭКБ). Одновременно многие советские разработчики собственных электронных изделий и систем хотели их делать из уже имеющихся, проверенных, зарубежных микросхем, не желая тратить силы и ресурсы на участие в разработке новых отечественных электронных компонентов.
В результате вовлечь подавляющее большинство заказчиков в процесс разработки отечественной ЭКБ — никакими усилиями не удавалось. Производители аппаратуры продолжали заказывать у МЭП выпуск прямых аналогов западных образцов. Например, в 1989 году все 318 микросхем, заказанных Министерством промышленности средств связи, были аналогами импортных.
Называлась (и бурно обсуждалась) и причина необходимости и целесообразности копирования архитектуры западных ЭВМ (IBM, DEC, Intel). Говорилось о том, что это, якобы, позволит получить поток дешевого программного обеспечения для советских машин-аналогов. Именно ради этого почти все группы советских разработчиков микросхемотехники были расформированы и собраны в одном Всесоюзном научно-исследовательском институте цифровой электронно-вычислительной техники, ВНИИЦЭВТ.
Откровеннее всех на эту тему высказался Борис Бабаян: «Расчет был на то, что можно будет наворовать много матобеспечения — и наступит расцвет вычислительной техники. Этого, конечно, не произошло. Потому что после того, как все были согнаны в одно место для решения этих задач, творчество кончилось. Образно говоря, мозги начали сохнуть от совершенно нетворческой работы. Нужно было просто угадать, как сделаны западные, в действительности устаревшие, вычислительные машины. Передовой уровень известен не был, передовыми разработками не занимались, была надежда на то, что хлынет матобеспечение... Вскоре стало ясно, что матобеспечение не хлынуло, уворованные куски не подходили друг к другу, программы не работали. Все приходилось переписывать, а то, что доставали, было древнее, плохо работало. Это был оглушительный провал. Машины, которые делались в этот период, были хуже, чем машины, разрабатывавшиеся до организации ВНИИЦЭВТа. Машины с приемлемыми характеристиками ВНИИЦЭВТ стал выпускать только тогда, когда стали копировать не только систему команд, но и схемотехнику. Так, для КАМАЗа была куплена IBM-158, ее разобрали по косточкам и стали делать буквально то же самое. Это было запланированное отставание».
Еще одно мнение о причинах выбора пути копирования западных разработок высказывает Мануэль Кастельс в своей книге 1998 года «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» (на русский язык переведен только I том). Он проводил исследования в России в 1991–1993 годах в Зеленограде и в 1990 году в Новосибирске, в НИИ АН СССР, разговаривая с советскими и российскими специалистами, работающими в электронной отрасли.
Кастельс со слов новосибирцев пишет о том, что среди руководства СССР бытовало мнение, что развитие советской компьютерной отрасли в изоляции — может повлечь ситуацию, когда наши ученые пропустят какой-нибудь важнейший поворотный момент в развитии микроэлектроники, и это станет стратегической угрозой советской власти. Якобы именно по этой причине был выбран консервативный и безопасный подход, когда у нас будут те же машины, что и на Западе, пусть даже воспроизведение аналогов займет некоторое время. Но, мол, чтобы устроить противнику Армагеддон, технологический разрыв в электронных системах в несколько лет будет не важен, лишь бы они работали.
Однако расчеты на успешное копирование западных образцов провалились по всем направлениям. В том числе потому, что для создания архитектуры ЭВМ, совместимой с западной (и, значит, с «уворованным» программным обеспечением) потребовалась еще и совместимость по электронно-компонентной базе. А ее в СССР добиться было чрезвычайно трудно.
Дело в том, что в США в опережающее развитие ЭКБ шли (отметим, преимущественно от военных) гигантские инвестиции. Разработки и промышленное освоение новой элементной базы проходили в режиме особой секретности. Причем особо засекречены были даже не конструкция и параметры микросхем, и даже не параметры производственных технологических линий для изготовления микросхем, а конструкции и технологические показатели оборудования для производства технологических линий. Именно в этой сфере американцы опережали советских разработчиков сильнее всего. (Отметим, что именно оборудование для производства технологических линий и в настоящее время находится в США под охраной режимов максимальной секретности.)
В результате советские копии американских элементов ЭКБ по отдельности даже иногда имели почти такие же технические параметры, как оригиналы, но, будучи собраны на единой плате в приборе, оказывались полностью или частично неработоспособны. И командам имеющихся американских программ подчинялись плохо или не подчинялись вообще. Попытки обойти эти проблемы, разрабатывая в СССР для скопированных элементов ЭКБ собственные схемотехнические и программные решения, были иногда относительно успешны, но очень затратны и по времени, и по ресурсам.
КОКОМ
Еще одним очень существенным фактором советского технологического отставания от США в сфере микроэлектроники стал так называемый «режим КОКОМ».
Началось все с американского Акта о контроле за экспортом 1949 года (The Export Control Act), введенного в начале «холодной войны». Он ограничивал американскую торговлю с «советским блоком», давая президенту США право объявлять эмбарго на поставку любых товаров.
В 1951 году последовал Акт о взаимопомощи в сфере обороны (The Mutual Defence Assistance Act), который давал президенту США право уменьшить или прекратить помощь странам, которые поставляли СССР товары, находящиеся под эмбарго. В 1951 же году и был создан Координационный комитет для многостороннего контроля за экспортом (The Coordinating Committee for Multilateral Export Controls, COCOM). В него вошли все страны НАТО, кроме Исландии, и Япония.
В рамках КОКОМ было введено 5 уровней контроля экспорта в СССР, а далее и в страны «советского блока». От категории, для изделий из которой требуется единогласное разрешение всех стран-участниц на выдачу лицензии на экспорт, до разрешения с возможностью пересмотра на основании предоставляемой ежемесячной статистики экспорта, когда решение принимают сами страны-экспортеры.
Основной целью КОКОМ стало предотвращение продажи в «советский блок» всего необходимого для производства оружия, боеприпасов и военных систем. Вводилось и понятие «товары двойного назначения», обозначавшее, что товар или изделие могут быть использованы как в гражданских, так и в военных целях. В эту категорию с самого начала попадало большинство компьютеров.
Отметим, что в США не было единого мнения по поводу ограничений на торговлю с «советским блоком». Президент Кеннеди в 1963 году, незадолго до своей смерти, написал в Совет по контролю за экспортом письмо с рядом вопросов о политике экспорта. Кеннеди спрашивал, не должны ли США предпринять меры, чтобы получить хоть какую-то плату за то, что СССР и так копирует. В частности, поскольку Западная Европа торгует с СССР и его восточноевропейскими сателлитами, не следует ли и США тоже торговать с ними и получать прибыль.
Президент тогда получил ответ, что в отношении СССР менять политику не надо, а вот с Восточной Европой можно пробовать торговать. Совет по контролю за экспортом указывал, что в Восточной Европе поднимаются силы, стоящие за сопротивление СССР и политические изменения, и активная торговая политика в восточном блоке поможет Америке влиять на эти процессы. Активную политику можно менять в зависимости от ситуации и влиять на изменение этой ситуации. В случае же полного эмбарго хуже уже не сделаешь. Пространства для маневра нет.
Тем не менее, в тот момент Совет по национальной безопасности отклонил эти инициативы Кеннеди и Совета по контролю. Кеннеди настаивать не стал.
Однако к началу 1960-х годов Западная Европа в основном оправилась после войны, стала меньше зависеть от США и начала все активнее торговать с Восточной Европой. В правящих кругах США зрела убежденность в том, что торговля со странами Восточной Европы уменьшит их зависимость от СССР и начнет уводить эти страны все дальше с «советской орбиты». В то же время попытки СССР затормозить этот процесс методами прямого политического и военного вмешательства — скорее всего, лишь приведут к дестабилизации региона.
Президент США Л. Джонсон принял решение опереться на рекомендации Совета по контролю за экспортом, данные в ответе на письмо Кеннеди, и в 1965 году создал комитет Миллера (The Miller’s Commettee) по торговле с Восточной Европой и СССР. В этот период среди западной элиты ширилось понимание благотворности расширения торговли с «Востоком». В 1964 году Хрущев принимал Дэвида Рокфеллера, ранее встречался с главами «Вестингхауза» и «Дюпона».
В то же время советские лидеры также были готовы к закупкам западных технологий в целях экономии ресурсов на исследования и разработки. Алексей Косыгин так сформулировал этот подход в своем докладе на XXIII съезде КПСС в 1966 году: «Мы можем и должны занять достойное место на мировом рынке лицензий. В свою очередь и нам в ряде случаев выгоднее купить лицензию, чем самим заниматься разработкой той или иной проблемы. Закупка патентных прав за границей позволит в новой пятилетке сэкономить сотни миллионов рублей на научно-исследовательскую работу».
К 1967 году Франция, Великобритания, Бельгия и Япония все настойчивее требовали от КОКОМ разрешить им продавать комплектующие для компьютеров в страны Восточной Европы. В конце концов, в октябре 1967 года список КОКОМ был пересмотрен, и около 400 позиций микропроцессорной техники было разрешено продавать в страны Восточной Европы почти без ограничений.
На 1967 год фирма IBM продала компьютеры 1400 серии в Болгарию, Польшу, Чехословакию и Венгрию и собиралась продать машины 360 серии в ГДР. Это могло повлиять на политику советской стороны. Напомним, что в СССР, несмотря на протесты лучших разработчиков ЭВМ в стране, в январе 1967 года было принято решение о копировании именно этой машины, IBM 360. То есть этим решением в рамках КОКОМ США и их западные союзники фактически резко сократили объем потенциального рынка для будущих советских ЭВМ — копий IBM 360 — в странах Восточной Европы.
Внутри США в это время продолжалась борьба вокруг законодательства, ограничивавшего торговлю с Советским блоком. В конце концов в 1969 году был принят измененный Акт управления экспортом (The Export Administration Act), который разрешал экспорт всех товаров, которые уже и так находятся в свободном доступе у американских союзников, по собственным решениям этих союзников. Такой подход фактически поставил СССР в ситуацию, когда от его «поведения» стало зависеть, одобрят ли американские союзники продажу ему тех или иных технологий или нет.
Одновременно страны Западного блока инициировали политику активного целевого кредитования стран «советского блока» на покупку этими странами западных товаров. «Приоткрытые шлюзы КОКОМ» плюс доступ к кредитам подействовали очень эффективно. Совокупный долг стран «советского блока» в 1991 году составил более 186 млрд долл. В то же время продавать на Запад и в Восточную Европу компьютеры-копии из СССР оказалось невозможно — они были слабыми и устаревшими.
Таким образом, инициатива с КОКОМ и кредитной политикой Запада в отношении стран Восточной Европы оказалась изощренной акцией экономической войны против «советского блока», и прежде всего против СССР.
Пагубность отставания и зависимости
Одно влечет другое. Если в стране нет производства своих изделий микроэлектроники необходимого уровня, придется покупать импортные и, таким образом, ставить себя в зависимость от зарубежных — нередко вовсе не дружественных — поставщиков и разработчиков. Причем давно известно, что такого рода зависимость открывает для противников страны широкие возможности нанесения ей стратегического ущерба.
Так, например, по свидетельствам ряда осведомленных экспертов, почти полная пассивность системы противовоздушной обороны Ирака во время операции антииракской коалиции в 2003 г. была связана с тем, что иракцы доверили создание интегрированной системы управления национальной ПВО французам, которые «интегрировали» в эту систему управления отключающие микроэлектронные «закладки».
Сейчас, после событий на Украине и наложенных на нашу страну санкций, российская космическая отрасль столкнулась с проблемой острой нехватки микроэлектронных комплектующих для космических аппаратов. Вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин заявил следующее: «Сейчас мы находимся в условиях, по сути дела, запрета на поставки в Россию компонентной базы радиационностойкой из США, из стран Запада». Рогозин также заверил, что Россия наладит собственное производство таких компонентов.
Пока же Россия переключается на китайских поставщиков аналогичных электронных компонентов. Однако здесь нас подстерегают другие сложности.
Во-первых, китайская продукция не всегда в полной мере соответствует требованиям наиболее жестких условий эксплуатации. Во-вторых, как сообщил президент НП «ГЛОНАСС» Александр Гурко, китайские поставщики, пользуясь своим положением монополиста на российском рынке после введения санкций Запада, подняли цены на свою продукцию в 3–4 раза.
В этих условиях России тем более необходимо следовать заверениям Рогозина и максимально активно налаживать разработку и выпуск необходимой номенклатуры микроэлектронной продукции.
Сейчас, похоже, эта задача осознана и заявлена руководством страны в качестве одного из главных приоритетов. Причем эти заявления уже подкрепляются конкретными действиями по поддержке усилий разработчиков микросхемотехники, а также модернизации производства в Зеленограде. По оценкам многих специалистов, перспективы восстановления былого состояния отечественной электроники не утеряны. В частности, далеко не все наши прежние заделы в сфере архитектуры микропроцессоров обесценены временем.
Однако для реализации этих заделов требуются большие финансовые и технологические «вливания» в отрасль производства микроэлектронных полупроводниковых изделий. И пока, увы, нет уверенности в том, что нынешняя российская власть настолько осознает важность этих вливаний, что готова действовать вопреки привычным схемам перераспределения нефтяных доходов и «оптимизации» расходов.
Но повторим: нельзя говорить об окончательном поражении нашей микроэлектроники. В нашей истории уже случались невероятные рывки, проявления «Русского чуда». В этой истории и атомный проект, и полеты в космос, и великолепная военная техника, и — подчеркнем — однажды уже происходившие пионерные прорывы в той же микроэлектронике.
Это вселяет надежду на то, что народ нашей страны еще не раз сможет совершить «Русское чудо».